Владимир Пучков - Тень великого канцлера
— Неясыть! — Фон дер Шнапс удивленно приподнял брови. — Вот уж кого не ожидал увидеть! По слухам, тебя сожрали циклопы!
— А я не я, и лошадь не моя! — криво усмехнулся агент и, слегка прихрамывая, подошел к столу.
— Когда я делал заказ, — начал барон, — я не знал, что ты жив, иначе обратился бы прямо к тебе. Я всегда предпочитал иметь дело с проверенными людьми…
— Жив? — Неясыть изобразил на лице скабрезную мину и злобно расхохотался. — Жив, говорите… Так вот, милейший барон, меня действительно сожрали циклопы. Они только одного не учли. — Агент перешел на шепот: — Их слабые желудки не сумели меня переварить. И я вышел!
Барон изменился в лице:
— Неужели через…
— Да, да, именно так, — сморщился Неясыть, словно воспоминание причиняло ему боль. — Вышел через задний… Тьфу! Поверьте, барон, это было очень, очень больно и неприятно.
— А что же дальше?
— А дальше — дело техники. Не забывайте, я все-таки боевой маг и умею восстанавливаться… в известных пределах. В общем и целом я сумел регенерировать. Правда, некоторые части организма пришлось заменить искусственными. Но к делу! — Он распахнул плащ и выложил на стол корону и скипетр.
— О! — Фон дер Шнапс выскочил из-за стола и схватил царские регалии. — Айн момент! Я проверить регалий на подлинность!
Неясыть снова поморщился:
— Бросьте, барон, бросьте свой дурацкий акцент. Оставьте его для… Миледи. А я хорошо знаю, кто вы есть на самом деле, и… довольно об этом.
Барон сделал вид, что не расслышал последней фразы, и склонился над регалиями, шепча заклинания, похожие на обычный русский мат.
— Чуфырь! — воскликнул он наконец и воздел руки.
И в тот же момент корона и скипетр вспыхнули нестерпимо чистым алмазным сиянием. Барона и Неясыть разнесло в стороны, словно ураганом. У фон дер Шнапса тут же заболел весь организм. Неясыть чувствовал себя не лучше, он прислонился к стене и хватал ртом воздух.
— Хурма! — хрипло выкрикнул барон. Сияние мгновенно погасло.
— Вот так-то лучше! — Фон дер Шнапс, неуверенно перебирая ногами, подошел к столу и взял корону в руки.- Да. Это подлинник, — он снял с головы кардинальскую шапочку, водрузил на себя корону и тут же расцарапал себе голову.
— Вау! Как такое можно носить?
— Ничего, Дормидонт носит, — сухо заметил агент.
— Ему что, он дубовый, а у меня шкура нежная, — пожаловался барон, снимая корону. — Теперь у нас есть что предъявить общественности! Простейшая многоходовка, и Лодимерское княжество у нас в кармане! — он весело рассмеялся. Однако Неясыть остался серьезен.
— А тебе, мой друг, полагается особая премия, — улыбнулся барон. — Чем предпочитаешь: гульденами, тугриками, динарами?
— Евро, — криво улыбнулся Неясыть.
— Чем-чем? — не понял фон дер Шнапс.
— Шучу. Гульденами пойдет. Только… — Тут Неясыть подошел ближе и прошептал: — Мне бы с моими врагами рассчитаться! Поможете?
Барон изобразил непонимание:
— Разве у вас есть враги? Я имею в виду — живые враги, — поправился фон дер Шнапс.
— Есть, — выдохнул Неясыть. — И вы их знаете! Это лодимерские богатыри.
Барон поскучнел:
— Да, да. Что-то припоминаю. Но, боюсь, вы опоздали, мой друг! Миледи занялась ими вплотную.
— Миледи? В смысле — Яга? — Неясыть облегченно рассмеялся. — Ну что вы, барон! Ей с ними не справиться! Зато я знаю к ним такой подход, что они только крякнут. Но мне нужна ваша помощь. Правда, совсем небольшая. — И он, склонившись, что-то быстро прошептал барону.
— Так просто? — удивился фон дер Шнапс. — И ты считаешь, что дело верное?
— Неясыть утвердительно кивнул:
— Верней быть не может! Барон расцвел:
— Ну что ж. Я тебе помогу. И это, гульдены не забудь, они лишними не бывают!
14.
Бежать было скучно, и Муромец не нашел ничего лучшего, как петь песни. Он орал про калинку, про одинокую березоньку во поле… по ходу дела расчувствовался и прослезился. Затем из глубин своей памяти извлек странную песню про зайцев, которые косят трын-траву, и еще более странную песню про Лодимерский централ. От этих песен с деревьев слетала листва и сыпались сухие мелкие ветки. Показавшаяся на горизонте грозовая туча, подумав, решила убраться восвояси и свернула в сторону. Между тем начало темнеть, и пора было побеспокоится о ночлеге.
— Переходим на шаг! — скомандовал Муромец, — Ать-два!
Друзья, пыхтя и отдуваясь, как паровозы, перешли на шаг, а там и вовсе остановились. И вовремя: впереди мерцал крохотный красный огонек, и было неясно, друг это или очередная вражина. Муромец был склонен думать, что это одинокий домик дровосека, где они смогут переночевать и перекусить. Попович утверждал, напротив, что это извергается маленький вулкан, и советовал проявить осторожность.
— А ты, Яромирка, что думаешь? — Илья тихонько толкнул приятеля плечом.
— Я ничего никогда не думаю, — сказал Яромир, — думать для организма вредно. Я мыслю и считаю.
— Вот и я тоже! — восхитился Илья. — Мы с тобой прям близнецы! Когда я думаю, у меня в нутре наступает щекотка, а в голове хлюп, словно кто в сапогах по болоту чавкает!
Добрыня поморщился, вздохнул, покосился на Поповича.
— Ну, хорошо, — сказал Алеша. — А что ты считаешь?
— Ворон! — бодро сказал Яромир. — Вон сколько их туда слетелось, все деревья обсели, аж ветки ломятся. И я мыслю, что это не к добру.
Богатыри озадаченно посмотрели сначала на небо, потом на Яромира.
— Н-да! — Добрыня почесал затылок. — А мне вот и невдомек. В самом деле, что-то тут нечисто!
— Так что будем делать, братцы? — Илья затоптался в нетерпении. — Давайте решать побыстрее, сильно кушать хочется!
— Потерпишь.- Добрыня бесцеремонно похлопал Муромца по тугому животу. — Я бы на твоем месте вообще попостился. Так и целлюлит заработать недолго.
— А что это за хрень? — прищурился Муромец.
— Это не хрень, а хворь, — поправил его просвещенный Попович. — Характеризуется некоторой дряблостью и общей помятостью.
— Ну, мне это не грозит! — отмахнулся Илья. — Это когда я голодный, брюхо провисает. А когда поем, оно снова как барабан! Короче, что решаем?
Яромир принял глубокомысленный вид:
— Тут можно поступить по-разному. Например, развернуться и топать назад. Но для святорусского богатыря это невместно!
— Да уж, — покачал головой Илья. — Оно, конечно бы, можно, но никак нельзя!
— Хорошо бы налететь и все разнести в клочки! Но тогда не узнаем, что там творится.
— А это еще почему? — удивился Добрыня.
— Не успеем, — пояснил Яромир.
— Верно, — вздохнул Илья. — Так и бывает: наваляешь кому-нибудь горяченьких, а потом выясняется, что это был боярский сынок…
— Или сам боярин, — расхохотался Алеша Попович.
— Поэтому, — продолжил Яромир — нам надо осторожно подкрасться и разведать, что там и как. Всякое может быть. Предупрежден, значит, вооружен.
Последняя фраза Добрыне очень понравилась.
— Это ты здорово сказал, — прогудел он. — Прямо в точку! Значит, разузнаем, кто там огонь палит, быстренько свернем мерзавцу шею и перекусим.
— Никитич, ты что-то заговариваться начал, — нахмурился Илья. — Свернем шею и перекусим! Если свернем шею, зачем ее еще и перекусывать? Пустое дело, да и противно, если честно сказать. Мы ж не упыри!
Добрыня запыхтел и постучал пальцем по виску:
— Я не это имел в виду, старая ты балда! Я сказал, что перекусим, в смысле пожрем! У меня в рюкзаке, между прочим, две палки колбасы. Любительской, с чесночком!
— А большие палки-то? — заинтересовался Яромир.
— Средние. Но есть еще хлеб…
У богатырей дружно забурчали животы.
— Пошли скорей! — не выдержал Илья. — А то я уже худеть начал, — он снова похлопал себя по тугому животу.
— Идем, идем, только тихо!
Стараясь не шуметь, друзья двинулись вперед. На дороге лежали тени от огромных елей. Эти тени казались похожими то на ямы, то на сгнившие поваленные деревья. Друзья ступали аккуратно, чтобы не выдать себя. Пламя то замирало, то вспыхивало с новой силой, будто огненная бабочка за стеклом пыталась вырваться на волю. А черные птицы все летели и летели, словно подхваченные ветром. На душе у Яромира стало муторно и тревожно. Такого он еще не видел.
Украдкой богатырь поглядывал на своих друзей. Куда делась неуклюжая громоздкость Ильи Муромца! Он бесшумной тенью скользил между валунов, деревьев и замшелых светящихся пней. Добрыня и Попович шли рядом. Он чувствовал за спиной их ровное, легкое дыханье. «Ну, раз они не боятся, — подумал он, — значит, и мне неча трусить! В крайнем случае, размечу, потопчу, и вся недолга!»
Идти стало труднее. Темнота навалилась, как душный медведь, и сразу все исчезло: и дорога, и деревья, и камни. Огонь впереди словно бы отделился от земли и, мягко покачиваясь, поплыл в черном древнем небе.
Послышался стук. Илья чуть слышно чертыхнулся. С потревоженной сосны на землю слетела ветка.
