Анастасия Завозова - Таран и Недобитый Скальд
— Ой, мамочки! — пропела я. — Никак ушиблись, ваша светлость?
Барон уже поднял руку, чтоб звучно закатать мне в лоб, но я увернулась, и его кулак близко познакомился с обшивкой кареты. От обилия впечатлений мужик запыхтел, как американский паровой каток при встрече с русскими дорогами. Однако барон оказался сообразительным и вовремя понял, что со мной лучше не связываться. Он уселся на сиденье напротив и злобно зыркнул на меня.
— Еще одна такая выходка, и окажешься там, откуда я тебя вытащил! — пригрозил он мне.
Ха! Еще одна такая выходка с его стороны, и он окажется там, откуда уже никого не вытаскивают. Но это высказывание я предпочла оставить при себе вкупе с целой головой и личиком, не тронутым синяками и ушибами.
Я решила сменить тему и невинно поинтересовалась:
— Так что же мне предстоит делать?
— Объясню, когда приедем домой, — буркнул барон. — Я нанял не только тебя.
О, так мне предстоит работать в паре или в группе? Это уже хуже. За дикую нелюбовь к стадному коллективизму меня не переваривали все учителя и почти все одноклассники еще в школе. Правда, после того как я значительно проредила прическу нашей старосте, объясняя, что овец в нашем классе и без меня хватает, меня оставили в покое. Я надеялась, что здесь мне не придется вспоминать прежние навыки…
— Тогда можно узнать, почему вы выбрали именно меня для выполнения вашей работы? — поинтересовалась я.
— Только потому, что тебя не успели внести в списки, — ответил барон. — Мне нужен был человек, которого никто не будет искать. Посуди сама, дома тебя уже считают мертвой, а в суде инквизиции о тебе и слыхом не слыхивали. Тебя просто кинули в городскую тюрьму, рассчитывая на то, что при следующем обходе тебя внесут в списки заключенных или переведут в подземелья инквизиции. Но они не успели…
Ловко! Этак меня и прибить можно безо всяких последствий. Зароют где-нибудь втихаря и даже цветочка сверху не поставят.
Я вздохнула и привольно разлеглась на сиденье кареты. Ну хоть посплю как человек… Засыпая, я мельком подумала про Улу. Что на этот раз отвлекло его от своих прямых обязанностей?..
Мы очень долго добирались до места. Кажется, мы тряслись в карете около двух дней или вроде того. Я жутко устала от постоянной тряски и поэтому проспала почти весь остаток пути.
Проснулась я от мощного толчка в плечо. Оказывается, барон вмазал мне своей тростью, чтобы дать понять, что мы добрались до места. Я подавила искушение подставить ему ножку при выходе, боясь за сохранность аристократического, а заодно и своего черепа.
Приехали мы отнюдь не во дворец. Перед нами был обычный крестьянский хутор. Похоже, барона здесь ждали, потому что ворота открьшись почти мгновенно. Кто-то подбежал к карете и начал распрягать лошадей. Я резво побежала к воротам.
Барон медленно выполз из кареты, сохраняя достоинство и равновесие. Пока он обретал землю под ногами и не обращал на меня внимания, я попыталась оценить обстановку на предмет ведения здесь подрывной деятельности, партизанской борьбы и отступления в глубь лесов. К сожалению, хутор был по всему периметру огорожен высоким забором, делавшим побег с моими оценками по физкультуре делом почти невозможным. Зато в грязи, являвшейся естественным земляным покрытием двора, можно было утопить чемпиона по борьбе сумо, и это обнадеживало.
Чертыхаясь, ко мне приблизился барон.
— Иди за мной, — коротко бросил он, и я послушно зашлепала за ним.
Мы вошли в маленькую комнату, освещенную единственной свечой. Из угла раздавался громкий храп и сопенье. Похоже, спящий занял единственную лавку, так что барон не стал особо с ним церемониться и, применив свой излюбленный запрещенный прием тростью, освободил себе место. На свет выползло нестриженое и немытое существо мужского пола. (В моем времени такой имидж называется “программист”.) Пока что это был студент…
Но об этом я узнала позже. Парень потянулся, зевнул и вытаращился на меня. Затем он осклабился и выдал:
— Да, красотка, вижу, предстоящая работа будет нескучной.
Программист и есть! Где его учили ухаживать? В оздоровительном лагере для жертв аборта и сессии? Я презрительно глянула на новоявленного героя-любовника и кинула:
— Доживи сначала.
Тот заржал. По-моему, он не понял, что я серьезно…
Барон треснул своей палкой по столу и рыкнул:
— Тихо! Сейчас отправляйтесь спать, а утром я объясню, что вам предстоит делать.
Подобное отношение напомнило мне известное развлечение любителей садистского юмора. Такой шутник звонит кому-нибудь часа в три ночи и, когда трубку поднимает человек в состоянии разъяренной амебы (в том смысле, что не соображает, но шевелится), вежливо говорит: “Ой, простите, вы уже, наверное, легли спать… Я, пожалуй, перезвоню утром”. Затем садист наслаждается длиннейшим матерным опусом и воображаемым выражением физиономии жертвы. Примерно такое же личико стало у разбуженного мальчика, но он промолчал. Что ж, видно, его знакомство с палкой барона было более продолжительным…
От ужина я отказалась, так как ужасно хотела спать. Поэтому я сразу заползла на чердак, где меня устроили на ночь. Но не успела я заснуть, как услышала, что по лестнице кто-то карабкается. Когда в чердачном проеме показалась немытая рожа “программиста”, церемониться я не стала. Как только он, ухмыляясь, нарисовался целиком, я метким ударом пяткой ниже пояса отправила его считать лестничные перекладины. Помнится, этому приему меня обучила подруга. Для справки, он называется “женская логика”.
Позже, когда в доме затихли вопли типа: “Кто-то ломится в дверь! Грета, встань у окна и пугай воров, не зря же я на тебе женился!” — я вновь услышала знакомый скрип покалеченной лестницы. Я спешно начала припоминать другой прием под названием “для тех, кто не понимает женской логики”. Студент и впрямь оказался камикадзе… Уже потом, когда я услышала его сдавленный хрип под лестницей, а Грету в очередной раз послали отпугивать воров, мне показалось, что в зубах несчастного студента был зажат белый платок.
В третий раз заскрипела лестница, и я всерьез решила, что мозговое содержимое черепушки студента серьезно пострадало в результате моих приемов. Но когда на этот раз в проеме нарисовалось что-то смахивающее на белую простыню, а вслед за ней сине-фиолетовое личико студента, я удосужилась спросить:
— Не спится, милый?
— Дура, — прошепелявил несчастный. — Я же поговорить с тобой хотел…
— Ну так бы сразу и сказал, — пожала плечами я. — О чем же ты хотел со мной поговорить? Погода хреновая, дороги мерзкие или доллар опять упал ниже плинтуса?
— Че, правда? — заинтересовался студент. — А как там индекс Доу-Джонса?
Я икнула и плюхнулась в груду сена. Почувствовала, что ноги отнялись вместе с даром речи. Охая, парень вполз внутрь и деловито принялся обматываться простыней на манер бронежилета. Наконец я обрела возможность членораздельно выражаться и выдавила:
— Ты откуда про индекс знаешь?
— Оттуда же, откуда и ты, — просто ответил студент. — А ты что, тоже согласилась на исследования по реинкарнации?
Я кивнула. В голове не осталось места для самых простых мыслей и рефлексов, но я надеялась, что смогу какое-то время кивать на манер советской неваляшки.
— Я тоже, — вздохнул студент. — И вот застрял здесь. Я так обрадовался, когда у тебя за спиной на несколько секунд показался твой Помощник. Поговорить с тобой хотел по-человечески, а ты меня… с лестницы… — кажется, он всхлипнул.
Я быстро приходила в себя. Ну и дела! Что же все это значит? Неужели эти исследования не так безопасны, как мне до сих пор казалось? Я-то искренне считала себя единственной и притом случайной жертвой несчастного случая, вызванного неумеренным трудолюбием электрика дяди Жоры и его любимой поллитры. Я внимательно посмотрела на парня, но не смогла вспомнить его среди участников эксперимента, а зрительная память у меня развита очень хорошо. Нет, его точно не было в НИИЧе. Как же он тогда попал сюда?
— Как ты здесь оказался? — спросила я.
— Исследования и эксперименты по этому вопросу впервые начались у нас, в Оксфорде…
— Ой, а я там чуть не побывала в одной из своих прошлых жизней! — радостно перебила его я, и только потом до меня дошло, что он сказал. — В Оксфорде? Но это же в Англии! Хочешь сказать, что ты англичанин?!
— Ну не совсем, моя мама — шотландка, — потупился студик. — Но я родился в Лондоне.
Ничего себе! Неужели кто-то решил создать в прошлом интернациональный санаторий для заблудших душ? И сколько их скитается здесь?
— Продолжай! — потребовала я.
История бедного невезучего студиозуса оказалась крайне грустной и душещипательной. Так же как и я, он постоянно видел один и тот же эпизод из своей прошлой жизни и согласился на ретроспективный гипноз, чтобы прояснить ситуацию. Дальше он ничего не помнил. Его Помощник объяснил, что гипноз слишком сильно подействовал на его ментальное тело и оно решило отправиться в свободный несанкционированный полет по своим прошлым жизням. Судя по рассказу студента, его Помощник оказался еще большим балбесом и трусом, чем мой. В первой же жизни они нарвались на страхолюдинку в черном балахончике, наподобие той, что мы с Улой видели за спиной де Линта. Помощник студента, разумеется, выпал в осадок ровной кучкой. Эта кучка чем-то приглянулась девушке в черном, поэтому она без лишних слов подхватила ее в объятия и унесла куда подальше. Скоммуниздила, в общем, небесный инвентарь. Бедный англичанин остался один в незнакомой стране без пятичасового чая, зонтика и Хранителя. Порыдав и подергав растительность на голове и других частях тела, студент, однако, быстро сориентировался и научился даже находить места, где открываются проходы в другие эпохи.
