Дуглас Адамс - Путеводитель по Галактике для автостопщиков
Он в страхе закрыл глаза.
Через какое-то время он почувствовал, что скорость снизилась, а немного позже понял, что они постепенно останавливаются.
Он снова открыл глаза. Они по-прежнему были в серебристом туннеле, но теперь они сновали и петляли по целому подземному лабиринту. Наконец, они остановились в небольшой камере с округлыми стальными стенами. Здесь сходились несколько туннелей, а в дальнем конце камеры Артур увидел большой круг неясного, раздражающего света. Он раздражал тем, что действовал на глаза, невозможно было сфокусировать на нем взгляд или понять, насколько он далеко или близко. Артур предположил (и был неправ), что это ультрафиолетовый свет.
Слартибартфаст торжественно посмотрел на Артура.
— Землянин, — сказал он, — мы находимся глубоко в сердце Магратеи.
— Откуда вы знаете, что я землянин? — удивился Артур.
— Скоро тебе все станет ясно, — мягко сказал старик. — По крайней мере, — добавил он с некоторым сомнением в голосе, — яснее, чем сейчас.
Он продолжал:
— Хочу предупредить тебя, что помещение, в которое мы сейчас проследуем, не существует в буквальном смысле внутри нашей планеты. Оно слишком… велико. Мы пройдем через шлюз в огромное гиперкосмическое пространство. У тебя это может вызвать шок.
Артур издал какой-то нервный звук.
Слартибартфаст нажал кнопку и добавил, не совсем убедительно:
— Я и сам очень боюсь. Держись крепче.
Аэромобиль рванулся вперед, прямо в круг света, и Артур неожиданно для себя отчетливо понял, на что похожа бесконечность.
В действительности это не было бесконечностью. Бесконечность сама по себе выглядит плоско и неинтересно. Глядя в ночное небо, вы видите бесконечность: расстояние необъемлемо и оттого бессмысленно. Помещение же, в которое попал аэромобиль, было отнюдь не бесконечным. Оно было просто громадным, настолько, что давало гораздо лучшее представление о бесконечности, чем сама бесконечность.
Мысли Артура вертелись и прыгали, когда они с неизмеримой скоростью передвигались в пространстве, а шлюз, через который они проникли сюда, остался где-то позади невидимым булавочным уколом в мерцающей стене.
Стена.
Стена бросала вызов воображению, она пленяла его и сокрушала. Стена была парализующе огромной и отвесной, она тянулась вверх, вниз и во все стороны, теряясь из вида. Человек мог умереть просто от шока, вызванного головокружением.
Стена казалась совершенно плоской. Потребовалось бы точнейшее лазерное измерение, чтобы определить, что, головокружительно ниспадая вниз, бесконечно поднимаясь вверх и простираясь в стороны, она все же изгибается. Ее края смыкались через тринадцать световых секунд. Другими словами, эта стена представляла собой внутреннюю поверхность полой сферы диаметром свыше трех миллионов миль, залитой невообразимым светом.
— Добро пожаловать, — сказал Слартибартфаст. Их аэромобиль двигался в три раза быстрее скорости света и казался сейчас крохотной пылинкой, ползущей незаметно для глаз в этом умопомрачающем пространстве. — Добро пожаловать, — сказал он, — в нашу мастерскую.
Артур смотрел по сторонам с ужасом и изумлением. Перед ними, на расстоянии, которое он был не в состоянии ни оценить, ни даже осознать, рядами висели в пространстве сумрачные сферические тела, окруженные непонятными конструкциями, сплетенными из металла и света.
— Здесь, — сказал Слартибартфаст, — мы создаем большинство наших планет.
— Вы хотите сказать, — сказал Артур, с усилием подбирая слова, — что вы решили начать снова?
— Нет, нет, что ты, — воскликнул старик. — Галактика еще недостаточно богата для этого. Нет, нас разбудили, чтобы мы выполнили один чрезвычайный заказ для очень… особенных клиентов из другого измерения. Тебе это может быть интересно… посмотри, вон там, подальше, впереди.
Артур посмотрел туда, куда указывал старик, и разглядел конструкцию, о которой тот говорил. Она была единственной из всех, подававшей признаки какой-то активности, хотя это было скорее некое интуитивное впечатление, чем что-то конкретно видимое.
Но именно в этот момент яркая дуга пробежала по конструкции, отчетливо высветив поверхность заключенной в ней темной сферы. Артур увидел знакомый рисунок, неясные контуры, которые он знал подсознательно, как он знал слова, и которые составляли часть его сознания. Несколько секунд он сидел, пораженный, а образы бешено кружились в его голове, пытаясь улечься и обрести смысл.
Одна часть его мозга говорила, что он прекрасно знает, что это за контуры, а другая отказывалась принять эту идею и отказывалась от ответственности думать в этом направлении.
Снова вспыхнула дуга, и в этот раз не было никакого сомнения.
— Земля… — прошептал Артур.
— Пожалуй, Земля, версия номер два, — радостно сказал Слартибартфаст. — Мы делаем копию по нашим старым чертежам.
Последовала пауза.
— То есть, вы хотите сказать, — проговорил Артур медленно и с расстановкой, — что Землю создали вы?
— О да, — ответил Слартибартфаст. — Ты бывал в месте, которое называлось, кажется, Норвегией?
— Нет.
— Жаль, — сказал Слартибартфаст. — Это я ее проектировал. И даже получил премию. У нее были такие симпатичные ажурные края. Я очень расстроился, когда узнал, что ее уничтожили.
— Вы расстроились!
— Да. Еще пять минут, и это не имело бы такого большого значения. Как досадно и нелепо.
— А?
— Мыши были вне себя.
— Мыши были вне себя?
— Да, — кротко сказал старик.
— Ну да, наверно и кошки тоже, и собаки, и утконосы, но.
— Но только они за это не платили, правда?
— Послушайте, — сказал Артур, — может, мне лучше не тратить время, а просто взять и сойти с ума?
Некоторое время аэромобиль летел в неловком молчании. Затем старик попытался спокойно объяснить.
— Землянин, планету, на которой ты жил, нам заказали и оплатили мыши, которые ею и правили. Ее уничтожили за пять минут до того момента, ради которого она, собственно, и была построена, и теперь нам приходится строить вторую такую же.
Разум Артура зафиксировал только одно слово.
— Мыши? — спросил он.
— Именно, землянин.
— Извините, не понял, вы говорите о маленьких зверьках с белой шерстью, которые ассоциируются с сыром и с визжащими женщинами, стоящими на столах, из комедий начала шестидесятых?
Слартибартфаст вежливо кашлянул.
— Землянин, — сказал он, — мне иногда трудно понять твою речь. Не забывай, что я проспал пять миллионов лет, и мало что знаю о комедиях начала шестидесятых, о которых ты говоришь. Создания, которых ты называешь мышами, не совсем такие, какими кажутся. Это лишь проекция на наше измерение огромных гиперразумных всемерных существ. Все, что касается сыра и визга — просто внешнее проявление.
Старик помолчал и продолжал, сочувственно нахмурившись:
— Боюсь, что они просто ставили на вас опыты.
Артур подумал немного, и лицо его прояснилось.
— Теперь я вижу, — сказал он, — почему мы не поняли друг друга. Видите ли, это мы ставили на них опыты. Их часто использовали в бихевиористских исследованиях — Павлов, и все такое. На мышах проводили различные тесты, учили их звонить в колокольчики, заставляли бегать по лабиринтам и прочее, чтобы исследовать природу процесса обучения. На основе наблюдений за их поведением мы узнавали важные вещи о самих себе.
Артур замолк, осекшись.
— Как тонко!.. — сказал Слартибартфаст. — Это достойно восхищения.
— Что? — спросил Артур.
— Разве можно было лучше скрыть свою настоящую природу и направить вашу мысль? Побежать по лабиринту не в ту строну, съесть не тот кусочек сыра, неожиданно умереть от миксоматоза. Если все это тщательно рассчитать, то кумулятивный эффект будет колоссальным.
Он помолчал.
— Видишь ли, землянин, это исключительно мудрые гиперразумные всемерные существа. Твоя планета и народ составляли матрицу органического компьютера, выполнявшего десятимиллионолетнюю исследовательскую программу. Позволь мне рассказать тебе эту историю. Это займет какое-то время.
— Время для меня теперь не проблема, — уныло сказал Артур.
Глава 25
Существует множество вопросов, связанных с жизнью, самые популярные из которых: «Для чего люди рождаются на свет?», «Почему они умирают?», «Почему тратят столько времени на электронные часы?»
Много-много миллионов лет назад раса гиперразумных всемерных существ (чье физическое проявление в их всемерной вселенной практически не отличается от нашего) так устала от постоянных споров о смысле жизни, которые отвлекали их от их излюбленного времяпрепровождения — брокианского ультра-крикета (забавная игра, заключающаяся в том, чтобы неожиданно ударить человека без видимой на то причины и убежать), — что решила сесть и решить все вопросы раз и навсегда.
