Сергей Панарин - Побег из Шапито
– Он хотеть меня съесть! – завопил пернатый немец. – Оцени его клыки!
Трезор проговорил, не убирая высунутый язык:
– Ну и хозяин у тебя, дядь Петь… Страхоил похлеще лесника. Я-то, правда, сам его не видал, но мамка постоянно им пугает. Дескать, буду себя плохо вести, отдаст в лес Прохору. И ну рассказывать, какой он ужасный, я аж писать начинаю хотеть.
– Он нихт хозяин! Он друг! – запротестовал петух.
– Да как ни называй. Вот люди тоже заладили: «Собака друг человека, собака друг человека», – а сами ведут себя вовсе не по-дружески.
– О’кей, малой, иди домой, – не по обычаю кратко велел хмурящийся Ман-Кей.
– Нет, вы точно какие-то странные, – буркнул Трезор и ушёл.
– Я хочу серьёзно подозревать, что мальчик будет вернуться с подмога, – сказал Петер. – Исключительно подозревательный тип. Объявил нас шпионами.
– Не грузись, брателло, не его это дело. Не поднимет тревогу, больно чести щенку много.
– Хотеть бы верить. Кстати, он показал сад с фруктом. Ты сможешь иметь завтрак, хозяин!
– Эй, Петер, в голове ветер? Ты принял близко к сердцу слова какого-то мелкого перца? Да будь я хоть пони, дельфин или панда, я б остался твоим другом… Потому что мы – банда!
Эм Си шутливо потрепал петуха за гребень. Петер вроде бы перестал дуться.
Совсем близко раздался лай. Гам приближался. Циркачи поняли, что Трезор всё же поднял переполох.
– В сарай! – крикнул шимпанзе, стартуя к распахнутой двери. Петух понёсся за ним.
В заброшенный двор ворвалась свора собак. Очень злых собак.
Глава 2
Канюк спикировал чуть ли не на голову Михайлы Ломоносыча.
– Я видел Петера, – страдальческим голосом провопил летун. – За ним носилась собака! А потом его обложила целая свора! Срочно на спасение культурного достояния!
– Тихо, тихо. – Медведь поморщился от боли в ушах. – Второй-то, обезьянин который, там?
– Да, кажется.
Пронзительный взгляд канюка не оставлял сомнений: в деревне происходит катастрофа.
– Лисёна, дуй к нашим, предупреди. Пусть пока не дёргаются. А ты, поклонник западной музыки, продолжай слежку. Чуть что новое – рапортуй. Всё.
Михайло остался один. Прошёлся по опушке, присел на пень. Встал. Снова прогулялся…
Медведь кумекал, что бы предпринять. Может, отвлекающий манёвр?..
Вздохнув, Ломоносыч заковылял к наблюдательному пункту.
Там и без канюка с Лисёной заметили неладное. Лай отлично доносился до сада.
Кенгуру буйствовал, намереваясь ворваться на людскую территорию и устроить избиение собак. Скунс, Серёга и Колючий удерживали Гуру Кена на месте, они наперебой убеждали бойца, что он не может выступить против нескольких опытных охранников.
– Да они на коллективной травле собаку съели, не поймите меня буквально! – заявил Колючий.
Австралиец поостыл.
Потом прибежала лиса с донесением. Стали с тревогой наблюдать за переполохом, случившимся у заброшенного сарая.
Люди также обратили внимание на активность своры. Но пока никто не собирался пойти и проверить. Лай сам собой утих, правда, собаки не спешили расходиться. Некоторые уселись, другие и вовсе улеглись в тень. Все настороженно наблюдали за сараем, особенно пристально вглядываясь в тёмный квадрат верхнего окошка.
Петер и Эм Си сидели именно наверху, где их не смогли бы достать настырные шавки. Гамбургский петух отпускал в адрес юного Трезорки такие страшные немецкие ругательства, что Ман-Кею становилось завидно – его бранный словарь был значительно беднее.
– Йо, Петер, ты крут, ни разу не повторился за десять минут, а с виду интеллигент, но выдался момент, и нате – получите, за тихоней разучите…
Петух вклинился в восторженный лепет друга:
– Эм Си, я приносить извинения за несдержанность. Мой нордический характер дал изрядный трещина. Варварская страна! Ужасный порядок. Атмосфера тотальной подозрительность. Я хотеть негодовать на это!
Через полчаса осаждённым циркачам стало ясно, что собаки не планируют расходиться. Петух их совсем не интересовал, зато обезьяна вызывала огромное любопытство.
Шимпанзе высунулся наружу из окна, громко спросил:
– Эй, парни, чего хотите? Наорались, так домой идите!
Реплика афроангличанина утонула в новой волне лая.
– Безобразие! – прокомментировал петух.
Ман-Кей спрятался, собаки замолкли.
Михайло Ломоносыч неспешно добрался до наблюдательного пункта:
– Как дела?
– Всё плохо, – ответил Серёга. – Деревенская свора осадила сарай, в котором сидят наши послы. Люди пока не подключались.
– Значит, не так уж всё и плохо, – мудро изрёк медведь-губернатор. – Пока я топал к вам, у меня созрел план. Василиска, подь сюды.
Лисёна приблизилась.
– Смогёшь отвести собак от, хм, нынешней резиденции послов? – спросил Михайло.
– Ты что, начальник?! – всполошилась лиса. – Рисковать жизнью среди бела дня? Да ещё и в деревне? И всё ради каких-то иноземцев?
– Во-первых, не ори! – повысил голос Ломоносыч. – Ведь часть наших гостей слышит, что ты буровишь. А во-вторых, мы испокон веков славились самопожертвованием и готовностью прийти на помощь даже тем, кто в ней не нуждается. Поэтому я жду вежливого и положительного ответа.
Гуру Кен тихо, но твёрдо сказал:
– Спасибо, Михайло, только вам действительно не нужно рисковать самим! Собак отвлеку я. Я бегаю быстрее всех присутствующих.
– И абсолютно не знаешь местности, – добавил Серёга.
– Выкручусь, – заверил кенгуру.
– Вообще-то в моём плане тебе, боксёр, отводится другая роль, – произнёс медведь. – Как только Василиска уведёт собак, ты поскачешь к сараю и приведёшь сюда петуха с обезьянином.
– Ладно, я беру шавок на себя, – сказала лиса. – Но это вам обойдётся чертовски недёшево.
– Я в тебя верю, – улыбнулся Ломоносыч. – Уж за мздой ты обязательно вернёшься.
Лисёна осторожно прокралась к заросшему двору, обогнула собачье оцепление. Наметила начальный маршрут и стрелой стартовала мимо своры. Почуяв и увидев лису, четвероногие охранники с диким гамом сорвались вслед за ней. Рыжая нырнула в заборную дыру, выскочив на улицу, шмыгнула в глубокую засохшую колею, пробежала до колодца, где изрядно напугала тётку с вёдрами, свернула в чей-то двор, пронеслась вдоль сараев, посеяв панику в курятнике, протиснулась меж поленниц, перемахнула через низкий штакетник и задала стрекача к центру деревни, постоянно меняя курс.
Собаки рвались за ней. Естественно, они растянулись в своеобразный шлейф, ведь хитрюга нарочно устроила кросс с препятствиями. Один раз Лисёна увлеклась – загнала себя в тупик, но на глазах какого-то изумлённого деда буквально взвилась вверх, пробежав по сетчатому забору, как по земле. Чуть не случившееся поражение обернулось победой: свора безнадёжно отстала.
Где-то сзади отчаянно лаяли собаки, то и дело вскрикивали от неожиданности встречные люди, а Василиса летела прочь из деревни.
Гуру Кен повесил перчатки на шею скунса: «Посторожи – нечего размахивать красным, носясь по деревне». Сам без проблем допрыгал до сарая, позвал друзей. Петер и Эм Си спустились, радуясь спасению.
– Йо, Гуру, я рад… – начал было шимпанзе.
– Некогда болтать, – оборвал австралиец.
Подхватив под мышку петуха, кенгуру поскакал назад, к колхозному саду. Ман-Кей побежал за ним.
Не обошлось без свидетелей. Бабка и внучка, шедшие в магазин, уставились на эту процессию, не веря глазам. Эм Си улыбнулся, послал невольным зрителям воздушный поцелуй. Бабка упала в обморок.
– Мы сделали их! – воскликнул Вонючка Сэм, когда циркачи достигли границ сада.
– Особенно ты, – воткнул ему шпильку Колючий.
Скунс сердито заработал челюстями.
– Не болтать, – скомандовал Михайло. – Все в лес. Пункт сбора – овраг.
В деревне, удалённой от областного центра, жизнь течёт спокойно и размеренно, словно равнинная река. Для селян событием является разве что опорос, и когда поползли дикие слухи о странных зверях в лесу, в них мало кто поверил. Люди думали, это какие-нибудь анекдоты или байки, неумело пересказанные по цепочке. Однако разговоры о снежном человеке, которого якобы отправились ловить два местных алкоголика-браконьера Витя и Федя, сменились душещипательной историей нервного срыва продавщицы Антонины, видевшей обезьяну-воровку. Многие понимали: пьянчугам-охотникам доверия нет, а торговка вконец проворовалась, раз лопочет о таинственной макаке, стянувшей фруктов на крупную по деревенским меркам сумму.
Затем пришли вести о тамбовском кенгуру и еноте, стреляющем вонючей жидкостью. Это было уже не очень смешно, хотя один из браконьеров божился, что встретил сначала волка, а потом медведя, причём последнего застал в собственной палатке. Те, кто видел Витю и Федю после их возвращения из «экспедиции по следам снежного человека», утверждали: мужики трезвы, злы и надломлены, их одежда порвана, а сами они расцарапаны.
