Алексей Молокин - Гоблины в России (СИ)
— А-а… — промычал Иван-солдат и опять уткнулся мордой в пустую канистру из под самогона. Только гул пошел.
— Вот вы где! — донеслось из-за двери.
И в гараже появился третий братец, Васька-гусляр. И электрогусли, на которых он крутой русский народный рачешник лабал, при нем. Только поломанные. Струны кудрями, дека треснула, и провода из нутра свисают — смотреть противно. А на месте фиброусилителя и вовсе обугленная дыра.
— Ва-асятка! — промычал Иван слегка приподнимаясь над полом. — Ты чо здесь делаешь? Ты же должен сейчас на Красной площади с концертом выступать!
— Это не Васятка, — убежденно сказал Даниил. — Эта его голограмма. У меня на третий день запоя всегда голограммы бывают, а сейчас уже не третий. Какой, кстати?
— Да никакая это не Грамма, видишь, она и не голая вовсе! — Иван попытался потыкать в младшего брата пальцем, но все никак не мог попасть. — Но и не Васька!
Солдат с удивлением рассматривал свой палец, которым так и не попал в вошедшего.
— Вот ироды, нажрались тут без меня, — сказала голая грамма хорошо поставленным баритоном. Пустите меня к столу, я уже неделю не евши и не пивши.
— Не-а, раз жрать просит, значит, определенно Васька, — подумав, заключил Даниил. — Ну, здравствуй, братан. Чего-то ты какой-то потрепанный, и на звезду не похож!
— Да уж, звездануло меня будь здоров! — неопределенно заметил Василий, отложил изуродованные гусли и потянулся к бутылке.
Пока младшенький догонял братьев, разговаривать было не о чем, уж больно далеко ушли Даниил с Иваном. В отрыв ушли, так сказать, то бишь, в запой. И как ни пытался Василий рассказать им что, да как, и почему он сидит здесь на ящике от стеклотары, а не стоит на сцене, гордо потряхивая светлокудрой головой и повелевая восхищенным залом звоном рок-гуслей и нежными вибрациями фиброзвуков — ничего из этого путного не получалось.
На все попытки что-то объяснить, у старших братьев был один ответ, правда, утвердительный:
— Хреново!
Наконец Даниил улучил минутку и вынырнул из сумеречного состояния. Пошатываясь, добрел до захламленного столика в глубине гаража, смахнул с него груду старых бумаг, вытащил маленький железный стул, на котором лежало что-то вроде медной тарелки, скинул на пол пачки пыльных журналов и давай какие-то проводки крутить-скручивать. В темноте да в пыли и не видать — какие.
— Ба, а тут оказывается и радио имеется! — радостно воскликнул Иван, глядя, как брат нетвердой рукой жмет на какие-то кнопки и включает тумблеры. — Ну-ка, братан, слови что-нито веселенькое.
Братан, однако, ничего веселенького ловить не стал, а к удивлению всей компании вытащил из ящика металлическую штуковину, сильно смахивающую на щучью блесну и, к изумлению всей компании, заглотал ее.
— Совсем очумел! — прокомментировал Иван. — Эй, Данька! Ты чего, совсем очумел?
А Даниил, между тем и вовсе распоясался. В самом прямом смысле. То есть, расстегнул штаны и задом плюхнулся на металлическую тарелку, к которой тянулся толстый провод от непонятного прибора. Того самого, который был похож на радиостанцию.
— Тебе что, «по большому» приспичило? — заорал Иван. — Так давай быстро-быстро во двор, пока весь гараж не завалил!
А Василий, тот уже из гаража выскочил и нос зажал — одно слово — интеллигент, мать твою!
Старший брат, между тем, кряхтя, дотянулся до какой-то кнопки и нажал ее. Не с первого разу, конечно, но с третьего попал. Кнопка-то была большая. Специально для таких случаев.
В гараже грохнуло, полетели синие искры, а запах-то, запах!
Запахло мощно, только совсем не так, как того ожидали смущенные Даниловым бесстыдством братовья, да и мы с вами тоже.
Неожиданно запахло, свежо, остро, как после сильной грозы. Озоном. Табачный дым сразу свернулся и мелкой пудрой посыпался на пол. Воздух очистился. У братьев даже в головах прояснилось, но только слегка. А вот у Даниила прояснилось, похоже, совсем, потому как стоял он перед младшими братьями — волосы вздыблены, из ноздрей маленькие шаровые молнии выскакивают, одна рука штаны придерживает, в другой та самая блесна с проводом — совершенно трезвый и даже более того.
— Прошу! — твердым голосом сказал он, и указал на медную тарелку, с которой только что поднялся. — Давайте-ка трезветь, братцы!
Ивану что, солдат, он и есть солдат! Не в таких тарелках-переделках бывал. Поэтому средний брат чиниться не стал, а обтер блесну рукавом, да и в рот сунул. И тотчас же голым задом — хлоп на тарелку.
— Врубай свет, братец! — говорит.
— Погоди немного, — отвечает Даниил, — накопитель еще не зарядился, разряд слабый будет. Вон та лампочка загорится, тогда и включу.
— Ладно, подожду, — Иван поерзал на тарелке и закурил, чтобы времени даром не терять.
Тут лампочка, наконец, загорелась, и Даниил нажал кнопку.
И опять грохнуло. Все прошло как по писаному, только Иван еще и курить бросил, чему, надо сказать был рад, но не очень.
— Эй, Васька, ты где? — заорали трезвые братья. — Давай, присоединяйся! Вместе, так вместе!
— Спасибо, братишки, только я как-нибудь сам протрезвею, без этой штуковины, — прокричал Васька из-за какой-то поленницы. — Не нравится мне такое насилие над организмом, все должно происходить естественным путем, а не…
— Иди, иди, и все будет путём, — Иван выволок Ваську из-за поленницы — тот даже и пикнуть не успел, и нежно, но силком усадил на чудо-тарелку.
— А-а, — начал, было, брат-гусляр, но Даниил ловко всунул в открытый рот блесну-контакт и врубил напряжение.
— П-пух! — раздалось в гараже в третий раз, только немного потише, чем в прошлые разы, видно накопитель все-таки не успел до конца зарядиться, но ничего, подействовало! Василий все-таки помельче старших братьев был, да и в запой ушел последним, так что, не такой уж он и пьяный был. Придуривался больше.
— А что это меня на женщин потянуло, прямо мочи нет? Я же сейчас не пьяный! — ерзая на своем ящике, спросил Иван, когда совершенно трезвые братья прибрались немного в гараже, запойную пыль за дверь вымели и собрались совет держать.
— А это побочное действие прибора сказывается, — объяснил Даниил. — Вот этого самого электроопохмела. Мне его один дружок подарил. Савкин его фамилия. Как-нибудь я вам про него расскажу.
— Так слушайте, братаны, что со мной в Первопрестольной приключилось, — начал рассказывать младший братец, переминаясь с ноги на ногу. Садиться он не стал, сказав, что ему так удобней. И то, правда, в узких джинсах с этим самым побочным эффектом не очень-то посидишь, лучше уж стоя. В общем, приехал я в Москву с электрогуслями, которые ты мне сделал, и начал тусоваться.
— Чего-чего? — хором спросили братья, чего начал?
— Тусоваться, — немного смущенно объяснил младший. — Ну, это значит, по разным местам ходить, где люди собираются, по презентациям, вечеринкам…
— По рынкам и вокзалам, по танцплощадкам, по домам культуры… — понимающе кивнул брат-солдат.
— Да нет, не совсем, — поправил его Василий. — На рынках да вокзалах, конечно, тоже люди, но на тусовки ходят нужные люди. Понимаешь, нужные!
— А все остальные, стало быть, ненужные? — удивился Даниил. — Странно, как-то получается.
— Ну, вообще, нужные люди так и считают, что все остальные, кроме них — ненужные, — смутился брат-гусляр. — Но не в этом дело.
— Ну и начал ты, это, тусоваться, и что дальше? — Даниил покосился на треснувший и даже слегка закопченный корпус электрогуслей. — Рассказывай!
— А дальше, меня заметили. Подошел какой-то странный тип, не то мужик, не то баба, и говорит:
— Клевый у тебя инструмент, только вот играешь ты неправильно. Зажигать надо, а ты не зажигаешь. И чтобы в музыке сексу побольше было. Но что у тебя есть, так это народность! Это может сработать. Так что, поработай покамест с Кощеем Ржовым в группе «Голубые клизмы», будешь своими гуслями народный колорит создавать. И познакомил меня с Кощеем.
— А ты фиброусилитель включал? — спросил Даниил. — Неужели не работает?
— Включал, и очень даже работает этот фиброусилитель. Только на нужных людей он почему-то не действует. — Васька взъерошил кудри.
— Может быть, у них фибров нет? — предположил простодушный Иван-солдат.
— Фибры у них будь здоров! — сказал Даниил. — Наверное, у них души нет, у нужных-то людей.
Ну и принялся я, братцы, этот самый народный колорит изо всей сил создавать. — Продолжал гусляр. — Стою на сцене позади всех с гуслями наперевес, лаптями притопываю в такт, а как певичка наша рот открывать устанет, так я, фиброусилитель врубаю, бздынь по струнам и давай русский рачешник наяривать. А певичка эта сразу в пляс пускается. Вообще-то она мужиком была, ее раньше Петей звали, это она потом в Петру переименовалась, когда замуж за продюсера нашего, Кощея Ржова, вышла. Честно говоря, она и так все время плясала на сцене, а тут, ну, прямо с цепи срывалась, страх, что выделывала, но публике нравилось. Публика, прямо, из себя выходила. С милицией потом возвращали.
