Артем Тихомиров - Седьмая пятница
— Что «это»?
— Пророчество.
— Как ты сказал?!
— Пророчество, Браул. Так вот. Ты справился. Мы только слегка помогли тебе.
— Как? — выдохнул я сухим горлом.
— Мы устранили воришек, которые в тот момент сшивались в своем логове. Ты ведь о чем-то таком догадывался? Спрашивал себя, не есть ли та комната средоточие мигонского криминала?
— Спрашивал.
— Ну так она им и была, средоточием. Учитывая твое состояние, то, в котором ты просто не мог бы боксировать с тремя бандитами, мы несколько сместили пространственно-временные координаты.
— Ужас…
— Потребовалось провести парочку ритуалов.
— Несомненно…
— Пришлось применить древние друидические методики, и, признаюсь, они весьма сложны.
— Ничего не понял.
— Проще говоря, ты разминулся с воришками во времени, — сказал Зубастик, глядя на меня словно на двоечника, который не в состоянии усвоить простейший материал. — Когда ты был в комнате, они тоже там были. Но на крохотный шажок от реальности и на несколько минут в сторону. Мы обвели их вокруг пальца, до сих пор, поди, думают, как это могло случиться… Понял?
— Да на такое вы, наверное, угрохали целый вагон Силы, — сказал я, еле двигая губами.
— Не так много. У нас есть могучие, в своем роде, конечно, союзники. Они обеспечили энергетическую сторону ритуала. Как ты, полагаю, догадываешься, речь идет о божествах и духах.
— То есть Спящий Толкователь и белый кролик?
— Да, и не только они. Кстати, кролика зовут Стиоделарикс.
— Не слишком кроличье имя… — промычал я, пытаясь уложить в голове все, что услышал. Проклятье, там совершенно нет места! Куда я дену такую уйму сведений? И самый ужас в том, что в ближайшее время они будут прибывать без передыху, пока не погребут меня до самой макушки!..
— Важно другое, — сказал Изенгрим. — Теперь блокнот у нас, и мы можем приступить к следующему этапу.
Я взглянул на него со слабой надеждой, что все это только шутка, одна из тех, какими славится Зубастик, но в его стальном взгляде, преисполненном ответственности в высшем понимании этого слова, не было даже самой крошечной искры иронии.
Зубастик напоминал полководца перед битвой народов: насупленные брови, сжатые челюсти, благородно заострившиеся черты лица, туловище прямое, как бердыш, и твердое, словно оловянная миска.
Вывод один: если перестал шутить человек, жизни себе без розыгрышей не представляющий, то дело, безусловно, труба.
Я оглянулся в поисках скамеечки, но в лугах ничего такого не было. Остался стоять, слегка покачиваясь. Не ложиться же мне на землю.
— А мне что делать? — спросил я тусклым голосом.
— Пока — наслаждаться ужином, — ответил Зубастик. — А потом… именно сейчас Талула обрабатывает Гермиону. Это часть плана.
— Она что делает? — промямлил я, тараща глаза.
Изенгрим с шумом выпустил воздух из ноздрей, как бык, готовый броситься в атаку.
— Слушай, Браул, до меня неоднократно доходили слухи, что у тебя не все дома. В свете проскальзывала такая информация, но я не верил, что мой друг стал таким. И не хочу думать, что злые языки правы.
Я прокашлялся, радуясь, что сумерки не дают Зубастику возможности видеть мои горящие уши и щеки.
— Я просто… просто… Талула тоже состоит в том, о чем ты говорил?
— Да.
— Боги… Я ничего не понимаю.
— Я даю тебе время усвоить информацию. Успокоиться.
— Зубастик, ты сам не знаешь, что говоришь! Какое тут может быть спокойствие?
Изенгрим подбавил во взгляд огня.
— Самое обыкновенное. Тебя ждет разговор с Талулой.
В этом месте я едва не провалился сквозь землю.
— Чего ты дергаешься?
— Хм… хм…
— Ладно, идем в дом. Выпьешь виски.
— Виски? Да-да, это хорошая, очень хорошая идея… — отозвался я и понял, что больше сказать мне нечего.
Зубастик смерил меня изучающим взглядом, точно до сих пор сомневался, верно ли пророчество, и взял курс на дом. Мы шли — он, бодрый и прямой, как флагшток, а я — сломленный, шаркающий ногами, словно древний старец.
Темные мысли бродили в моей голове, рисуя страшные картины грядущего. Подумать только — я должен спасти целую вселенную, уберечь от неведомой угрозы гигантское количество невинных душ во множестве миров. Да, от такой новости кто угодно начнет заикаться и потеряет аппетит. Кстати, именно это со мной и случилось. Обошлось, правда, без икоты, но, топча гравий садовой дорожки, я тяготился грядущим ужином и был уверен, что не смогу проглотить ни кусочка.
Уровень шума в особняке повысился, словно собралась в нем не кучка близких знакомых, а целый полк удалых гусар.
Сид Поттер наколдовал музыку. Создавалась она чарами прямо в воздухе, и, надо заметить, сотканы заклятия были безупречно. Репертуар, правда, устарел — такие звуки считались модными лет десять назад, однако это, кажется, никого не смущало. В доме Поттеров главенствовал принцип: «Лишь бы было весело!» — остальное гори синим пламенем.
Сейчас веселье распирало в первую очередь самих хозяев, а уж они-то, поверьте, разошлись не на шутку. Грохота от них было словно от целой сотни гуляк.
В общем, как только я ступил на просторы особняка, меня сразу втянули в компанию. Коловращение в гостиной состояло в основном из криков, хохота и стремления переорать музыку, исторгаемую несуществующими инструментами. Я снова оглох и только по-идиотски улыбался в ответ на тычки и грубоватые шуточки в духе Зубастика. Нет ничего удивительного в том, что Изенгрим вырос таким «весельчаком», ибо наследственность, как доказывает повседневность, великая сила.
Что касается Талулы, то никаких признаков ее я не обнаружил. Незримый дух волшебницы витал под этими высокими потолками, но его хозяйка не появлялась, хотя именно от нее я ожидал самого прямого участия в этом бедламе. Раньше Талулу за уши было не оттащить от разудалых компаний, где травили анекдоты и сплетничали о ближних. Всюду девушка становилась самой популярной личностью, собирающей под своей сенью целые толпы. Неужели с тех времен что-то изменилось? Надеюсь, у нее не выросли щупальца, которые она вынуждена прятать от публики.
В тот момент, когда я размышлял о них (о щупальцах), Гермиона схватила меня за руку. Я вскрикнул, но, к счастью, мой крик восприняли как часть звукового фона и никто не удивился.
— Идем, — сказала волшебница.
— Куда? Зачем?
Гермиона вручила мне стакан, полный виски, который я тут же выдул одним махом.
— Талула желает с тобой поговорить!
— А у нее нет при себе скалки?
— Что? Ты бредишь?
— Не обращай внимания.
Гермиона скорчила недовольную рожицу и увлекла меня в сторону одной из дверей, что вели из гостиной в глубину дома. Мы шли, а виски всасывался в мою кровь, принося долгожданное расслабление. Удивительно, но вскоре я почти избавился от дрожи в руках и ногах и разум мой почти воссиял. Теперь Браул Невергор мог смотреть в лицо опасностям. Ну не всем, конечно, но очень многим из них.
— Как все странно складывается, Браул, — сказала Гермиона на ходу. — Талула мне все рассказала.
— Что именно?
— Ты ведь говорил с Зубастиком?
— Ну.
— Такой же интересный разговор состоялся и у нас.
— И тебе это кажется всего лишь странным?
— Не только.
— А конкретнее?
— Позже. Зубастик предложил встретиться завтра всем вместе и обсудить положение дел. Так что сегодня мы остаемся у Поттеров, чтобы два раза не ездить. Не возражаешь?
— Сдается мне, мои возражения на тебя не подействуют. Все, как всегда, решили без меня.
— Ты умничка, Браул. Схватываешь на лету. За это — иногда — я тебя просто обожаю.
Гермиона толкнула дверь библиотеки, и мы вошли в пахнущий старинными книгами полумрак. Стеллажи высились до потолка, образуя таинственные и манящие лабиринты.
Мое сердце подпрыгнуло и завертелось. Именно здесь мы с Талулой частенько уединялись, чтобы поворковать вдали от посторонних глаз.
— Ну вот, я пошла, — сказала сестрица, даря мне зубастую улыбку. — Не опоздайте к ужину.
Я издал короткий возглас, но Гермиона упорхнула, закрыв створки. Вот так она всегда. Не может не напустить тумана и оставить в нем своего несчастного братца ломать башку, что бы это значило.
Глава 17
Ну, по крайней мере, здесь было тихо. Бьющая через край жизнь осталась едва ли не в сотне метров в стороне, за множеством стенных перегородок и дверей. Переведя дух, я осмотрелся. Величественная библиотека Поттеров хранила гордое молчание, ничем не выдавая присутствия в ней кого-либо еще кроме меня.
Чувствуя, как потеют ладони, я потер их о штанины и тут услышал голос:
— А ты совсем не изменился…
Ох, предпочел бы я, чтобы наша беседа не начиналась столь мелодраматически, но раз уж началась, ничего не поделаешь.
