Терри Пратчетт - Пирамиды
Он поискал взглядом Теппика, обозрел карьер, громко застонал и, сунув кипу чертежей архитектору, бросился бежать.
Теппик шагал по тропинке к ожидающим неподалеку колесницам, с тоской поглядывая на суетящуюся вокруг свиту, но решил задержаться возле работников, обтесывающих угловой камень. Почувствовав на себе взгляд царя, они застыли робко и покорно, как стадо овец.
– Так, так, – произнес Теппик, внимательно рассматривая плиту, хотя все, что он знал об искусстве отделки камня, можно было бы высечь на песчинке. – Экая глыбища!
– Ты ведь каменотес? – спросил он, обращаясь к ближайшему из работников, у которого при виде царя отвисла челюсть. – Интересная, должно быть, работа?
Бедняга вытаращил глаза и уронил зубило.
– M-м, – с трудом выдавил он.
Диос уже мчался к месту происшествия, его одежды грозно развевались. Он подхватил расшитые полы и пустился в галоп, сандалии шлепали, едва не сваливаясь на бегу.
– Как тебя зовут? – спросил Теппик.
– А-а-аргл, – в ужасе захлебнулся работник.
– Что ж, рад познакомиться, – сказал Теппик и, взяв безвольную руку, энергично потряс ее.
– Ваше величество! – проревел Диос. – Нет!
Вырвав руку, каменщик запрыгал, завертелся на месте, схватившись за правое запястье, корчась и вопя, как от боли…
* * *Крепко ухватившись за подлокотники трона, Теппик бросил на верховного жреца испепеляющий взгляд.
– Это всего лишь дружеское рукопожатие. Там, откуда я приехал…
– Неважно откуда – важно, что вы приехали сюда, – прогремел Диос.
– Но отрубать руку? Какая жестокость! Диос приблизился к трону. Голос его снова звучал масляно:
– Жестокость, ваше величество? Но все будет сделано чисто и аккуратно, даже с обезболиванием. Можно не сомневаться, пациент останется жив.
– Но зачем?
– Я уже объяснял, ваше величество, теперь каждое его прикосновение будет кощунством. Каменотес – человек набожный и сам прекрасно осознает это. Видите ли, ваше величество, вы – бог.
– Но ты же можешь ко мне прикасаться. И слуги могут!
– Я жрец, ваше величество, – мягко ответил Диос. – А слугам этот грех отпускается особо.
Теппик прикусил губу:
– Какое варварство!
На лице Диоса не дрогнул ни единый мускул.
– Этого нельзя допустить, – заявил Теппик. – Я – царь, и я запрещаю рубить ему руку, ты меня понимаешь?
Диос поклонился. Теппик узнал поклон номер сорок девять – «Презрительный Ужас».
– Ваша воля будет исполнена, о источник мудрости. Но должен предупредить, что в таком случае этот человек возьмет дело в свои руки, простите невольную игру слов…
– Что ты имеешь в виду? – прервал его Теппик.
– Его коллеги, ваше величество, едва остановили его, когда он пытался сделать это сам. Зубилом, насколько мне известно.
«Да, я чужой в собственной стране», – подумал Теппик, пристально посмотрев на жреца.
– Понимаю, – кивнул он наконец. Потом, немного подумав, добавил:
– Тогда я хотел бы, чтобы операция была сделана как можно более аккуратно и чтобы этому человеку назначили пенсию.
– Как вам будет угодно, ваше величество.
– Хорошую пенсию.
– Разумеется, ваше величество. Золотую кисть для рукопожатий, – бесстрастно произнес Диос.
– И, может, подыскать ему какую-нибудь несложную работу при дворце?
– Работу для однорукого каменщика? – левая бровь Диоса взметнулась вверх.
– Любую, Диос.
– Непременно, ваше величество. Как вам будет угодно. Я лично проверю, где у нас не хватает рук.
Теппик сверкнул на него глазами.
– Повторяю, я – царь. И ты это знаешь, – резко сказал он.
– Это первое, о чем я думаю каждое утро, наше величество.
– Диос! – окликнул его Теппик, увидев, что жрец собирается уходить.
– Ваше величество?
– Несколько недель назад я приказал доставить из Анк-Морпорка пуховую перину и подушку. Тебе случаем не известна их судьба?
Диос выразительно взмахнул руками:
– Да, ваше величество, припоминаю. Но за последнее время у Халийского побережья появилось столько пиратов, столько пиратов…
– Наверное, те же пираты повинны и в исчезновении эксперта Гильдии Ассенизаторов и ныряльщиков?[14] – язвительно спросил Теппик.
– Да, ваше величество. Или разбойники.
– Или их унесла огромная двуглавая птица, – добавил Теппик.
– Все возможно, ваше величество, – лицо верховного жреца лучилось учтивостью.
– Ступай, Диос.
– Осмелюсь напомнить вашему величеству, что посланники Цорта и Эфеба будут ждать ваше величество в пятом часу.
– Да, да. Ступай.
Теппик остался в одиночестве, по крайней мере в таком одиночестве, которое подразумевало постоянное присутствие двух слуг с опахалами, дворецкого, двух стражников-великанов из Очудноземья, торчавших в дверях, и двух служанок.
Ах да. Служанки. Теппик так и не привык к служанкам. Скорее всего, их подбирал все тот же Диос, и, надо признать, жрец проявил отменный вкус: гладкая оливковая кожа, точеные груди, длинные ноги. Прикрывающей их наготу одеждой едва ли можно было накрыть маленькую соусницу. И вот что странно – эффект получился прямо противоположный. Служанки выглядели ничуть не привлекательнее, чем дворцовая мебель, такими же бесполыми, как колонны. Теппик со вздохом вспомнил женщин из Анк-Морпорка, которые, даже от подбородка до лодыжек закутанные в парчу, умудрялись вогнать в краску весь класс поголовно.
Он потянулся к блюду с фруктами. Одна из девушек молниеносным движением перехватила его руку, мягко отвела ее в сторону и сама взяла кисть винограда.
– Только, пожалуйста, чистить не надо, – попросил Теппик. – Кожура – самое ценное. В ней множество витаминов и минералов. Хотя, скорее всего, ты про это даже не слышала, их открыли совсем недавно. – И больше для себя добавил: – То есть шесть-семь тысяч лет назад, не позже.
В голосе его прозвучала горечь.
«Сколько времени утекает даром, – мрачно подумал он. – Сколько всего происходит повсюду – повсюду, но только не здесь. Здесь же время заносит, засыпает тебя, как снег. Словно пирамиды тянут нас ко дну, не дают двинуться с места, как те штуки в лодке – как же они называются? – ах да, морские якоря. В этой стране завтра – подогретое к обеду вчера».
Пока секунды-снежинки медленно оседали в воздухе, служанка все же успела очистить виноград.
* * *Тяжелые каменные плиты плыли по воздуху к месту закладки Великой Пирамиды, словно кто-то прокручивал назад пленку, заснявшую взрыв. Беззвучный поток тек от карьера к стройплощадке, сопровождаемый скользящими по земле густыми прямоугольными тенями.
– Передам дело тебе, – сказал Птаклюсп сыну, стоящему рядом на наблюдательной вышке – Просто поразительно. Когда-нибудь люди будут ломать головы, как нам это удалось.
– Все эти катки и надсмотрщики с хлыстами – вчерашний день, – ответил Птаклюсп 2-6. – Выкинь их из головы.
Юный архитектор улыбнулся, но снова в его улыбке мелькнуло нечто маниакальное.
Зрелище и вправду поразительное. Поразительнее, чем следует. Он никак не мог отделаться от ощущения, что пирамида…
Он мысленно встряхнулся. Стыдно даже думать такое. На этой работе, если распустишься, того и гляди станешь суеверным.
Все вещества в своем естественном состоянии образуют пирамиды – ну, во всяком случае конусы. Сегодня утром он провел несколько экспериментов. С зерном, солью, песком, водой… нет, здесь, видимо, вкралась какая-то ошибка. Но так или иначе пирамида – это конус в чистом виде, конус, который очистился от всего наносного.
Правда, быть может, он чуточку перестарался с паракосмическими замерками?
Отец хлопнул его по спине.
– Отличная работа, – повторил он. – Знаешь, такое впечатление, что она строится сама собой!
Птаклюсп 2-б всхлипнул и закусил запястье – детская привычка, он всегда так делал, когда нервничал. Птаклюсп не обратил внимания на сына, потому что в этот момент увидел десятника, который бежал к башне, размахивая церемониальным замеряющим жезлом.
– Что случилось? – крикнул Птаклюсп, перегнувшись через ограждение.
– О учитель, идем скорее!
То, что происходило примерно посередине пирамиды, где вовсю шла отделка внутренних покоев, уже никак нельзя было назвать «впечатляющим». Скорее это внушало ужас.
Плиты со слоновьей грацией медленно кружили взад и вперед, словно в некоем завороженном танце, в то время как погонщики пронзительно кричали друг на друга, а злосчастные регулировщики, мечущиеся у самого подножия пирамиды, выкрикивали указания, стараясь перекрыть общий гвалт.
Птаклюсп протиснулся между сгрудившимися в центре работниками. Здесь, по крайней мере, стояла тишина. Мертвая тишина…
