Борис Лапин - Ничьи дети (сборник)
— Никаких разговоров с больным! Быстро горячую воду, бинты, шины, стабилизаторы, микрошприц, ультрамицин! Быстро, пожалуйста! Да, рентгеновские очки есть?
— Есть.
— Быстро, я говорю! Большая потеря крови.
Через полчаса, когда Церр оказал необходимую помощь Ларри Ларку и принялся за Мелина, когда благодаря внешней передвижной телекамере и контрольным замерам удалось установить характер повреждений, когда выяснилось, что второй двигатель абсолютно неуправляем, более того, висит на волоске, а первый и третий подозрительно барахлят, вероятно, вследствие деформации корпуса, — Другоевич передал в эфир сигнал SOS.
5
— Обстановочка такова, — сказал Другоевич, по очереди оглядывая Мелина, Бентхауза и Церра (Ларри Ларк еще не пришел в себя после наложения шин). — Наш SOS поймали три бакена — 343, 344 и 345, значит, база уже принимает меры. Однако на расстоянии недели пути нет ни единого судна, способного оказать нам помощь. Ближайшее может подойти лишь через семь дней. Следовательно, самое разумное в создавшейся ситуации — причалить к триста сорок четвертому бакену, волею судеб оказавшемуся нашим соседом. По крайней мере, капитан будет избавлен от этой карусели.
— За сколько часов мы доберемся до бакена? — ни на кого не глядя, спросил Церр.
— При наших теперешних возможностях — примерно за трое суток.
— Вы с ума сошли! Положение капитана слишком серьезно. Мы должны двинуться навстречу спасателю, как только получим его координаты.
— Что значит двинуться? — пожал плечами Другоевич. Похоже, он даже не пытался скрывать своей неприязни к Церру. — Повторяю, мы располагаем только одним исправным двигателем, причем восемьдесят процентов его мощности уходит на стабилизацию судна. Таким образом, на тягу остается двадцать. Пострадавший двигатель неуправляем, отключить его мы не в состоянии, так что он будет работать, но работать против нас, поглощая энергию исправного, поддерживая напряженную аварийную ситуацию и не позволяя запустить два других двигателя. Надеюсь, понятно?
— Отпластать бы его лазером, и весь разговор! — ляпнул Мелин.
— Не морочьте голову пассажирам! — одернул его Другоевич. — Конечно, отрезать висящую на одной обшивке двигательную камеру — значило бы решить все проблемы. Однако подобные операции проводятся только в стационарных доках.
— Дорог каждый час, а мы теряем трое суток, — стоял на своем Церр.
— Останемся ли мы на месте, двинемся ли к бакену или поползем навстречу спасателю — семь суток есть семь суток, — терпеливо повторил Другоевич. — Для судна на полном ходу это практически безразлично. Но больному небезразлично, где находиться — здесь или на…
— Вы повторяетесь, Другоевич! — тихим, но властным голосом прервал его Церр.
Ситуация складывалась своеобразная. С одной стороны, выход из строя Ларри Ларка автоматически возлагал на Другоевича капитанские обязанности, в том числе единоличную ответственность за судьбу больного. С другой стороны, Церр, как врач, отвечающий за жизнь пациента, имел все правл диктовать свои условия. Похоже, Церр первым решил пойти ва-банк. Но и у Другоевича оставалась козырная карта.
— Я вынужден повторяться до тех пор, пока меня не поймут. Кроме изложенного выше, сближение с бакеном дает нам дополнительные шансы…
— Какие?
— Если бакенщик сумеет остановить мешающий нам второй двигатель, я рискну запустить первый и третий. Тогда мы выгадываем двое суток, выйдя навстречу кораблю, на котором есть госпиталь и настоящий врач.
— Я тоже настоящий врач, — буркнул Церр, но его уже никто не слушал.
— Как может бакенщик остановить двигатель? — поинтересовался Бентхауз.
— Самым примитивным способом — перекрыть плазмопровод.
— То есть как это перекрыть? Там что, вентиль?
— Кувалдой, — неожиданно раздался насмешливый голос Ларри Ларка. — Обыкновенной кувалдой.
Все уставились на него. Неясно было — слышал ли он разговор с самого начала, в состоянии ли принять в нем участие.
— Другоевич прав, — подтвердил Ларри Ларк. — Это оптимальный вариант. — И снова закрыл глаза, может быть, заснул или впал в забытье.
Бентхауз сильно потер лоб ладонями.
— А почему мы своими силами не можем перекрыть плазмопровод? Что, у нас нет кувалды?
Мелин хихикнул. Однако Другоевич вынужден был и это объяснить.
— По двум причинам. Во-первых, дверь наружного люка заклинило из-за деформации корпуса. Мы в состоянии выломать ее, но это значит, всем придется немедленно покинуть судно. Бакеншик же сможет открыть ее с помощью обыкновенной лебедки. Во-вторых, в том месте, где есть шанс перекрыть плазмопровод, а именно — в двигательной камере, радиация такова, что нечего и соваться туда в наших легких скафандрах. У бакенщика же имеется стационарный скафандр.
— А в стационарном можно туда соваться, это точно? — спросил Бентхауз.
— Надеюсь, — не очень-то уверенно ответил Другоевич. — Сам двигатель целехонек. Впрочем, попробую замерить уровень радиации в этом пекле.
Когда Другоевич вышел, Мелин взял разговор в свои руки. Стажеру нравилось выказывать себя бывалым космонавтом.
— В поврежденной камере может быть все что угодно. Вплоть до утечки плазмы. А коли так, стационарный скафандр тоже не пустит.
— Как это не пустит? — явно подыгрывая новичку, изумился Бентхауз.
— У стационарного ограничитель. Вообще стационарный скафандр — это целая мастерская, надетая на человека. Нечто вроде одноместной космической лодки. И есть на нем такая штука — ограничитель радиации. То есть он сначала предупреждает, что, дескать, в этой зоне находиться опасно, а потом попросту дает задний ход — независимо от воли хозяина. Адски строгий механизм.
— Интересно-о-о, — протянул Бентхауз.
— Мелин отлично освоил технику, — не то с гордостью, не то с иронией проговорил, не открывая глаз, Ларри Ларк.
Вошел Другоевич, сообщил, ни к кому персонально не обращаясь:
— Превышает допустимую. Почти вдвое превышает.
— Вот видите! — Церр даже вскочил от возбуждения. — Значит, двигаться к бакену бессмысленно.
— Почему же, — возразил Мелин. — Если бакенщик ничего не придумает с плазмопроводом, по крайней мере, откупорит нас и вытащит из этой центрифуги.
— Как я понимаю, многое зависит от бакенщика, — усмехнулся Бентхауз. — Кстати, кто там бакенщик?
— Ничего от бакенщика не зависит! — рубанул Другоевич. — Имеется строжайшая инструкция, запрещающая превышать допустимый уровень радиации при работе в скафандре.
— Бортинженер отлично знает инструкции, — опять вклинился в разговор Ларри Ларк. Было похоже — он окончательно пришел в себя.
— А фамилия его… где-то ведь я записывал…
— Можете не трудиться, — остановил его Церр. — Бакенщика c 344-го зовут Руно Гай.
— Вы его знаете? — удивился Другоевич.
А Мелин воскликнул:
— Уж не тот ли самый Руно Гай?!
— Да, тот самый. К сожалению, очень хорошо знаю. Поэтому и возражал против вашего предложения. Это авантюрист, не гнушающийся ничем, чтобы прославиться, способный на любой шаг, лишь бы…
— На бакенах не работают авантюристы, — четко, каждое слово по отдельности, проговорил Ларри Ларк.
Бентхауз расплылся в улыбке:
— По-моему, все идет прекрасно, коллега Церр. Лично я обожаю авантюристов, нарушающих инструкции и не боящихся ничего и никого на свете. Больше того, без авантюриста мы пропали. Предлагаю дать еще один SOS: «Срочно требуется авантюрист!»
Вопреки всякой логике Церр пошел на попятную:
— А ведь, пожалуй, верно. Что-то в этом есть. Какой-то шанс. Только вы ему не говорите про меня, Другоевич.
Несколько прямолинейный, воспитанный на кодексе космической чести, Другоевич вспылил:
— Что вы на борту «Профессора Толчинского», он уже знает. И узнает уровень радиации, будьте покойны. Я ничего не собираюсь скрывать.
Церр огорченно опустился на пол.
— Если он знает, что я на борту, лучше не рисковать. Вы даже не представляете, что это за человек. А на меня он давно точит зуб…
— Судно берет курс на 344-й бакен, — подвел черту Другоевич и вышел из салона, плотно прикрыв дверь.
Дискуссию следовало считать оконченной.
— А что это за человек, Церр? Вы мне о нем никогда не рассказывали.
— Я вам много о чем не успел рассказать, Бент.
— Так расскажите, у нас есть время. Как-никак трое суток. Без малого тысяча и одна ночь.
6
— Начать с того, — заговорил Церр, и глаза его колюче уставились на слушателей из-под нависших бровей, — что этот тип психически ненормален. Нет, нет, речь идет не о заболевании, скорее о патологическом развитии личности. В то время, когда мы делаем все возможное, чтобы избежать опасности для жизни человека, свести ее к минимуму, — в этом, собственно, одна из целей цивилизации, — Руно Гай без опасностей жить не может и ухитряется искусственно создавать их всюду, где бы ни появился. Жонглирование жизнью, все равно — своей или чужой, стало для него потребностью. Оно ему нервы щекочет, повышает тонус, создает иллюзию самоутверждения. В старину, чтобы вызвать подобный эффект, отравляли себя алкоголем…
