Терри Пратчетт - Движущиеся картинки
— Что именно?
— Ну, все точно… как бы это сказать?… тужатся и пузырятся. Никто не ведет себя нормально. К примеру, тебе известно, что здесь когда-то был большой город? Там, где сейчас море. Огромный город. И он просто исчез с лица Диска!
Тролль задумчиво потеребил нос. Нос его был похож на первый топор неандертальца.
— Подумай, как ведет себя здешний народ! — продолжал Виктор. — Как будто весь белый свет только и должен думать о них самих и об их прихотях.
— А я вот думаю… — начал Утес.
— Что? — спросил Виктор.
— Я вот думаю — может, мне подправить нос? У моего двоюродного брата Брекчии есть знакомый каменщик. Он так ему уши подровнял — загляденье. Ты как считаешь?
Виктор таращился на него во все глаза.
— Понимаешь, с одной стороны, он у меня слишком большой, а с другой стороны — это типичный нос тролля. Верно вроде, да? Понимаешь, одни говорят — станешь выглядеть лучше, а другие — в нашем деле, мол, самое лучшее казаться как можно троллистее. Морри вон подправили нос цементом, так у него теперь такое лицо, что темной ночью встретишь — не обрадуешься. Как думаешь? Я очень ценю твое мнение — ты человек с понятиями.
Он улыбнулся Виктору приветливой кремнистой улыбкой.
— У тебя роскошный нос, — помолчав, ответил Виктор. — Имея в качестве опоры такого как ты, он далеко пойдет.
Утес широко улыбнулся и отхлебнул еще серы, потом вытащил из стакана стальную мешалку и слизнул с нее аметист.
— Ты действительно считаешь… — начал было Утес, но вдруг обратил внимание на некую пустоту в пространстве.
Виктор исчез.
— Ни про кого и ни про чего я не знаю, — пробурчал конюший, искоса поглядывая на нависающую громаду Детрита.
Достабль пожевал сигару. Путь из Анка был нелегким, даже во вновь приобретенной карете. К тому же он не успел пообедать.
— Высокий такой парень, слегка придурковатый, с тонкими усиками, — сказал он. — Ведь он работал на тебя, верно?
Караульщик лошадей сдался.
— Хорошего караульщика из него все равно не выйдет. Потому как на первое место ставит работу, — проворчал он. — Небось, пошел куда-нибудь поесть.
Виктор сидел в темном переулке, прислонившись спиной к стене, и пытался думать.
Он вспомнил, как однажды, будучи еще мальчишкой, слишком долго пробыл на солнце. После этого он чувствовал себя примерно так же, как сейчас.
Возле него в утоптанный песок шлепнулся с мягким звуком какой-то предмет.
На песке лежала шляпа. Виктор широко раскрыл глаза.
Потом кто-то заиграл на губной гармошке. Получалось неважно. Ноты по большей части были фальшивы, а те, что были верны, звучали надтреснуто. Мелодии же было ровно столько, сколько мяса обычно кладут в столовые котлеты.
Виктор вздохнул, порылся в кармане и вытащил пару пенсов. Бросил их в шляпу.
— Да-да, — сказал он, — очень хорошо. А теперь иди своей дорогой.
И тут он вдохнул престранный запах. Именно так пахнет ветхий, слегка отсыревший коврик из детской.
Виктор поднял глаза.
— Ну, гав, что ли? — сказал Чудо-Пес Гаспод.
В заведении Боргля решили устроить салатный день. До ближайшей фермы, выращивающей салат, было тридцать душераздирающих миль.
— Что это такое? — спросил тролль, приподнимая с тарелки что-то хлипкое и бурое.
Фрунткин, заведующий экспресс-заказами, рискнул высказать предположение.
— Сельдерей, кажется? — Он сощурил глаза. — Точно — сельдерей.
— Да он же бурый.
— Так и есть. Абсолютно верно! Зрелый сельдерей всегда бурый, — поспешно заявил Фрунткин. — Сразу видно, что зрелый, — добавил он.
— Он должен быть зеленым.
— Это ты путаешь с помидорами, — уверенно сказал Фрунткин.
— Ну да! А это что за слякоть? — поинтересовался кто-то из очереди.
Фрунткин выпрямился во весь свой рост.
— А это, — объявил он, — муайонез. Я его сам сделал. Точно по книге, — с гордостью пояснил он.
— Оно и видно, — сказал посетитель, тыкая в тарелку пальцем. — А масло, яйца и уксус, очевидно, не понадобились?
— Специалитэ де ля муазон, — старательно выговорил Фрунткин.
— Это как угодно, — заметил посетитель. — Только оно, похоже, собирается напасть на мой салат.
Фрунткин гневно сжал половник.
— Послушай, ты… — начал он.
— Ничего, все обошлось, — успокоил потенциальный клиент. — Улитки взяли его в защитное кольцо.
В эту минуту в дверях возникла суматоха. Тролль Детрит прокладывал дорогу для себя и для спешащего следом Достабля.
Тролль плечом отодвинул очередь в сторону и угрюмо уставился на Фрунткина.
— Господин Достабль хочет поговорить с тобой.
С этими словами тролль протянул руку над стойкой, ухватил гнома за рубашку со следами от множества экспресс-заказов, поднял в воздух и, хорошенько качнув, явил на глаза своему патрону.
— Кто-нибудь видел здесь Виктора Тугельбенда? — спросил Себя-Режу. — Или эту девчонку, Джинджер?
Фрунткин разинул было рот, собираясь выругаться, но вовремя передумал.
— Парень был здесь всего полчаса назад, — пропищал он. — А Джинджер работает в утреннюю. Куда она уходит потом, не знаю.
— А куда пошел Виктор? — спросил Себя-Режу.
И вытащил из кармана мешочек. Что-то звякнуло. Глаза Фрунткина отреагировали на мешочек, как железные шарики реагируют на присутствие мощного магнита.
— Не знаю, господин Достабль. Он ушел сразу, как только узнал, что ее здесь нет.
— Ладно, — сказал Себя-Режу Достабль. — Если его снова увидишь, скажи, что я его ищу, потому что хочу сделать из него звезду, — понял?!
— Звезду. Понял, — ответил гном. Достабль сунул руку в мешочек и достал монету в десять долларов.
— А теперь я хочу заказать обед на вечер.
— Обед. Понял, — повторил Фрунткин.
— Бифштекс и креветки, пожалуй, — сказал Достабль. — С самыми свежими овощами. А на десерт — клубнику со сливками.
Фрунткин не сводил с него глаз.
— Э-э-э… — начал он.
Детрит ткнул в него пальцем так, что бедный гном закачался взад-вперед.
— А мне, — сказал тролль, — приготовишь хорошо выветренный базальт со свежевырубленным конгломератом обломочного песчаника. Запомнил?
— Э-э-э… да, — ответил Фрунткин.
— Поставь его на место, Детрит. Он и так тут болтается как неприкаянный, — сказал Достабль. — И поставь осторожно. — Тут он заметил насторожившиеся лица клиентов заведения. — Запомните все: я ищу Виктора Тугельбенда. Хочу сделать из него звезду. Если кто увидит его, скажите ему об этом. Да, Фрунткин, бифштекс — с кровью.
И он зашагал к двери.
После его ухода шум разговоров накатил подобно морскому прибою.
— Сделает для него звезду?! На кой ляд парню звезда?
— Начнем с того, что звезды вообще нельзя делать… Они, как бы сказать, сами по себе висят на небе, тогда как…
— Да нет, он же сказал не «для него», а «из него»! Понимаете, из него самого! Это его Достабль превратит в звезду.
— Как человека можно превратить в звезду?
— Не знаю! Может, их сначала сжимают до совсем малого объема, а потом они взрываются, превращаясь в шар пылающего водорода?
— Кошмар какой…
— Да уж! А этот тролль, он вообще как — опасный?
Виктор внимательно оглядел собаку.
Возможно ли, что это она заговорила с ним? Наверное, ему просто почудилось. Но ведь в тот, прошлый раз она действительно говорила!
— Ну и как тебя зовут, милый? — спросил Виктор, рассеянно потрепав пса по голове.
— Гаспод, — последовал ответ. Рука Виктора замерла в воздухе.
— Два паршивых пенса, — со скукой в голосе произнес пес. — Единственная в мире собака, умеющая играть на губной гармошке. И всего два паршивых пенса.
«Нет, это от жары. На солнце перегрелся, — подумал Виктор. — Сколько можно шляться без шляпы? Через минуту очнусь в постели, на прохладных простынях».
— Ну, играешь ты не очень. Мелодию я так и не узнал, — сказал он, растягивая губы в жуткое подобие усмешки.
— А ты и не должен был что-то там узнать, — ответил Гаспод, усаживаясь более основательно и начиная прилежно чесать ухо задней лапой. — Я ведь собака. У тебя, друг, твои клятые глазки должны были на твой клятый лоб повылазить, что я хоть какой-то звук могу добыть из этой клятой хреновины.
«Как бы так спросить поудобнее? — думал Виктор. — Извини, но ты, кажется, говорящ… Нет, так, пожалуй, нельзя…»
— Э-э-э, — сказал он.
«А ты довольно разговорчив для… Тоже не то».
— Блохи, — объяснил Гаспод, меняя ухо, ногу и тему. — Совсем зажрали.
— Сложно тебе.
— А тут еще тролли. Терпеть их не могу. Пахнут как не знаю что. Ходячие камни клятые. Попробуешь укусить — тут же зубы выплюнешь. Это же противоречит природе.
