Сергей Панарин - У реки Смородины
– Ох, и правда демон, – сказал змей, увидев невредимого Емельянова. – И чего тебе надобно?
– Вот, послали тебя убить.
Дракон сразу скис. Если демона не сожжешь, то, считай, проиграл.
А ефрейтор подумал: «Все, капец. Что-то я чересчур борзо предъявы кинул».
– Знаешь, мне мнится, мы могли бы столковаться, – осторожно промычал ящер. Теперь он старался не провоцировать противника.
Егор растерялся: «Уж не усыпляет ли бдительность?»
– Ну, давай обсудим, – промолвил он.
– Я только намедни думал, что изрядно тут загостился. Пора мне. Согласен?
– Согласен.
– Ну, так расходимся?
– Что, вот так вот сразу? – сказал Егор, поражаясь легкости решения. – Давай. А все-таки классный ты фокус провернул, горой прикинувшись.
– О, тут нет ни малейшей моей заслуги, – признался змей. – Умение слиться с окружающей местностью, вот как мы это называем.
Если бы Емельянов-младший учился лучше, он вспомнил бы о мимикрии, но ему пришлось довольствоваться армейским понятием «маскировка».
Ящер еще не закончил:
– Много веков человеки истребляли нас, а мы охотились на них. Выживали самые умелые. В конце концов, осталась ветвь нашего рода, представители которой научились изменять внешность.
– Естественный отбор, – блеснул эрудицией ефрейтор.
– Не очень-то и естественный, – буркнул дракон. – Когда тебя убивает сумасшедший человечишко в латах и с мечом, в этом мало естественности, знаешь ли.
– Это точно. И сколько же вас таких осталось?
– Прости, военная тайна.
– Ну и ладно. Вы же себя сами выдаете, когда начинаете все подряд жрать. Еще бы, такую тушу прокормить!
– Тут-то особой беды нет, – улыбнулся змей, и Егора при виде страшных зубов прошиб холодный пот. – Наша природа такова, что нам не требуется много пищи. Коровки в неделю бывает вполне достаточно.
– То-то на тебя вся округа жалуется.
– Увы, я болен. Нарушение пищевого равновесия. Ем и ем. А все от хамбургеров.
– От чего?!
– От хамбургеров – бюргеров из Хамбурга. Век тому назад в поисках пищи я забрел на земли Немчурии. В славном граде Хамбурге проживают откормленные человеки. И я к ним пристрастился.
Люблю, знаешь ли, с сальцем. И ловились хорошо. Толстые, неповоротливые. – Ящер мечтательно вздохнул, аккуратно выпустив в сторону очередной факел. – Однако что-то в них такое было вредное. Вызвали привыкание к постоянному поеданию. Я жрал и жрал, жрал и жрал… Это стало опасным. Дракона не трогают, пока он незаметен. Если же он начинает приносить большой ущерб, на него охотятся. Я покинул окрестности Хамбурга и стал медленно блуждать по разным странам. И вот я здесь. Но я уже ухожу, честно!
– И куда?
– На восход. Пощиплю стада кочевников, а может, задержусь в глухих лесах. Как получится.
– Пусть у тебя получится сюда не возвращаться, – пожелал Егор. – А еще, если не трудно, поори погромче для порядка и выжги тут пару рощиц. Иначе мне не поверят, что я тебя прогнал.
Ящер понимающе усмехнулся:
– Да, людишки не привыкли слушать голос разума. Им все подавай свидетельства великих битв. Договорились, демон. Богатой тебе охоты.
Дракон величественно развернулся и побрел прочь из Тянитолкаевского княжества. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается: один только разворот занял около пятнадцати минут.
Егор дал волю эмоциям. Колени затряслись, лоб покрылся испариной. Ефрейтор сел под обломок елового ствола и стал тупо пялиться на удаляющуюся тушу змея. Ящер постепенно изменял внешность, вновь придавая себе черты горы. Потом он громогласно возопил и выпустил вверх исполинский фонтан огня.
И крик, и огонь с черными клубами дыма были замечены охранниками на крепостных стенах Тянитолкаева. Дракон орал долго, успешно имитируя агонию и вопли раненого зверя.
Емельянов-младший мысленно присудил ящеру приз «Оскар» за лучшую драматическую роль и рассмеялся:
– Это просто отрыв башки! Мне в кои-то веки везет!!!
От соседнего обломка ствола, торчащего в небо, отщепился крупный кусок древесины и упал точнехонько на голову дембеля. Мол, не обольщайся.
Егор растер шишку, встал и отправился обратно в город.
Колобок оказался идеальным проводником. Не в том смысле, что проводил электрический ток без малейшего сопротивления, конечно. Просто магический сын Сусекских-Скреби знал каждый угол боялского дома.
Пройдя по длинным запутанным коридорам подземелья, Иван очутился в просторной, но явно заброшенной комнате. Здесь было темно, лишь из щелей между досками оконных ставен пробивались полоски света.
– Открывай ставни, – велел колобок.
Старший сержант незамедлительно исполнил распоряжение: отпер ржавый засов и распахнул окно. В вечернем воздухе плавали пыль и несвежие запахи. Внизу открывался вид на задний дворик – маленькую вонючую свалку, ограниченную стеной терема и старым деревянным забором. Сюда боялская прислуга сваливала различные отходы, выливала помои и таскала поломанную утварь. Барахла накопилось почти до самого подоконника. Свесь ноги – и уже стоишь на мусоре.
– Вот ты и на свободе, – вздохнул искусственный интеллект по имени Хлебороб. – А я буду дальше торчать при чертовом Станиславе. От него не уйдешь.
– Не уйдешь, так унесем, – заявил Старшой, сгреб колобка в охапку и перелез из комнаты на мусорную кучу.
Каравай испуганно заверещал, ожидая удара о невидимый барьер, но не встретил никакого сопротивления. Запирающее заклятье не подействовало.
– Как же это?.. – растерянно пробубнил колобок в подмышку Ивана.
Парень был занят, ведь пройти по куче старого хлама – это не по Монмартру с барышней прошвырнуться. Едва не провалившись, он достиг забора.
– По колено, – хмыкнул Емельянов-старший.
За забором был глухой проулок, поросший бурьяном. Сейчас трава высохла, и Иван заметил тропинку. Смело наступив на верхний край ограды, он оттолкнулся и совершил беспрецедентный прыжок а-ля Джеки Чан. Дембель и не думал, что ему удастся доскочить до тропки, но получилось.
«Вообще-то, логично, – подумал старший сержант. – Я сразу заметил, что тут все как-то легче делается».
– Нет, не понимаю, – глухо пробубнил колобок.
Иван рассмеялся:
– Эй, не щекочись!
Он опустил каравая наземь. Тот поводил осоловелыми глазками и произнес:
– Ты, вероятно, великий чародей. Заклятия будто и не было!
– Ага, великий маг и волшебник, блин, – сказал парень. – Ты ж уйти не мог. Укатиться. А я тебя просто вынес.
– Но откуда ты знал, что запирающую ворожбу можно обмануть таким простым способом?
– Да не знал я ни фига, – признался Старшой. – Я, честно говоря, вообще забыл про твою историю с заклятиями.
Колобок громко хлопнул губами, закрывая ротик. Глазки выпучились, грозя выстрелить в сержанта дуплетом.
– Как ты мог?! – прошипел хлебобулочный гомункул. – А если бы я погиб, расплющившись о незримую стену? Я к нему со всей душой, а он меня чуть…
– Ты сам хвастался, что тебя не убить. Вот и брось ломать комедию. Куда дальше-то?
– Хм… – Колобок поскреб трехпалой ручкой за несуществующим ухом. – Ты кого-нибудь в этом городе знаешь?
– Ну, боялина Люлякина-Бабского.
– Отпадает. С боялином поведешься – беды не оберешься. Хватит нам одного Драндулецкого. Еще?
– Ну, гадалку Скипидарью знаю.
– Тогда к ней! – с энтузиазмом сказал каравай.
Дембель и Хлебороб уставились друг на друга.
– Чего зыришь? – спросил Иван.
– Жду, когда пойдем.
– Веди.
– Ха, это ты веди. Я же в четырех стенах сидел, города не знаю, – заявил колобок.
Старший Емельянов с трудом подавил желание сыграть в футбол. Принялся массировать виски:
– Так. Надо срочно рвать когти из переулка. Как бы найти дом Скипидарьи?
– А ты не знаешь, где она живет? – захлопал глазками живой каравай.
– Представь себе, нет, – прорычал Иван и зашагал подальше от двора боялина Драндулецкого. – Я вообще не местный. Ориентируюсь плохо. Вот черт его знает, где тут у вас север.
– Север? – Колобок засеменил рядом.
– Блин, ну где холодно постоянно, лед и все такое прочее. И держись ближе к забору.
Парень решил, что его спутник не такой уж умный, каким себя расписал. Вот и сторон света не знает…
– Ешкин кот! – воскликнул каравай. – Ты про полночь говоришь! У нас есть восход, полдень, закат и полночь. И я чувствую, что мы движемся к закату. А гадалка где живет?
– Да хрен ее, блин, разберет, – злобно сказал Иван и улыбнулся невольно получившейся рифме.
Они вышли на широкую улицу, направились к княжескому терему, обходя огромные лужи. Несмотря на любовь тянитолкайцев к мостовым, деревянные покрытия ломались, а каменные размывались, и дорогу постепенно захватывала осенняя грязь. Еще путникам не повезло с улицей: на ней не жило ни одного боялина, потому и не обиходили.
У самого терема старший сержант свернул к выходу из города, стараясь припомнить хоть какие-то ориентиры. Сумерки этому не способствовали.
