Михаил Успенский - Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать
Одураченная Камбала нырнула как следует, ухватила Радугу зубами, никакого вкуса не почувствовала. В свободную дырку ее чуть саму не уволокло, еле убереглась.
Радугу вывесили просушиться на небо, да там и забыли. А культяпый Мироед снова стал от злости грызть пальцы.
Вслед за водами спустился с Зимних Гор и бык Бугай со всем своим населением. Адамычи у него на спине решили не возвращаться в старые места – вдруг поновее имеются? Бугай шел, проваливаясь по самое брюхо в ил и грязь, а наездникам его и тут не нравилось, и там казалось непригоже. Отощавший бык терпел–терпел, да и лег там, где остановился.
Пришлось адамычам слезать и обживаться. Потоп длился месяца два, так что работать руками они не разучились, осели на новом месте быстро и удачно. А за великую услугу решили наградить быка Бугая, принеся ему в жертву самое дорогое, что только было. Добра они к тому времени еще не накопили, людей терять тоже не хотелось – их ведь и так осталось всего ничего. Вот и вышло, что самое дорогое – это как раз Бугай и есть.
Из мяса его нарезали себе быков и коровок помельче, кости истолкли в муку – скотине же на подкормку, а шкуру напластали тонкими полосами, связали их воедино и получившимся ремнем опоясали обретенную землю. Никакая враждебная сила не могла переступить через ременную границу – Бугай и по смерти охранял своих подопечных от всякой напасти. Себя тут же поименовали адамычами, а возведенный город – Нестьградом, в знак того, что нет на земле града, подобного ему.
Плодились адамычи быстро, а ременные межи оставались прежними. Самые смелые сбивались в ватаги, уходили из Нестьграда искать себе иные угодья и так потихоньку снова заселили весь обезлюдевший было мир. Стало быть, всякий пришелец приходился им родственником. Его и встречали, как родного.
Никакой стражи адамычи не выставляли и твердо верили, что тот, кто беспрепятственно перешел границу, вреда им не принесет. Жихарь и его спутники, появившись на рубеже, шатались из стороны в сторону и несли околесицу по случаю пребывания в жестокой лихорадке. Принц Яр–Тур утверждал, что ему суждено получить смертельную рану от родного племянника, а какой у него мог быть племянник? Царь Соломон рассказывал самые забавные истории про свое правление, но никто не смеялся. Жихарь, разумеется, выбалтывал все сокровенные тайны своего поручения, полученного от Беломора, – первые слушатели оказались, по счастью, недалеки и простодушны. Одного Китовраса лихорадка не брала, да ведь и его можно было понять, только внимательно вслушиваясь и крепко задумавшись.
Адамычи бросились обихаживать и жалеть пришельцев, поить отварами и отмывать от грязи и ржавчины. Пришельцы не обращали на заботы никакого внимания. С таким же успехом их могли грабить и резать. Но за ременной границей хворобам воли не было, поэтому на третий день все пришли в себя.
Хозяева, как и положено учтивым людям с такой древней родословной, ни о чем не спрашивали и не дознавались. Странники отъедались и отсыпались молчком.
Китоврас, насытившись за столом, шел в конюшню, чтобы набить овсом конский желудок. Мало–помалу он начал рассказывать конюхам о лошадиных болезнях и о том, как их лечить, ведь сама–то лошадь только плакать будет и вздыхать, а объяснить ничего и не может. Будимир, едва обсохнув, сразу же подался по курятникам – учить уму–разуму петухов и ухаживать за курами. К царю Соломону воротился утраченный было по дороге живот. Принц и Жихарь после еды выходили во двор княжеского терема – поселили–то их не где попало, а у самого князя Микромира – и там упражнялись, перебрасывая друг дружке здоровенное бревно.
«Не обманете, я ученый, – думал Жихарь. – Это все мне только кажется. Не бывает на свете никаких адамычей, есть одни умруны из Костяного Леса. И кормят небось какой–нибудь пакостью, и князь Микромир – скелетина, и дочка его никаких таких прелестей в теле не имеет, глаза мне отводит…»
Временами ему казалось, что он все еще в Бессудной Яме.
Сомнения его разделял и царь Соломон.
– Это невозможно, чтобы так все было хорошо, – говорил он. – Это нас самих нашими же мечтами и морочат…
Но мечты показались Жихарю какими–то куцыми – жрать до отвалу и спать без просыпу. Да и Принц Яр–Тур то и дело напоминал в самых неподходящих случаях, что дело витязя – подвизаться, а не тунеядничать.
Царь Соломон, вдоволь откормившись и насомневавшись, предложил князю в награду за гостеприимство рассудить всех по совести и в краткий срок. Но выяснилось: судить здесь некого и не за что – между адамычами не водилось даже семейных ссор. Все здесь было хорошо и ладно. На своих пашнях они ковырялись едва–едва, а жито перло из земли такое, что стороннему человеку становилось дурно.
«Отчего же люди уходят отсюда на иные земли?» – задумался Жихарь и вдруг понял – отчего. Баловаться с бревном надоело.
– Княже, а не надо ли побить кого? – умоляюще вопрошал он хозяина. – Не ходит ли вражина вдоль границ?
– Вдоль всех границ ходит, – соглашался князь, – а переступить их никак не может. Да вот сам погляди!
В княжеской светлице лежал на столе земной чертеж. Жихарь и Принц внимательно изучили его. Соседи у адамычей, прямо сказать, были незавидные – лесные подляне, задиристая Наглия, бездумная Бонжурия, лихие степняки.
Царь Соломон, поглядев на чертеж, ахнул и без слов начал колотить Китовраса посохом по спине. Китоврас вяло отбрыкивался и отмахивался хвостом.
– Я с тебя за каждый лишний шаг вычту! – приговаривал премудрый. – Это же надо – шли в одну сторону, а попали совершенно в другую! Ты забыл, к которому дню нам надо в Иерусалим?
Китоврас прогудел в том смысле, что ременно обутые аргивяне всю жизнь этой дорогой пользуются и всегда попадают куда надо. И что муж жестоковыйный, ложной премудростью тщась, сам себе ставит препоны.
Царь успокоился, отложил посох, развел руками.
– Где люди, где кони? – и закатил глаза.
– Добрый у тебя чертеж, – сказал Жихарь князю. – Вот бы срисовать… Но нет, нельзя. Тогда мы будем знать, куда идем, а это не по уговору…
– Можно ли странствовать без цели? – удивился князь Микромир. Был он, как все адамычи, светловолос, дороден и не склонен ни к каким странствиям, тем более бесцельным. – Глядя на вас, опять наша молодежь не усидит дома, пойдет искать иных мест… А чего, спрашивается, ходить? У нас никакой рот не лишний…
– Да, живете крепко, – сказал Жихарь. – И отчего это вам так боги благоволят?
– Так они же все от наших и вышли! – всплеснул руками Микромир.
Царь Соломон ухмыльнулся – у него на этот счет имелись свои соображения.
– Так оно и было, – продолжал князь. – Однажды вышел грозный витязь Световит из дому по малой нужде – поискать себе подвигов, сошел с крыльца и только что сделал шаг, а нога на землю ступить не может – застыла на полдороге, словно под ней ступенька. Он другой шаг сделал – и другая нога оторвалась от земли. Иной бы плюнул и вернулся в дом досыпать, но не таков был Световит. Он и еще раз шагнул, и еще, а перед ним как бы невидимая лестница. Собрался внизу народ, отговаривает, а он топ да топ. В разные стороны ходили наши богатыри, а вверх еще не случалось.
Конечно, кое–кто за ним подался. Но только не у всех получилось. А день был ясный–ясный.
Ушло их с десяток, как бы не больше. Световит впереди, все поднимается и поднимается. Вот уже птицы рядом с ним летают. Обернулся, помахал рукой.
Потом побежал прыжками и скрылся с глаз. Остальные небоходы тоже попрощались – и за ним. Люди, которые внизу, повалились на колени.
Дня три прошло. Люди совсем ничего не делали – только в небо смотрели. А был среди нас один старец, который мог на самое солнце глядеть не мигая – все равно слепой. Но слепой–то слепой, а разглядел на солнце Световита.
Сердится на кого–то, строжится, кулаком грозит и мечом ужасно помахивает.
Потом в ясном небе загрохотал гром, засверкало все и сверху посыпались неведомые существа.
Высоко им довелось падать, в лепешку поразбивались, а по одеждам видно – не наши, и даже головы у некоторых нечеловеческие. Один в кулаке молнию зажал – должно быть, не успел метнуть. Тут мы, адамычи, и догадались, что наши богатыри всех, кто на небе водился, перебили. С тех пор над нами круглый год светит солнце и дожди идут только вовремя. Да ведь Световита всякий знает, у него еще прозвище было – Ярила, а Перун – кузнец бывший, а Олеля с Полелей…
Царь Соломон закусил губу, живот у него колыхался от нутряного вежливого смеха. Китоврас помянул каких–то Космогонию и Титаномахию. Принц Яр–Тур только мотал головой, собирался что–то сказать, да так и не собрался. У Жихаря тоже слов не нашлось, боялся обидеть хозяина: может, все это и правда. Очевидцы–то все давно умерли…
