Валентин Леженда - Войны былинных лет
— Как же сам-то вырвался? — удивился Владимир.
— Так навья нечисть наша же, рассейская в доску! — с запалом воскликнул герой. — Она же наш люд в тяжкую минуту ни в жисть не тронет…
— Ну, Ванюша, ступай с миром, — Всеволод вывел Сусанина из шатра, — но смотри, с каждым встречным витязем не пей, скопытишься…
Тихон поспешил следом за князем.
Толпившиеся снаружи воины подхватили героя на руки и принялись без устали качать. Всеволод улыбнулся, пригладил бородку и отвел племянника в сторону.
— Ты, Тихон, главное не горюй. Я уверен, что с Гришкой все будет в порядке, вот увидишь. Да и тебе без дела сидеть не придется, я уже место одно для тебя присмотрел.
Сердце у трусоватого молодца екнуло.
— Будешь командовать стрелецким расчетом на нашем горынычеплане, — продолжал между тем князюшка. — Мы сегодня же по бортам орудия установим.
— Командовать чем? — изумленно переспросил дружинник, испугавшийся, уж не ослышался ли он. — И на чем?
— Да вот она, дура, летит, ладья наша воздушная! — указал в небо Ясно Солнышко.
Тихон задрал голову и… обомлел со страху.
Высоко в небе прямо на них с князем опускался громадный воздушный корабль, исторгающий столбы яркого пламени.
Княжий племянник зажмурился и, обхватив голову руками, упал на землю.
Горынычеплан тем временем плавно завис над военным шатром и, слегка вздрогнув, медленно опустился в огороженный колышками посадочный круг. С грохотом брякнулся оземь деревянный трап.
— Вставай, увалень! — Всеволод слегка пнул лежавшего в снегу племянника расшитым золотом сапогом. — Не срамись хоть перед великим оружейным затейником.
Смекнув, что ужасная ладья и не думала их давить, Тихон быстро вскочил с земли и, отряхнув одежку, с интересом уставился на спускающегося по трапу седобородого старца, широкого, точно стоведерная бочка.
Кого-то этот старик ему до боли в ребрах напоминал.
— Приветствую тебя, Иван Тимофеевич, — кивнул седобородому князь. — Как слетал, все ли выяснил?
Подошедший Иван Тимофеевич с интересом покосился на отряхивающегося дружинника.
— А это племяш мой Тихон, — пояснил Ясно Солнышко, — шибко любит в разных местах от земли отжиматься.
— Гм… — кашлянул в бороду отец Муромца. — Славно слетали, князюшка. Видели сверху силы врага несметные. Стекаются аспиды в одно место в районе удела краинского. Никак замышляют что нехорошее.
— Доселе их действия были достаточно предсказуемы, — проговорил Всеволод. — Спасибо за разведку, может, чего интересного случилось, пока летали?
Оружейный затейник призадумался.
— Да так, навроде всего помаленьку. Две головы Горыныча из-за кильки поцапались, да гарпии мериканские снова атаковать нас пытались, но мы с Левшой вовремя на трехголовой тяге ушли.
— Вот об этом-то я и хотел с тобою поговорить, — оживился князюшка. — Вот видишь сего доброго молодца?
Отец Муромца оценивающе поглядел на залившегося краской Тихона.
— Именно ему я поручаю командование расчетом корабельных стрельцов. Прямо сейчас мы и начнем устанавливать на борту самострелы да пушки. Парамон!
— Я тута, князюшка.
— Распорядись о начале загрузки ладьи оружьем.
Под неусыпным присмотром оружейного затейника по трапу воздушного корабля побежали нагруженные бочонками с порохом дровосеки.
Четверо витязей вкатили на борт чугунную пушку. Подоспели ратники с тяжелыми дальнобойными самострелами, что обычно применялись при осаде вражеских крепостей.
— Все как и договаривались, — прокомментировал Всеволод. — Вот тебе защита от гарпий мериканских. Мощное орудие на носу да двенадцать славных самострелов, по шесть на каждый борт. Ну и команда — двенадцать стрельцов да вот этот добрый молодец.
— Годится! — обрадованно кивнул отец Муромца. — Но надо бы сначала пристреляться.
Пушку установили в специальную бойницу с задвижкой. Самострелы подоспевшие плотники вделывали прямо в толстые доски корабельных бортов, да так, чтобы те свободно крутились в разные стороны.
Слегка перепуганный таким поворотом дел, Тихон неуверенно осматривал вверенных ему людей: двенадцать плечистых головорезов в синих тулупах и в черных шапках с красными лентами по бокам.
«И что мне с ними делать, ума не приложу», — тоскливо размышлял дружинник, медленно обходя выстроившихся бойцов.
Но тут он вспомнил, как их с Гришкой муштровал некогда князь, и грозно выкрикнул:
— Рав-в-в-в-няйсь! Смирно! Самострелы к бою готовь!
Стрельцы браво прищелкнули каблуками и поспешили на свои боевые посты. Каждый уже заранее знал, где чей самострел. В принципе они могли бы обойтись и без Тихона. Просто Всеволод хотел, чтобы за непутевым племянничком кто-нибудь присмотрел.
Пушка на носу ладьи оставалась на попечении Тихона.
По приказу Ясна Солнышка тут же приступили к испытаниям. Ладья подняла трап, оружейный затейник занял место у руля. Поджилки у Тихона затряслись: он-то даже на море кораблей боялся, а тут…. летающая лодка! Страх-то какой, а ежели она прямо в небе перевернется?
Но спрашивать мнения Тихона никто, понятно, не собирался.
Ладья резко взлетела и зависла над небольшой полянкой, куда ругающиеся на чем свет стоит дровосеки уже тянули при помощи четырех лошадей подбитого мериканского «богомола».
Дрожащими пальцами Тихон вцепился в крепкие борта корабля.
Горынычеплан сделал над полянкой круг, отец Myромца ждал, пока дровосеки отвяжут лошадок и уберутся от греха подальше.
Затем, выполнив очередной вираж, ладья нацелилась на застывшую внизу мишень. Стрельцы с недоумением поглядели на позеленевшего Тихона.
— Готовьсь! — визгливо выкрикнул княжий племянник. — Пли!!!
Все двенадцать тяжелых стрел со свистом ушли в блестящую тушу уродливого механизма.
— Восемь попаданий из дюжины! — удовлетворенно проговорил наблюдавший с возвышенности в дозорную трубу Всеволод. — Что ж, для начала неплохо.
Пронзенный насквозь вражий механизм тяжело завалился на бок.
Горынычеплан приготовился к повторной атаке.
— Теперь бы еще пушечку пристрелять, — ворчливо проговорил отец Ильи Муромца, с укором глядя на уже слегка синевеющего Тихона.
Княжий племянник в ответ протяжно застонал.
Ступив на твердую землю после часа мучений, Тихон, шатаясь и неуверенно переставляя ноги, двинулся к походным обозам, где вовсю веселились российские витязи.
Иван Тимофеевич пообещал, что при следующем испытательном полете сделает на горынычеплане «мертвую петлю», и Тихон шел и думал о том, что ни за какие коврижки не взойдет больше на борт этого летающего монстра.
Ну а русичи знай себе веселились.
Краинские казаки, к примеру, изображали Горынычей, грозя при этом поджечь походный лагерь. Сам Грыцько Крысюк демонстрировал всем желающим свое удивительное умение. Молодецкая забава именовалась «Краинский огонь». Раздетый по пояс Грыцько набирал в рот побольше самой крепкой горилки, подносил к лицу тлеющую лучину, и… столб пламени был такой, что впору хватать казаков и набивать ими трюм очередной воздушной ладьи. Второй летающий корабль вполне можно было бы назвать краинцелетом, и лишь задиристый норов хохлов не позволял на деле осуществить столь неординарный задум.
Веселящиеся краинцы не шибко Тихона заинтересовали. Эка невидаль огнем дышать, а потому княжий племянник направился туда, где уже битые полчаса шли общероссийские соревнования по плевкам в длину.
Рослые витязи выстроились в небольшую очередь у вбитого в замерзшую землю бревна. Дальше, где-то через пятнадцать шагов, на припорошенной снегом березке висел цветной портрет мериканского царя Жорджа. Этот портрет был случайно обнаружен кем-то из русичей на поле недавнего сражения.
Жордж на портрете вид имел вполне цветущий, хотя уже и изрядно оплеванный.
Пока никто из витязей не мог переплюнуть высокого рыжеусого воина по имени Трофим Могила. Плевковый умелец искусно пользовался тем, что у него между верхними передними зубами была изрядная щель, сквозь которую он так метко харкал с пятнадцати шагов, что попадал аккурат в правый прищуренный глаз мериканского царя.
Витязи шли на разные ухищрения. Одни тренировали язык, постоянно его высовывая, что на крепком морозе было чревато всяческими неприятными последствиями. Другие втайне от товарищей лизали невесть где раздобытые дольки лимона, что, конечно, в определенной степени помогало.
Но вот с точностью у многих была проблема.
Забава Тихону понравилась, и он тоже стал в очередь веселых храбрецов, желая потягаться с удалым Трофимом Могилой, который, сидя на пне в сторонке от всех, лишь презрительно усмехался, провожая плевки конкурентов скептическим взглядом.
Тихону подумалось, что непросто будет победить ухмыляющегося в сторонке чемпиона. Правда, у него самого тоже был большой в этом деле опыт, как водится, от безделья. Сидишь себе где-нибудь на сеновале в знойный летний полдень. Делать как есть нечего, идти к речке неохота, мыслей в голове полезных никаких. Вот и начинаешь с тоски на приоткрытую дверь сарая поплевывать, в особенности ежели на нагретое солнышком дерево мухи садятся.
