Леонид Каганов - Дефицит белка
Почему жратвы нет — понятно, да? Жил себе какой-нибудь дядька, картошку копал или шофером служил. Жил небогато — ну там ТВ посмотреть, выпить с друзьями. А если жизнь его прижмет — он терпит, деваться некуда. А потом появились клипсы, и стал такой дядька задумываться на ту тему, что ты мне все детство рассказывал — что, может, через двадцать лет наступит будущее, где ученые уже все придумают, и не надо будет картошку копать, стареть, болеть, и от похмелья мучаться. У каждого человека бывают моменты, когда кажется, что тяжелее, чем сейчас, уже и быть не может. Хочется все бросить и ломануться за счастьем — в одиночку или с семьей. Может, в будущем картошка уже давно сама растет, сама себя чистит и жарит? А тут — клипса всегда под рукой…
В итоге, у нас картошку копать некому, строить некому, даже учить некому. Не так, чтобы совсем уж некому. Не то, чтоб жизнь развалилась и голод настал — нет. Но это называется по-научному — кризис и дефицит кадров, и чувствуется очень четко на собственной шкуре. Говорят, раньше была проблема безработицы, проблема перенаселения… А сейчас у нас шутят: в далеком будущем ученые изобретут такую клипсу, чтобы можно было улетать обратно — туда, где был рай.
Производство клипс, кстати, уже хотели запретить, а те, что есть — на учет поставить. Но как? Их уже успели наштамповать миллионы. Кстати, последняя фишка вышла: клипса с кнопкой, на которой написано: «мне повезет». Это значит, нажать ее и прыгнуть неизвестно куда — может на полчаса, может на сто лет, а может и на миллион, чип выбирает сам по случайному закону.
Ну а те люди, которым в наш век хорошо живется — это не самые хорошие люди, а просто, дед, извини за прямоту, урло оторванное. Очень много развелось ворья и преступников. Ты не поверишь — числиться в бандах стало модно, а не стыдно. А по улицам ходить — очень неспокойно. Вообще, знаешь, дед, какая-то агрессия в воздухе вьется, все нервные стали, так и читается в глазах: «скажите спасибо, что я еще тут с вами сижу, хотя мог бы уже сидеть в будущем». И в политике неспокойно, хотя войны пока никакой крупной нет.
Дед, я вот что тебе хочу сказать: если вдруг чего — я когда-нибудь попробую тебя догнать. Так что если увидишь вдруг нас с мамой — не удивляйся.
Да! Чуть не забыл! Я сдал выпускные: всего две четверки!!! Готовлюсь поступать в медицинский колледж!
Это было мое последнее письмо деду. Потом сразу стало не до писем — начались экзамены, потом учеба в колледже, я там проучился два курса.
А в канун моего восемнадцатилетия мама не вернулась с работы. Сотрудники сказали, что она отпросилась пораньше и уехала. А перед этим она одолжила денег, сказала — до получки. Говорили, что она наверно устала очень и прыгнула на пару лет вперед, посмотреть, что из меня вырастет. Но я уверен, что она поехала покупать мне подарок ко Дню рождения, а ее убили из-за проклятых денег.
Я прожил в нашей опустевшей квартире месяц, а затем — решился и прыгнул к деду в далекое будущее, на сто лет вперед.
***
Мне и раньше приходилось прыгать, только на короткие дистанции. При этом не ощущаешь ничего: вот ты выставил стрелочками время чтобы чип рассчитал угол орбиты, вот ты сел на корточки, прижал клипсу к груди, чтобы без проблем попасть всем телом в сдвиговую область, и нажал кнопку старта. И все. Ты продолжаешь сидеть, и твой палец давит кнопку, только вокруг уже другое время. Иногда — немного закладывает уши, потому что атмосферное давление разное.
Я вышел в гостиную, сел на пол, долго не решался, а затем все-таки нажал. Уши заложило сильно, и меня немного качнуло — видно, скачок давления оказался значительным. Со всех сторон обступала бархатная темнота — видимо я попал в ночь. Я знал, что ошибка позиционирования при прыжке на сто лет должна составлять плюс-минус два месяца, но понятно, что этого никто не проверял, а кто проверял — тот никому уже не рассказывал. Так что может и больше, кто знает?
Темнота казалась абсолютной еще и потому, что здесь стояла полная тишина. Лишь тихо пели сквозняки и билось мое сердце. Через несколько секунд глаза привыкли, и я стал различать контуры.
Окно гостиной оказалось разбито, а небо — затянуто тучами и почти не давало света. Фонари на улице не горели. Все вокруг оказалась завалено ветхим хламом. Я потянулся рукой к клавише выключателя — она оказалась непривычно шершавой. Нажал — и пластик под моими пальцами рассыпался в мелкую крошку.
Сердце забилось еще громче. Ночь давила на нервы, я выставил на клипсе двенадцать часов и нажал старт.
Разом зажегся ослепительный дневной свет, но открывшаяся картина была совсем ужасной. Комната оказалась в полной разрухе, остатки шмоток покрыты толстым слоем земли, песка и пыли, а в углу под потолком торчало здоровенное гнездо, похожее на бумажный шар, но тоже старое и ветхое — насекомые давно его покинули.
Я прошел в дедушкину комнату. И сразу увидел его. Он лежал на своей тахте в той позе, в которой мы его отправили. Твердый, совершенно высохший скелет в клочьях халата. Рядом в пыли лежали конверты с клипсами — те письма, которые я посылал из его комнаты. Некоторые свежие, некоторые желтые — я посылал их примерно на один и тот же срок, но позиционирование работало с большим размахом. Мешочек с табаком лежал на полу. Я развязал его и вытащил листок последнего письма — того самого, что я написал два года назад после школьных выпускных. Лист пожелтел, и буквы местами расплылись от сырости. Я бросил его и кинулся прочь.
***
Город оказался брошенным — асфальт зарос сорняками, некоторые дома рухнули под своей тяжестью и лежали в руинах. Казалось, здесь уже много десятков лет не ступала нога человека. А где она тогда ступала? У нас конечно не столица, но город не из мелких.
Я тупо шагал вперед, перебираясь через камни и обходя мусорные завалы, и в голове моей не было никаких мыслей. Почему-то мне сейчас не жалко было деда — все-таки я уже давно привык и смирился с тем, что его нет. И даже не жалко было маму, хотя когда прыгал, оставалась крошечная надежда, что здесь я встречу ее и деда живыми и здоровыми. А жалко мне было себя. Куда я попал? Что я теперь буду делать? И куда же они все делись, люди?! Ведь они не могли совсем исчезнуть, выродиться за сто лет? Не могли же все вместе прыгнуть в будущее — наверняка остались какие-то поселения, какие-то упертые фанатики… А те, кто прыгнул — куда же они прыгнули? Может, где-то в будущем есть база, точка сбора, где наконец-то собралась заново и расцвела цивилизация как надо?
Я дошел до Площади Радио — она оказалась завалена кусками бетона и бордюрного камня. Создавалось впечатление, будто каменный лом принесли сюда специально и бросили как попало. Я пригляделся и увидел стрелку, выложенную из камней. Проследил за ней взглядом — и понял, что каменный лом на площади образовывал надпись: «Люди! Встречаемся здесь в году 3000!»
Честно скажу — у меня мелькнула мысль вернуться сперва в квартиру, собрать там письма, на которых оставались почти новые клипсы со свежими батарейками, походить по брошенным домам и напихать по карманам утвари — вдруг в будущем это кому-нибудь пригодится? Но уж очень хотелось поскорее убраться из этого пыльного ада и увидеть живые человеческие лица.
Я прикинул, сколько времени осталось до года 3000, а затем немного схитрил: добавил еще пятьдесят лет, чтобы человечество успело убрать весь мусор, привести в порядок город и восстановить цивилизацию. Затем мне пришло в голову, что я наверно не один такой умный, и я добавил еще пятьдесят лет — чтобы уже наверняка попасть в самый расцвет.
И когда я нажимал кнопку, на миг появилась уверенность, что сейчас я окажусь именно там — в солнечном городе, где ученые открыли все законы, и люди счастливы.
***
Мир, куда я попал, оказался холодным и черно-белым. Города здесь не было вообще, все оказалось укутано толстым слоем снега и льда. Я стоял на дне котловины, окруженной холмами. А сверху на меня глядело низкое небо темного цвета, словно наверху распылили пепел. И тишина. И мороз. Хотя в первый момент он еще не чувствовался, но я знал, что долго здесь не протяну в своей летней куртке. По крайней мере там, откуда я только что выпрыгнул, еще можно было жить, наверно даже найти воду и каких-то людей, здесь же…
Я присмотрелся. И то, что поначалу принял за холмы, оказалось развалинами города — просевшие и рухнувшие внутрь себя остовы зданий, засыпанные снегом, землей и мусором. Острые края почерневших каменных плит торчали из-под снега тут и там.
Я запахнул куртку — мороз стремительно забирался внутрь. И тут, наконец, понял — это все. Конец. Год 3000 — это уже очень далеко. Обратно дороги нет, а дальше будет только хуже.
Но все равно надо идти дальше, потому что здесь — гибель. Что ж вы сделали суки? Раздробились, разбежались на поиски счастья, и каждый надеялся, что за него продумают, решат и организуют? Поверили дедушкам, что впереди — рай? Кто остался — честно прожили свои жизни и вымерли или ушли куда-то. А мы бросились в далекое будущее как на курорт, не взяв с собой ничего, не продумав ни связи, ни запасного варианта — в уверенности, что на курорте обязательно будут все удобства?
