Надежда Первухина - Спицы в колесе Сансары
— По-моему, вы это уже говорили.
— В моем случае не грех и повториться. А вы еще очаровательнее своего платья. Погодите, вот я еще его с вас сниму…
— Эй! — посуровела Лиза. — Вы думаете, что, обзаведясь хвостом, можете вести себя столь откровенно?
— Ничего не могу с собой поделать, Лиза, вы меня заставляете терять голову. И хвост, кстати. А вот и моя машина.
Они остановились у солидного черного лимузина с тонированными стеклами.
— О? — удивилась Лиза. — У представителя «Свободной России» и такое авто?
— Я засланный казачок, — улыбнулся Владимир. — Но я все вам расскажу по дороге. Садитесь в машину.
— Эх, совсем я голову потеряла.
— Да? И вы?
— Конечно. Сажусь в машину к незнакомому мужчине.
— Уже знакомому. Вы знаете мое имя и знакомы с моим хвостом. Это много, согласитесь.
Лиза села в машину и смотрела, как на водительское место усаживается Владимир. Ее очень волновало, куда же он денет хвост. У Юли для хвоста в машине была специальная дырка. Здесь дырки не было, великолепный пушистый хвост просто улегся вдоль ноги. Лиза едва-едва подавила в себе желание его погладить.
— Едем, — скомандовал Владимир.
Ключ зажигания повернулся сам собой, а механический голос сверху поинтересовался:
— Маршрут, господин?
— Бар «Колесо сансары».
— Принято, господин.
Машина мягко тронулась и покатила в центр города.
— Какую музыку вы предпочитаете? — спросил Владимир.
Лиза вспомнила Глеба и без зазрения совести ответила:
— Готический рок.
— О? Вы потрясаете меня все больше и больше. Но, увы, дисков с готическим роком у меня в машине нет. Обещаю вскорости исправить сию досадную оплошность.
— Зачем?
— Я уверен, что мне еще не раз и не два посчастливится везти в машине такую потрясающую девушку. Надо подготовиться.
— Владимир, а не слишком ли много вы строите планов? Может, вы меня ради разнообразия спросите? А вдруг я замужняя мать пятерых детей?
Владимир рассмеялся:
— Нет, это вам не подходит. Замужние матроны не хранят в своем гардеробе платьица от Барби.
Он покрутил верньер настройки сиди-плеера, и салон машины заполнила музыка Эннио Морриконе.
— Подойдет?
— Конечно. Это же классика.
Они миновали центр, немного покружились в переулках, а затем выехали в самый фешенебельный район города. Здесь всегда было оживленно, пестро и ярко. Из окна лимузина Лиза залюбовалась витринами роскошных магазинов и ателье. Похоже, что Владимир здесь ориентируется как рыба в воде.
— Для коктейлей еще рановато, — сказал Владимир. — Но для нас «Колесо сансары» всегда открыто.
— Для нас?
— Да. Теперь — для нас.
Он с шиком подкатил к украшенному неоновой рекламой входу. Вышел, распахнул перед Лизой дверь:
— Прошу вас, леди.
Леди элегантно вышла. Тут же собралась кучка зевак, обсуждающих поочередно то машину, то Лизу, то Владимира. В кучку затесались два вампира-трансвестита. Они посылали Владимиру воздушные поцелуйчики и строили рожи Лизе.
Владимир и Лиза вошли в бар. Поскольку час был ранний, народу практически не наблюдалось. Они сели за столик, и Лиза осмотрелась.
Здесь было красиво и стильно. Обстановка почти копировала внутренности буддийского храма, даже курительные палочки тлели перед огромным золоченым изваянием Будды.
— Ну как? — спросил Лизу Владимир.
— Здорово. Но кощунственно. Будда в баре…
— Я бывал в Пенджабе. Там Будда есть даже в борделях.
— А вы тот еще жучок.
— Что значит жучок? В пенджабских борделях я был исключительно с гуманитарной миссией «Свободной России».
— Кстати, почему вы назвали себя засланным казачком?
— Отвечу не раньше, чем мы закажем себе по коктейлю. Вы что предпочитаете в это время суток?
— Владимир, я не искушена в коктейлях, так что хватит издеваться. Закажите мне что-нибудь малоалкогольное.
— Хорошо. И поверьте, я не издеваюсь.
Подошел официант. Владимир заказал для себя двойной бурбон и персиковый кампари для Лизы. Заказ принесли быстро.
— Что же, за встречу! — поднял бокал Владимир.
— За встречу!
Лиза пригубила своего коктейля. Приторный, слишком приторный. Но в голову не ударяет, и это уже хорошо.
— Так, расскажу я вам, Лизонька, почему я засланный казачок. Видите ли, в «Свободной России» я единственный нечеловек.
— Но что же вам там нужно?
— Информации. Видите ли, «Свободная Россия» не такая уж безопасная и беззубая общинка. Они получают финансирование от кого бы вы могли подумать? Адвентистов седьмого дня и «Свидетелей Иеговы». Поэтому община нелюдей и заслала меня — проверять, все ли в этой общинке правильно и славно. Чувствуете, какие у них там речи? Дай им волю и денег, они устроят новый поход против ведьм и вампиров!
— Ох…
— Но не волнуйтесь, этого не будет. Нелюди не допустят.
— Владимир…
— Называйте меня Влад. И давайте будем на «ты».
— Хорошо. Так вот, Влад, как старички из свободнороссов относятся к тому, что ты нечеловек? Почему они тебя не выгоняют и не дергают за хвост?
— Лизонька, ты зришь в корень! Они этого не делают, потому что видят меня как человека. Мой хвост умеет наводить марево.
— Что?
— Марево. Изменять пространственно-временные флюктуации. Подстраиваться под человеческое восприятие. «Священную книгу оборотня» читала?
— Да. Так ты оборотень?
— Нет. Я лемуриец.
— Кто?
— Лемуриец. Никогда о них не слышала?
— Нет.
— О, это потрясающая история. Надо заказать под это дело еще коктейлей.
— Ты хочешь меня споить?
— Конечно. Я без ума от пьяных женщин.
— А как ты пьяным машину поведешь?
— О, я быстро трезвею, не волнуйся. Официант! «Черного русского» для меня и «Маргариту» для девушки!
— Сию минуту-с.
— Итак. Слушай. Раньше, очень давно, чуть ли не во времена Древнего Рима, таких, как я, называли лемурами — призраками, душами мертвецов, умерших насильственной смертью. Считалось, что лемуры ночами бродят по земле и насылают на встреченных людей безумие. Девятого, одиннадцатого и тринадцатого мая отмечались лемурии — дни лемуров, когда закрывались все храмы и не заключалось ни одного брака.
— Так вот ты кто!
— Не спеши. В древности существовал обряд, чтобы изгнать из дома лемуров. Глава семьи поднимался ночью и, трижды омыв руки, брал в рот черные бобы, а затем принимался бросать их через плечо и повторял девять раз, что этими бобами искупает себя и своих близких. Потом девять раз стучал в медный таз и просил лемуров покинуть дом.
— Жаль, что у меня нет медного таза!
— Ты хочешь, чтобы я покинул твой дом? Но я там еще не был. Однако надеюсь побывать. Но я продолжаю. Древние римляне путали лемуров — духов с лемурийцами — расой, которая жила на протоконтиненте Лемурии. Лемурийцы обладали уникальными способностями — могли становиться невидимыми, их не могло убить никакое оружие…
— Кроме черных бобов?
— Бобы — это тоже только паллиатив. Лемурийцы читали мысли, предвидели будущее, обладали психокинезом… В общем, полный набор.
— И ты всё это… тоже?
— Да. Мои родители были и остаются лемурийцами. Но самое главное знаешь что?
— Что?
— Лемурийцы бессмертны. И не стареют. Я живу на земле уже не одну тысячу лет.
— Очень мило. И что же такого потрясающего лемурийца, как ты, занесло в наш провинциальный городок?
— Ты не поверишь.
— И все же.
— Я искал тебя.
— В смысле? Конкретно меня? Лизу Камышеву?
— Нет, конечно. Я искал девушку, с которой смогу быть собой. Не притворяться, не напускать марево.
— Прости, но как ты догадался, что это именно я? А не какая-нибудь Маша, Рита или Аделаида? Розовое платье помогло?
— Розовое платье тут ни при чем. Хотя оно, конечно, тебе идет, Барби ты моя сладкая.
— Но-но! «Моя»! «Сладкая»! Не зарывайся.
— Поздно. Считай, что я уже держу тебя в объятиях.
— Так как ты решил, что я — это я?
— Вот. Смотри.
Влад расстегнул воротник рубашки и вытянул цепочку. На цепочке висел странный медальон — в кусок металла вплавлен черный камень. Сейчас этот камень словно светился изнутри и казался горячим. Воздух вокруг него дрожал.
— Это осколок Лемурийского континента, миллионы лет назад ушедшего под вулканическую лаву, — сказал Влад. — Это талисман для каждого лемурийца. Когда лемуриец находит свою половинку, камень начинает светиться и испускать излучение. Теперь он всегда будет светиться, пока ты рядом. А отойдешь на пару шагов, погаснет. И причинит мне боль.
— Как это боль?
— Когда камень загорается, он начинает резонировать с моим сердцем. Гаснет — сердце останавливается. С остановившимся сердцем я могу жить, но как в коме. Так что уж ты не уходи далеко.
