Terry Pratchett - Интересные времена (пер. С.Увбарх под ред. А.Жикаренцева)
Стражник еще раз прочистил горло, поднес Листок к глазам и, старательно увязывая слоги друг с другом, принялся читать:
– Белый пони бежит чрез цветки… хр… хр…
Повернувшись, стражник шепотом посовещался с занавесками и продолжил:
– …Хрю… зан… тем… хрюзантем.
Хладный ветер шевелит
Лепестки абрикоса. Отошли его во
Дворец быть рабом,
Пока не осыплются придатки
Все напрочь.
Остальные стражники зааплодировали.
– Подними голову и восторженно хлопай.
– Боюсь, придатки осыплются.
– Терка для сыра очень большая.
– Браво! Бис! Потрясающе! Особенно про хрюзантемы! Великолепно!
– Так-то лучше. Теперь слушай. Ты из Бес Пеларгика. У тебя как раз подходящий акцент, провалиться мне на этом самом месте, если я знаю почему. Это морской порт, и народ там странноватый. Тебя ограбили разбойники, но тебе удалось угнать у них лошадь и скрыться. Поэтому у тебя нет бумаг, подтверждающих твою личность. Здесь для всего нужны бумаги, даже для того, чтобы просто существовать. И притворись, будто не знаешь меня.
– Но я действительно не знаю тебя.
– Отлично. Да Здравствует Дело Изменения В Лучшую Сторону При Сохранении Должного Уважения К Традициями Наших Предков И Разумеется, Неприкосновенности Августейшего Императора!
– Разумеется. Да. Что?
Стражник пнул Ринсвинда в район почек. На всемирном языке пинков это означало, что пора вставать.
Он с трудом приподнялся на одно колено и увидел Сундук.
Но этот Сундук был не его Сундук. Более того, Сундуков было трое.
Сундук трусцой взбежал на гребень пригорка и затормозил так резко, что оставил в грязи множество глубоких бороздок.
Сундук не имел приспособлений не только для чувств или мыслей. Видеть ему тоже было нечем. О том, каким образом он воспринимает происходящее вокруг, оставалось только догадываться.
Он ощутил близость других Сундуков.
Их было трое, и они, выстроившись в ряд, терпеливо ждали за паланкином. Они были большими. И черными.
Ножки Сундука исчезли в глубинах его чрева.
Спустя некоторое время он очень осторожно и лишь на маленькую щелочку снова приоткрыл крышку.
Из трех вещей, которые большинство людей знают о лошадях, под третьим номером идет следующий факт: на короткой дистанции человек легко может обогнать лошадь. Видимо, потому, что у лошади больше ног и в них легче запутаться. Во всяком случае, Ринсвинд, не раз проверивший данное утверждение на практике, склонялся именно к этому объяснению.
Ваши шансы на успех также повышаются если а) всадники абсолютно не ждут того, что вы попробуете бежать, и б) вы по счастливому стечению обстоятельств оказались в удобной для старта позиции.
Ринсвинд стартовал подобно бумерангу из несвежей колбасы, покидающему негостеприимный желудок.
Воплей было много, но что радовало, что утешало и что было самым важным – вопили сзади. Разумеется, очень скоро его попытаются догнать, но это проблемы будущего. Кроме того, стоило, наверное, задуматься и над тем, куда бежать, однако бывалый трус бежит не куда, это обычно устраивается само собой, он бежит откуда.
Менее опытный бегун рискнул бы оглянуться, но Ринсвинд знал все о свойственной камням коварной манере подсовываться под ноги как раз в тот самый момент, когда не смотришь на землю. Да и вообще, к чему оглядываться? На что там смотреть? Он и так бежит со всех ног. И ничто не может заставить его бежать быстрее.
Впереди замаячила большая бесформенная деревня. Судя по всему, основным материалом для ее строительства служили грязь и навоз. Десяток-другой крестьян, трудившихся на полях, оторвались от своей работы и уставились на набирающего скорость волшебника.
Может, это была только игра воображения, но Ринсвинд готов был поклясться, что слышал возглас:
– Красной Армии Быть! Отныне и Столько, Сколько Понадобится! Прискорбная, Хотя И Без Лишних Страданий, Кончина Угнетателям!
Стражники бросились на крестьян, а Ринсвинд завилял между хижинами.
Коэн был прав. Похоже, здесь и в самом деле имеет место революция. Однако империя, не меняясь, существовала уже тысячи лет, вежливость и уважение к протоколу вросли в саму ткань ее мироздания, и, судя по некоторой нескладности текстов, местным революционерам еще предстояло проделать немалый путь в освоении искусства неполиткорректных лозунгов.
Ринсвинд предпочитал не прятаться, а бежать. Прятаться тоже прекрасно, но, если тебя поймают, тебе крышка. С другой стороны, деревня была единственным укрытием на многие мили вокруг, а некоторые из преследующих Ринсвинда стражников были на лошадях. Может, при беге на короткие дистанции человек действительно опережает лошадь, но на этих бесконечных полях лошадь обставила бы человека в два счета.
Так что Ринсвинд метнулся к первой попавшейся развалюхе и толкнул первую попавшуюся дверь.
На двери мелом было накарябано: «Идет Икзамен. Просим Саблюдать Тишыну».
На Ринсвинда выжидающе уставились сорок пар слегка встревоженных глаз. Причем глаза эти принадлежали вовсе не детям, а вполне взрослым людям, сидевшим за партами.
В дальнем конце помещения располагалось нечто вроде кафедры, на которой лежала пачка бумаг, обвязанная шнурком и запечатанная воском.
Атмосфера показалась Ринсвинду смутно знакомой. Он уже дышал ею, пусть даже и в другом мире. Она была насыщена запахом холодного пота, который прошибает вас в миг внезапного осознания, что уже слишком поздно вносить исправления. Вы откладывали это до последнего момента, и вот этот момент настал. Ринсвинд пережил множество всяких кошмаров, но данный ужас занимал в составленной им энциклопедии страха самое почетное место – ужас, который испытываешь первые несколько секунд после того, как будут произнесены роковые слова: «Сдавайте работы немедленно».
Сидевшие за партами люди смотрели на Ринсвинда.
С улицы донеслись вопли. Он метнулся к кафедре, разорвал шнурок и как можно быстрее раздал листки. После чего вновь юркнул к безопасно высокой кафедре, снял шляпу и низко склонился над какими-то бумажками в тот самый момент, когда дверь нерешительно приоткрылась.
– Все вон! – яростно заорал Ринсвинд. – Читать не умеете, экзамен идет!
Невидимая фигура за дверью пробормотала что-то, обращаясь к кому-то еще. Дверь закрыли. Люди за партами по-прежнему взирали на Ринсвиида.
– Э-э… Итак… Можете приступить к выполнению своих заданий.
Послышался шорох, на несколько мгновений воцарилась жуткая тишина, а потом в воздухе бешено замелькали кисти.
Экзамен на конкурсной основе. О да. Это была еще одна вещь, известная большому миру об империи. Именно через экзамены лежал путь к должностям и сопровождающим эти должности благам. В принципе, систему имперских экзаменов хвалили, поскольку она позволяла проявить себя самым достойным.
Ринсвинд взял со стола один из лишних листков.
«Икзамен На Пост Уборсчика Навоза Района Вьюнь», – гласил заголовок.
Он ознакомился с вопросом номер один. От кандидатов требовалось написать шестнадцатистрочную поэму о вечернем тумане, расстилающемся над тростниковыми грядками.
Вопрос номер два требовал рассказать о метафорах, использованных в какой-то книге, о которой Ринсвинд никогда не слыхал.
Далее следовал вопрос о музыке…
Ринсвинд перевернул лист, прочел остальные вопросы. Однако ни разу ему не встретились слова, похожие на «компост», «ведро» или «тачка». Впрочем, очень может быть, что благодаря всем этим знаниям человек действительно становится лучше. В Анк-Морпорке максимум что тебя спросят, так это: «Лопату принес?»
Крики снаружи постепенно стихли; Ринсвинд рискнул высунуть голову за дверь. У дороги царила какая-то суматоха, но она уже не производила впечатление Ринсвиндо-ориентированной.
Ринсвинд выскользнул из комнаты и тут же бросился бежать.
Ну а люди за партами продолжали усердно корпеть над своими заданиями. Лишь один из наиболее предприимчивых экзаменуемых резво раскатал штанину и списал со шпаргалки заранее подготовленную поэму. Вопросы на экзаменах меняются редко.
Ринсвинд мерно трусил вперед, стараясь держаться канавок и обходить места, где грязь была глубиной больше, чем по колено. Агатцы выращивали полезные культуры на любом клочке почвы, в который только можно было воткнуть семена. Изредка попадались каменистые островки, в остальном же ландшафт характеризовался как напрочь лишенный мест, где можно было отлежаться или хотя бы отсидеться.
Деревня осталась далеко позади, и особого внимания на Ринсвинда никто не обращал. Лишь время от времени какой-нибудь очередной пастух провожал Ринсвинда взглядом, однако особого любопытства не проявлял, разница состояла в том, что смотреть на бегущего Ринсвинда было несколько интереснее, чем на испражняющегося вола.
