Ольга Громыко - Ведьмины байки
Я без комментариев ткнула его лицом в мякину. Гул нарастал и вскоре стал слышен даже сквозь плотно пригнанные доски. Вор мигом утратил интерес к совместному предприятию и перестал дрыгаться, затаив дыхание. У меня тоскливо заныло под ложечкой – привыкшие к темноте глаза различили серое окошечко-отдушину под крышей, над которым тускло светились движущиеся точки. Пчелы беззвучно ползали по венцам вокруг окошечка, словно прислушиваясь.
А потом до нас донесся еще более мерзкий и зловещий звук: цок-цок-цок. Словно подкованная лошадь по камням прошлась. Потом какой-то треск, пощелкивание и снова: цок-цок, совсем рядом. Что-то стояло у самых дверей амбара, ощупывая поскрипывающий замок. Отпустило – замок глухо лязгнул о доску, – пошло дальше. Светящиеся точки одна за другой исчезли. Время ржавой пилой тянулось по натянутым нервам. Наконец в примыкающем к амбару курятнике закричал петух, вор чуть слышно заскулил, и я, опомнившись, убрала затекшую руку с его затылка.
– Что это было? – сдавленно прошептал Менес.
Я поморщилась, растирая руку:
– Волки.
– Шутите? – изумился он.
– Нет.
Мне и впрямь было не до шуток. Тварь, выжившая волков, активно использовала их охотничьи угодья.
– Зачем же мы от них прятались? – задним числом расхрабрился вор, вставая и тщательно отряхивая соломинки с черной куртки. – Или ваше колдовство годится только для ярмарочных фокусов?
– Да затем, – я села и устало прислонилась спиной к двери, – что сегодняшний запас колдовства был истрачен на перевоспитание одного преступного элемента. Впустую, похоже, истрачен…
Вор размашисто дернул за ручку и пошатнулся от неожиданности. Снаружи неподкупно лязгнул замок.
– Выпустите меня! – неуверенно потребовал он, оглядываясь.
Я равнодушно пожала плечами:
– Не могу. Скажите спасибо, что впустила.
– Что же нам теперь делать?
– Ждать, – мрачно отозвалась я, устраиваясь поудобнее, – пока ко мне не вернутся силы.
– И долго?
– Не знаю. Час, два. Ночью труднее колдовать.
– А если нас застукают?! До рассвета рукой подать, вдруг хозяину приспичит с утра пораньше обойти дозором частную собственность?!
– Раньше надо было думать, – окончательно разозлилась я, – вы сюда так активно стремились, вот теперь сидите и радуйтесь! Пощупайте борону, набейте карманы зерном – не представляю, что еще вы собирались красть в амбаре.
– Не собирался я ничего красть! – обиженно запротестовал вор, присаживаясь на корточки рядом со мной. – Мне замок приглянулся…
– Полагаю, веревочная петля тоже не оставит вас равнодушным?
Вор ненадолго притих, обдумывая ситуацию. Потом с надеждой предложил:
– А давайте притворимся, будто мы… уединились?
– С вами?! Предпочитаю деготь. И уберите руку из моего кармана, пока она не осталась там навсегда!
– Ой, простите, я машинально! – искренне удивился он, выдергивая руку. – Так как насчет моего предложения? Пятьдесят пять процентов, а?
– Я, конечно, польщена, но вынуждена отказаться. Боюсь не оправдать столь высокого доверия, – оскальзываясь и увязая, я с трудом вскарабкалась на стог и растянулась поверх душистого сена, решив вздремнуть часок-другой. – И учтите, Менес, со следующего места преступления вы уползете или ускачете, смотря какое заклинание придет мне на ум первым.
Вор благоразумно промолчал. Предложи он мне шестьдесят процентов, я бы придушила его голыми руками.
* * *Когда я проснулась, вор исчез. В распахнутую дверь заглядывало солнце, вызолачивая подножие стога. В углу копошился Олуп, нагребая овес в кадушку.
Я свесилась со стога и приветственно помахала ему рукой. Олуп подскочил от неожиданности:
– Вот те раз! А я уж думал, брешет свояк…
– Что именно брешет? – насторожилась я.
– Ну, мол, вы с ним на упыря засаду устроили, а кто-то запер невзначай.
– Вроде того, – облегченно подтвердила я, с шуршанием соскальзывая на пол. – Все гости целы?
– Целы, что им сделается. А вилы когда вернете?
– Какие вилы? – опешила я.
– Знамо какие – кованые, на колу осиновом. Свояк растолковал, дескать, супротив упыря вернейшее средство, ежели днем поганцу в грудь вбить. Вот свояк и пошел его искать. С вилами.
Я мысленно пожелала Менесу отыскать-таки упыря и заикнуться о назначении вил.
– К вечеру поднесу, – уверенно солгала я, – вот только от упыря отмою. Умертвий все-таки, мало ли какой заразы в гробу набрался, один трупный яд чего стоит…
– Да не надо, госпожа ведьма, не торопитесь, – перебил меня побледневший Олуп, – можете и вовсе себе оставить, небось не обеднею.
– Ну как хотите… – лукаво усмехнулась я, перескакивая амбарный порог.
* * *Прихватив со стола бутерброд, я сжевала его по пути к лесу. Отряхнула куртку, поправила меч и решительно углубилась в подозрительное поле.
Пшеница достигала моих плеч. Спелые колосья были как на подбор – длинные, полновесные, усатые. Ни черных угольков спорыньи, ни сорняков, ни клубящейся над головой мошкары. Несмотря на довольно прохладное утро, в пшенице стояла жаркая духота с запахом меда и соломы. Я упрямо продиралась сквозь недовольно шуршащие стебли, пока не очутилась в центре поля. Здесь пшеница росла реже, зато вымахала вровень с моей макушкой. Она и внешне отличалась – восьмигранные колосья без остей, стебли белесые, словно выгоревшие, а зерна и вовсе молочно-белого цвета.
Поколебавшись, я сорвала один колос, задумчиво повертела в руке, С переломанного междоузлия сорвалась тягучая капля, алой звездочкой расплескалась по земле. Пшеницу словно ветром всколыхнуло. Зерна зашевелились, заворочались в гнездах, высвобождая сетчатую шелуху крыльев. Выбрались из колоса и поползли вверх по моей руке, раздраженно пульсируя остистыми брюшками. Воздух наполнился печально знакомым гулом. Огромный, многопудовый рой тяжело повис над полем.
Центральный пятачок с необычными колосьями ожил в последнюю очередь. Крупные светлые пчелы спекшимся комом осели на землю, и из него, как из глины, медленно вылепилась серая уродливая тварь – бескрылая помесь паука и пчелы размером с годовалого телка, мохнатая, шестилапая. Угловатые суставы высоко поднимались над туловищем, раздутое брюхо тяжело волочилось по земле, за сомкнутыми жвалами с цоканьем шевелились зазубренные отростки.
– Я… просто… хочу… поговорить, – как можно спокойнее, стараясь не делать резких движений, сказала я.
Тварь зашипела, раздвинув жвала. Молниеносно вскинулась на дыбы, трансформируясь…
Передо мной стояла белокурая, среброглазая девушка с беззащитным личиком ребенка.
– Поговорить? – задумчиво переспросила она. Голос оказался чистый, мелодичный. – И о чем же? Попытаешься вымолить жизнь или отсрочку для колдовства?
«Не откажусь», – подумала я про себя, вслух же сказала:
– Я читала о тебе в старинном трактате о нежити, давно, еще на первых курсах Ты руоешь, роевой полиморф. Зимуешь в виде семян, по весне они всходят, быстро растут и выметывают колосья, которые где-то с середины траворода приобретают способность к трансформации. В центре поля закладывается маточник, а остальные пчелы до зимы кормят и защищают тебя, потому что лишь твои семена способны дать всходы. Твой вид считается давно вымершим, записей о нем почти не осталось, потому я и не сразу вспомнила.
– Верно, – она насмешливо прищурилась, – в таком случае, полагаю, ты также помнишь, как меня уничтожить?
– Помню. А надо? Если не ошибаюсь, ты разумна и с тобой можно договориться.
– Изумительно, – бледные губы искривились в презрительной усмешке, – какое тонкое наблюдение! Разумна. Почему бы и нет? Когда враг загнан в угол, он начинает взывать к твоему разуму и милосердию.
– Я не враг тем, кто живет в ладу с прочими разумными расами.
– И чем же, позволь спросить, я тебя прогневила? Мои пчелы питаются пыльцой, нектаром и соком от корней, попутно опыляя сады – как ты сама могла видеть – намного эффективнее обычных пчел.
– Но для тебя, если не ошибаюсь, они добывают иную пищу.
– Не ошибаешься. – Она и бровью не повела. – Две-три овцы в месяц – обычная дань села волкам, но разве волки взамен охраняют его от бешеных лис, разбойничьих шаек и бродячей нежити вроде упырей и кикимор?
– А еще волки не охотятся на людей посреди двора и не зажаливают их до смерти при въезде в село.
– Наемных убийц, – брезгливо поправила среброглазая. – Думаешь, ты первая? Двести лет кряду мой рой никому не мешал, а за последний год на него покусились четверо «борцов с нечистью». Что за «чисть» заплатила тебе, ведьма? На кой ляд я ей сдалась?
– Не знаю, – честно призналась я, – мне обещали заплатить только за охрану свадьбы, да и то теперь вряд ли заплатят. И шкура, чтоб ее, протухла… А сюда я пришла задать один-единственный вопрос. Так сказать, снять свидетельские показания.
