Терри Пратчетт - Carpe Jugulum. Хватай за горло!
Прочесть ее дом было очень просто. Матушкины мысли били по тебе с силой кузнечного молота, и ее индивидуальность была чуть ли не вколочена в эти стены. Будь дом чуть более органическим, у него бы появился пульс.
Агнесса прошла в закуток, где матушка обычно мыла посуду. Медный тазик был начищен до блеска. Рядом лежали вилка и пара блестящих ложек, а чуть поодаль – стиральная доска и жесткая щетка. Мусорное ведро тоже сияло чистотой, хотя осколки чайной чашки на самом дне свидетельствовали о том, что наведение порядка без жертв не обошлось.
Затем Агнесса распахнула дверь в старый сарай, где, как правило, держали коз. Коз у матушки не было, но весь самодельный пчеловодческий инвентарь был аккуратно разложен на скамейке. Впрочем, она редко пользовалось всеми этими штуками. Спрашивается, какой смысл быть ведьмой, если для ухода за пчелами тебе нужны дымарь и сетка?
Пчелы…
Через какое-то мгновение Агнесса уже была в саду и прижималась ухом к улью.
Стояло раннее утро, и пчелы еще не вылетели за медом, но внутри улья царил какой-то невероятный гул.
– Они все знают, – раздался голос нянюшки за ее спиной.
Агнесса выпрямилась так резко, что стукнулась головой о крышу улья.
– Но ничего не скажут, – добавила нянюшка. – Она им приказала. Кстати, молодец, что вспомнила про пчел.
Снова затрещала сидевшая на дереве сорока.
– Доброе утро, госпожа Сорока, – машинально поздоровалась Агнесса.
– Кыш, мерзавка! – крикнула нянюшка, наклонясь за палкой.
Птица мгновенно перелетела на другую сторону полянки.
– Нянюшка, это же к несчастью, – сказала Агнесса.
– К несчастью для нее, если б я успела прицелиться, – огрызнулась нянюшка. – Терпеть не могу этих воровок.
– «Горе – это раз», – вспомнила присказку Агнесса, наблюдая за прыгающей по ветке птицей.
– Лично я всегда предпочитала считать, что буквально через мгновение появится вторая, – сказала нянюшка, бросая палку на землю.
– «Радость – это два»? – спросила Агнесса.
– «Веселье – это два».
– По-моему, это одно и то же.
– Ну, не знаю, – усмехнулась нянюшка. – Я, конечно, радовалась, когда родился Джейсон, но хохотать мне не больно-то хотелось. Пошли, хочу еще кое-что посмотреть.
Еще две, сороки сели на древнюю крышу хижины.
– «Кто-то идет – это три», – с беспокойством промолвила Агнесса.
– «Кто-то умрет – это три», насколько мне известно, – поправила ее нянюшка. – Впрочем, о сороках сложено много стихов. Послушай, возьми-ка ее помело и все осмотри до самых гор, а я…
– Погоди! – перебила ее Агнесса.
Пердита отчаянными криками пыталась привлечь ее внимание, и Агнесса решила прислушаться.
Три…
Три ложки. Три ножа. Три чашки.
Выброшенная разбитая чашка.
Она замерла. Ей казалась, что, если она сейчас пошевелится или даже вздохнет, случится что-то ужасное.
Часы остановились…
– Нянюшка?
Нянюшка Ягг была достаточно мудрой, чтобы понять: что-то происходит, поэтому не стала терять времени на глупые вопросы.
– Да?
– Сходи посмотри, какое время показывали часы, когда остановились.
Нянюшка кивнула и поспешила обратно в хижину.
Напряжение в голове Агнессы усилилось до предела, она вся чуть ли не звенела, как туго натянутая струна. Весь сад словно бы заполнился этим протяжным тонким гулом. И если Она пошевелится, если предпримет хоть что-нибудь, то струна обязательно лопнет и…
Вернулась нянюшка.
– Три часа? – спросила Агнесса, прежде чем нянюшка успела открыть рот.
– Чуть позже.
– Насколько позже?
– На две или три минуты.
– На две или на три?
– На три.
Три сороки вместе сели на дерево и, громко переругиваясь, принялись гонять друг дружку по веткам.
– Три часа три минуты, – подытожила Агнесса. Напряжение разом спало. – Нянюшка, она думала тройками. В сарае я видела еще одну свечу, а еще нашла там столовые приборы, однако на столе всего лежало по три штуки.
– А как насчет черпаков и ножниц? – заметила нянюшка, правда, в ее голосе прозвучало некоторое сомнение.
– Значит, больше у нее не было, – сказала Агнесса. – На кухне в сушилке я видела еще вилки и ложки. То есть по какой-то причине она выкладывала не больше трех предметов.
– Я точно знаю, что чашек у нее было четыре, – вспомнила нянюшка.
– А осталось три, – возразила Агнесса. – Одну она разбила. Осколки лежат в мусорном ведре.
Нянюшка Ягг пристально посмотрела на нее.
– Чего-чего, а неуклюжести за Эсме я не замечала, – пробормотала она.
Нянюшка глядела на Агнессу так, словно пыталась не думать о чем-то очень страшном.
Деревья закачались под порывом ветра. На землю упало несколько капель дождя.
– Пойдем в дом, – предложила Агнесса.
Нянюшка покачала головой.
– Там еще холоднее, чем здесь, – буркнула она.
Какая-то птица пролетела над макушками деревьев, едва не задевая листья, и опустилась на лужайку. Это была четвертая сорока.
– «А на четыре кто-то родится», – сказала почти про себя нянюшка. – Вот теперь я все понимаю. Я думала, она не узнает, но от Эсме ничего не скроешь. Эх, вот вернусь домой, ну, задам Шону трепку! Он ведь поклялся, что доставил приглашение!
– А может, она взяла его с собой?
– Нет! Если бы она его получила, то обязательно появилась бы на празднике! Спорю на что угодно! – отрезала нянюшка.
– Так о чем именно она не должна была узнать? – спросила Агнесса.
– О дочке Маграт!
– Как это? И что тут удивительного? Ну конечно, она узнала о ней. Хочешь сказать, нам нужно было скрывать ребенка? Да о принцессе все жители королевства знают!
– У Маграт дочка родилась! Она стала матерью! – закричала нянюшка.
– Ну да! Это случается! И что с того?… – в ответ заорала Агнесса.
И вдруг в один и тот же миг они поняли, что кричат друг на друга.
Дождь резко усилился. Со шляпы Агнессы, стоило ей качнуть головой, пролился настоящий водопад.
Нянюшка немножко подуспокоилась.
– Ладно, я считаю, мы с тобой достаточно разумны, чтобы не торчать все утро под дождем.
– По крайней мере, мы можем развести огонь, – сказала Агнесса, когда они вошли в холодную кухню. – Она приготовила дрова…
– Нет!
– А что, обязательно сразу кричать?!
– Послушай, только не разводи огонь, хорошо? – попросила нянюшка. – И ни к чему без надобности не прикасайся!
– Я могу настругать щепок и…
– Слушай внимательно! Эти дрова приготовлены не для тебя! И не трогай дверь!
Агнесса как раз хотела отодвинуть булыжник.
– Нянюшка, ну что за глупости! На улице ветер, сюда дождь летит!
– Ну и пускай!
Нянюшка упала в кресло-качалку, задрала юбку и принялась шарить в громадных панталонах, пока не выудила оттуда любимую фляжку. Затем сделала большой глоток. Руки у нянюшки тряслись.
– Поздно мне становиться каргой. В моем-то возрасте… – пробормотала она. – Ни в один лифчик не влезу.
– Нянюшка?
– Да?
– Я не понимаю, о чем ты. Дочь? Не зажигать огонь? Карга?
Нянюшка убрала фляжку и снова принялась шарить в панталонах. Из другой штанины она достала трубку и кисет.
– Вряд ли тебе стоит это знать…
Матушка Ветровоск уже миновала расположенные рядом с городком рощицы и теперь шла по тропинке, вьющейся между настоящих лесных деревьев. Сюда обычно забредали только угольщики да иногда – случайный гном.
Ланкр почти исчез, испарился. Она чувствовала, как он уходит из ее сознания. Там, внизу, даже в минуты абсолютного покоя она всегда чувствовала вокруг себя гул чьих-то мыслей. Мысли людей, животных сливались воедино и бурлили подобно огромной интеллектуальной похлебке. А здесь… здесь текли лишь неторопливые мысли деревьев – тоска смертная, поэтому лучше к ним даже не прислушиваться. Снег, сохранившийся в низинах и в ямах под деревьями, медленно растворялся под мелким нудным дождиком.
Она вынырнула на полянку, и олени, пасшиеся небольшим стадом на противоположной стороне возле самого леса, с удивлением уставились на нее. По привычке матушка сразу остановилась и позволила сознанию расслабиться – так, чтобы олени сочли, будто на полянке никого нет.
Но когда она снова двинулась вперед, из кустов появился еще один олень. Замерев, он уставился прямо на нее.
Такое и раньше случалось. О таких случаях рассказывают охотники. Можно целый день выслеживать стадо, бесшумно красться между деревьев в надежде на чистый выстрел, а в самый последний момент прямо перед тобой вдруг появляется олень, поворачивается, смотрит на тебя… и как будто чего-то ждет. Именно в такие минуты охотник осознает, каким мастером стал…
Матушка щелкнула пальцами. Олень вздрогнул и галопом скрылся в чаще.
