Владимир Тимофеев - Три кварка (из 2012 в 1982)
Мужики моментально прониклись. Что было, в принципе, объяснимо. Я хоть и не профессионал-гитарист в полном смысле этого слова наподобие моего тезки Сеговии или, на худой конец, Ричи Блэкмора, но и не лабух какой и кое-что все же умею. Звуки, например, правильные извлекать из не самого худшего в этом времени инструмента. По крайней мере, парни сразу же разобрались, что… «Ага. Сейчас, кажется, что-то будет. Причем, новенькое. Что ж, поглядим-послушаем, заценим опять же».
Добившись внимания публики и дождавшись того момента, когда все семь пар глаз уставились исключительно на меня, я слегка прокашлялся, выдержал короткую паузу и…
Теплое место, но улицы ждут
Отпечатков наших ног.
Звездная пыль —
На сапогах.
Мягкое кресло, клетчатый плед,
Не нажатый вовремя курок.
Солнечный день —
В ослепительных снах…
Судя по восторженным взглядам и не менее восторженным возгласам, «Группу крови» слушатели приняли на ура. Тем более что сам исполнитель старался как можно точнее повторять все интонации Виктора Цоя из студийной записи конца восьмидесятых.
– Западные голоса? – понимающе хмыкнул Сережа Герц, когда гитара, наконец, смолкла.
– Не, это не эмигранты. И не штатники. Явно чего-то нашенское, – возразил Олег Панакиви, опередив меня буквально на доли секунды. – Слыхал я вроде подобное. Совсем недавно. Типа, это… как его… Во! «Алюминиевые огурцы»! Цой и Рыба, кажись.
«Надо же, угадал. И не просто угадал, а вообще – в десятку. Первым же выстрелом».
– Точно. Цой, – подтвердил я догадку соседа. – Только без Рыбы. Рыбин там чисто на «подпевках» сидел, бренчал потихоньку.
– А еще чо-нить такого могешь? – огорошили меня тут же вопросом, как бы намекая, что одной песней теперь уже не отделаешься. «Ну да, все верно. Пока запал не иссяк, шоу должно продолжаться».
– Ноу проблем, коллеги. Не только могем, но и мо́гем… Надо только припомнить чуток.
На «воспоминания» ушло секунд двадцать. Точнее, не на сами воспоминания как таковые, а на решение, что лучше всего исполнить конкретно здесь и сейчас. Такое, чтобы, с одной стороны, укладывалось в тему, а с другой – не слишком выбивалось из нынешнего канона. Чтобы и рыбку, как говорится, съесть, потрафив вкусам почтеннейшей публики, и при всем при том не подставиться.
В общем, подумал, прикинул и, тяжко вздохнув, вновь ударил по струнам добротного чешского инструмента:
Кардиограммы ночных фонарей,
Всхлипы сердчно-сосудистых грез,
Рыбьи скелеты осенних берез
В парандже развращенных восточных дождей…
Шевчуковская «Ни шагу назад» моим друзьям тоже понравилась. Как будто. Но – были нюансы.
– Это, типа, все вокруг – жопа? – почесав затылок, поинтересовался Олег Иванович «номер два». – То есть, надо нажраться как следует и вперед с балкона?
В ответ я лишь плечами пожал, ничего больше не комментируя. «Хм, реакция весьма показательная. Выходит… верной дорогой идете, товарищи. И потому переходим на следующий уровень. Кто у нас там дальше на очереди? Кинчев что ли?..»
Экспериментатор движений вверх-вниз,
Идет по улицам своих построек,
Он только что встал, он опрятен и чист,
Он прям, как параллель, и, как крепость, стоек…
В полной мере экспрессию этой песни мне выразить, конечно, не удалось. Однако ребятам хватило и малой доли – молчали они примерно минуту. А затем будущий банкир Володя Шамрай потянулся, зевнул и выразил общее мнение:
– Батя у меня всех умников обычно на хозработы ставил. Чтоб от забора и до обеда только с лопатами и экспериментировали.
– Эт-точно, – подтвердил кубанский казак Юра Шелестов. – Без лопаты даже солнышко на турнике не покрутишь.
После всего сказанного мне оставалось лишь ухмыльнуться и опять перейти к музицированию. К четвертому номеру вечерней программы:
В далекой бухте Тимбукту
Есть дом у Сары Барабу,
Сара Барабу, Сара Барабу,
У нее корова Му…
Легкий, можно сказать, легонький «рокапопс» от бит-квартета «Секрет» парни восприняли благосклонно. Не восторгались, правда, но и не кривились ухмылками.
– Интересно, – резюмировал в итоге Миша Желтов. – А, кстати, Тимбукту – это где?
– В Африке, где же еще, – хохотнул «щирый хохол» Шамрай, хлопая по плечу чебоксарца. – Только фигня это все. Во-первых, Тимбукту никакая не бухта, моря там нет. А во-вторых, марабу обитают гораздо южнее.
«Молодец, – мысленно усмехнулся я. – Четко разложил. Сразу видно, военная косточка. Да к тому же заклепочник. Что ж, видимо, пора завершать выступление. Не ведутся парни на провокацию. И это есть хорошо. Впрочем, еще не вечер, надо бы их напоследок приложить слегонца. Чем-нибудь эдаким, сугубо, гы-гы, интеллектуальным…»
В саду камней вновь распускаются розы.
Ветер любви пахнет, как горький миндаль.
У древних богов при взгляде на нас выступают слезы.
Я никак не пойму, как мне развязать твое кимоно – а жаль…
Я оказался прав. От опуса БГ про сакэ и ползущую по склону Фудзи улитку слушатели слегка прибалдели. В том плане, что никто до конца не понял, в чем смысл этого «просветляющего откровения».
– А кайсяку – это чего? – осторожно спросил Желтов после того, как «шедевр» уже отзвучал.
– Не чего, а кто и кого, – пояснил я, вешая гитару на спинку кровати. – Шибзик это, короче, такой. Который всех шашкой по шее. Японской.
– А-а-а, ну тогда понятно, для чего они там траву косят, как зайцы.
– Ага, – снова расхохотался Шамрай. – Япошки, они такие. Им вон, видишь, опосля глюков с кальмарами даже гейши без надобности. «В особой связи с овцой» обретаются, – процитировал он великого «аквариумного» гуру.
– А сакэ? – включился в обсуждение Валера Пшеничный.
– Что сакэ?
– Ну, сколько в нем градусов? А то по семьсот зараз – это как-то многовато выходит.
– Сакэ – это рисовое вино. Оборотов шестнадцать-двадцать, не больше.
– Всего-то? Как портвейн? – вытянулся лицом сибиряк.
– Точно. Как три семерки.
– Э-э, слабаки, блин. А «три топорика» – это вещь! Мы вот, помнится, с пацанами…
– Да ладно врать-то, – встрял в разговор доселе молчавший Денько. – Портвейн он употреблял, как же. Вы там, в Сибири, одну только водку и хлещете. Батько рассказывал.
– Ну, водочку мы тоже уважаем. Как-то даже вьетнамскую пробовали. Вот она – да, забористая хреновина. Горло дерет, как горсть крючков проглотил.
– А я больше ликеры люблю, – поддержал «благодатную» тему Олег Панакиви. – У меня старший брательник этой весной в Таллине был, такой классный ликер привез. «Вана Таллин» называется. Он лучше всего с пепси-колой идет.
– Пепси-кола? У вас в деревне? – тут же усомнился Сережа Герц.
– У нас село, а не деревня, – изобразил оскорбленную невинность Олег. – Нам вообще много чего привозят. Колхоз-миллионер, не абы что.
– А, кстати, мужики. Не в курсе, где ее тут можно купить?
– Где тут?
– Кого ее?
– Ну, пепси-колу, в Москве.
– Ее в Новороссийске делают, – гордо сообщил краснодарец Шелестов. – Пока досюда доедет, вся выдохнется.
– Нифига. В Москве все есть. Как в Греции, – не согласился с ним мой сосед по комнате.
– Верно. В Москве эта хрень тоже имеется, – подтвердил я слова «первого» Олега Ивановича. – Найти ее проблем нет.
– А где? Где? – моментально заинтересовались все остальные.
– Магазин «Байкал» на Ленинском. Там много еще разной химии продается. Фанта, байкал… тархун зеленый.
– У-у-у, класс! А давайте завтра сгоняем туда, закупимся…
– Не, братцы-кролики, – остановил я раздухарившихся однокурсников. – Завтра нам студаки получать. Потом в библиотеку за книгами. Собрание опять же, распределение по группам. В общем, некогда будет.
Парни разочарованно выдохнули.
– Д-а-а, жалко, – пробормотал Мишка Желтов через пару секунд. – А, вообще, хорошо бы, если бы нас всех в одну группу. А? Мужики?
– Да так оно, скорее всего, и будет, – усмехнулся я, глядя ему прямо в глаза. – Недаром ведь нас в один блок поселили.
– Точно, – подумав, кивнул чебоксарец. Затем встал, потянулся и… – Ну что, наверное, спать пора? Вставать завтра рано придется.
Собравшиеся в комнате с ним, конечно же, согласились. На часах давно уже за полночь, а день сегодня и впрямь выдался длинный. Богатый на впечатления, суматошный, проведенный вдали от родного дома. В новой компании. Шумной и веселой компании новоиспеченных студентов.
