Владимир Лещенко - Обреченный рыцарь
Завернувшись в простыню (следует признать, идеально чистую и из тонкого полотна) и обув легкие сандалии, сплетенные из древесной коры (пар десять таковых, все новенькие, ненадеванные, помещалось в коробе, стоявшем под полкой с бельем), колдунья прошла во фригидарий – помещение с бассейном, наполненным прохладной водой. И комната, и бассейн были небольшими, даже крохотными. Но сделано здесь было все со вкусом, причем из отличного мрамора.
Интересно, откуда они его берут?
Простыня упала на пол, в разные стороны полетели сандалии, и Файервинд с победным воинским кличем ринулась в воду.
Ух‑х‑х!!
Холод бодряще обжег ее тело, сразу дав ему невероятный заряд энергии. В глазах сначала потемнело от резкого перепада температуры, но так же быстро и прояснилось.
К чему к чему, а к холоду ей не привыкать. И в ледяной проруби не раз приходилось купаться – было и такое в годы ее ученичества у Мар‑Гаддона. Наставник закалял не только ее дух, но и тело. И даже не поймешь, тренировке чего он уделял больше внимания.
Поплескавшись так немного, женщина перешла в следующее, уже более теплое помещение – тепидарий. Здесь находился брат‑близнец давешнего бассейна, но вода в нем была слегка подогретой.
Придумавшие термы римляне были по жизни большими сибаритами и не любили слишком резких контрастов Переход от одного состояния воды к другому должен быть постепенным.
И здесь, как и в предыдущих покоях, было пусто. Ни души. И это также отличало местные термы от имперских, никогда не испытывавших недостатка в посетителях. Или это проявление заботы хозяина таверны о ее нравственности? Чтобы кто ненароком не обидел знатную постоялицу?
Ага, будто ее так легко обидеть. Пусть только попробуют.
Хм, холодная вода таки вернула ей боевое настроение. Это радует. Дело‑то, кажись, пошло на поправку.
Что, если попробовать Силу прямо сейчас?
К примеру, не выходя из тепидария, сотворить пару огненных шариков и довести воду до кипения, превратив помещение в кальдарий?
А что, недурная мысль. Все равно вокруг людей нет. Никто и не заметит. Потом она приберет за собой.
Файервинд защелкала перстами, одновременно нашептывая заклятие Огня.
– Негоже, дева, порядок‑то нарушать! – неожиданно раздалось откуда‑то сверху.
Голос был старческий. Скрипучий и противный.
С перепугу колдунья ойкнула и погрузилась в бассейн, при этом изрядно нахлебавшись воды.
Вынырнув и сердито отплевываясь, завертела головой по сторонам, выискивая нарушителя спокойствия.
Нашла довольно быстро.
Им оказался невзрачный толстопузый старичок с длинными волосами и такой же длинной, почти касающейся пола бородой. Волосы деда уже до того выцвели, что приобрели какой‑то зеленовато‑болотный оттенок.
Старик был гол. Только неширокий кусок материи опоясывал чресла. Круглые выпуклые глаза неприязненно зыркали на Файервинд из‑под кустистых бровей.
– Чего озоруешь, спрашиваю? – грозно рявкнул.
Однако ведьма уже окончательно пришла в себя.
Встала посреди неглубокого бассейна во весь рост, вызывающе выставив напоказ полные соблазнительные груди и уперев руки в бока.
– А ты еще кто таков, чтобы требовать с меня ответ?! За молодицами подглядываешь, извращенец?!
Дед крякнул и озадаченно поскреб затылок. Беззубый рот расплылся в похабной ухмылке. Видно, лицезрение женских прелестей не оставило старца равнодушным.
– Так банники мы, за порядком следить приставлены, – развел руками. – Чтоб все было исправно.
– Вот и следи себе! – фыркнула чародейка недовольно, вновь присев в воду – хорошего понемножку. – Где‑нибудь в другом месте!
Вот же старая перечница. Принесли Темные не вовремя. Неужели он что‑то заметил? Вряд ли. Обнаружить плетение волшбы не так просто. И по силам лишь тому, кто сам обладает Силой.
– Да ты, дева, не бранись, – уже с извиняющимися нотками в голосе загнусавил дед. – Я ж тута для приятства человеческого обретаюсь. Так могу потрафить, что… еще мало покажется…
Странно, при всем том в немудреных словах старика Файервинд почудилась некая скрытая угроза. Бред, отмахнулась от тревожных мыслей. Какая может быть опасность от этакой‑то развалины.
– А что ты такого умеешь? – поинтересовалась лениво.
Не зря же его приняли на работу. Хозяин таверны показался ей человеком здравомыслящим, так что кого попало к постояльцам подпускать не станет.
– Парку поддать такого, чтоб вся хворь‑худоба мигом из тела повыскочила, – вкрадчиво начал вещать о своих умениях банщик. – Да травок пахучих подпустить для расслабления. Опять же косточки размять. Что руками, что веничком березовым…
Вот искуситель.
А ведь хороший массаж ей и впрямь не помешал бы. Рискнуть, что ли? В любом случае постоять за себя она сумеет.
– Ну, давай, веди в свои владения, – решилась.
Они проследовали в кальдарий, мигом оказавшись в царстве пара.
Во влажном воздухе отчетливо проступали травяные запахи, но Файервинд сразу не смогла определить, что это за зелья. Потому что как‑то мгновенно расслабилась. Так, что еле доплелась до мраморного ложа, на которое ей указал старик.
Банщик придержал ее за руку, не давая сразу же улечься на камень, и окатил мрамор тазиком кипятка. Над ложем поднялось облако густого пара, ударив в нос резким тревожным духом. Женщина было вскинулась, но тут же и обмякла. Если бы не вовремя протянутые стариком руки, она наверняка бы сползла на пол.
Пузатик, сноровисто приняв ношу, бережно опустил ее на лежак. Лицом вверх. И принялся выделывать руками какие‑то странные пассы вокруг головы Файервинд. Та пару раз дернулась, вскрикнула.
Да и затихла.
– Вот так‑то, дева заморская, – покачал головой банник. – Что ты супротив одолень‑травы сотворить можешь? Противу нее щит поставить силенок у тебя маловато.
Перевернул чародейку на живот. Провел тонкими длинными пальцами по обнаженной женской спине и одобрительно крякнул.
– Справная баба! Ладно‑ть. Обещал же расслабить. Надо слово сполнять.
Невесть откуда в его руках возникло два пука березовых прутьев с листочками. Банник со знанием дела осмотрел их, поочередно сделав каждым пару рубящих движений, рассекая парной воздух.
– Знатные венички! Спасибо, друг Вареник…
Он расправил плечи, мигом сделавшись как‑то выше и стройней. В его осанке появилась величественность, несколько не вяжущаяся с едва ли не карикатурной внешностью.
– Ну‑ка, детки! – кликнул зычным голосом. – Поддайте парку! Окажем почет гостье издалека!
Из пара вынырнули два серебряных ковшика.
– Сюда лейте и сюда! – ткнул два раза вениками, коснувшись изголовья и поножья ложа.
Две струи кипятка пролились на мрамор. Но осторожно, чтобы невзначай не обварить распростертую на ложе даму.
– И веники не мешало б сбрызнуть, – рассудил банник. – Но не кипятком… А вот квасок был бы самое то.
В воздухе появился березовый туесок. Дед сунул в него веники, покрутил кругообразно. Потом вытащил и принюхался‑пригляделся.
– Эх, мать‑размать! – лихо рубанул по пару своими прутковыми мечами‑кладенцами крест‑накрест.
Да и приладил одним изо всей дури по мягкому месту Файервинд. А другим прошелся по лопаткам. Колдунья хоть и была в полудреме, а дернулась. Приметив это, банник кивнул. Но замах убавил. Зато зачастил.
«Шлеп, шлеп, перешлеп. Распошлеп да шлеп, шлеп, шлеп», – пели дружно венички.
Чаще, чаще.
Вот над спиною чародейки уже словно над ковшом с кипятком легкий парок заклубился.
Связки березовых прутьев заработали еще более споро. Они будто сгребали встающий от тела Файервинд молочно‑белый туман в одну кучку.
Когда пара набралось уже довольно прилично, начали формировать из него что‑то непонятное. Впрочем, это только поначалу казалось невразумительным. Немного погодя очертаниями оно стало напоминать снеговую бабу, которых так любит лепить зимой куявская ребятня.
Еще через пару мгновений «баба» превратилась в точное подобие разомлевшей на лежаке чародейки. Только полупрозрачное и невесомое.
Испуганно косясь на свою материальную сестру‑близнеца, призрак стыдливо прикрывал руками грудь и лоно. Ничего в нем не было от того бесстыдства, с которым ведьма недавно дразнила банника.
Старик внимательно глядел на дело чар своих. Он видел страх, сочащийся из всех пор морока, и с удовлетворением кивал.
– Что, теперь твоя душенька довольна? – вопросил негромко. – Отпарил на славу, как и обещал. Благодари, что не запарил. А то ведь хотелось. И, верно, оно и стоило бы. В наказание за слепоту твою и дурость.
На лице призрака отразилось непонимание. Однако он по‑прежнему безмолвствовал. То ли страшился слово поперек молвить грозному хозяину бань, то ли вообще не дан ему был дар разумной речи.
– Ну, положим, захотел твой учитель и братья его отомстить человекам за прежние обиды.
