Михаил Бабкин - Пивотерапия
– Эй, дед Жид! – крикнул ему в спину Иван, – а как же ты сам, без карты?
– Обойдусь, – махнул рукой вечный дед, – голова мне на что? Все в ней, родимой, – Жид хлопнул дверцей люка и был таков.
Иван напоследок посмотрел, как бодро шагает в пустоте Вечный Жид, с котомкой на плече, с посохом подмышкой, с развевающейся на солнечном ветру бородой и с гермошлемом в руке – что ему станется, бессмертному-то! – и полетел дальше, искать конец света.
Сверяясь с проложенным по карте маршрутом, добрался Иван до звезды Бетельгейз, свернул в тайный канал-гипершлюз, выскочил неведомо где – там и звезд-то не было, сплошная темнота, – нашел на ощупь второй канал, загнал в него звездолет и… И прибыл куда-то, хрен его знает куда.
В зал какой-то прибыл.
Зал был необъятный: лепной потолок терялся в вышине, затянутый легким облачным маревом; ряды потолочных ламп напоминали малые солнца; ровный белоснежный пол тянулся вдаль и пропадал в том далеком далеке, даже горизонта не было видно; звездолет оказался настолько мал по сравнению с залом, что Иван невольно втянул голову в плечи, ожидая, когда его прихлопнут тапкой вместе со звездолетом. Как наглого таракана.
Однако движения нигде не наблюдалось и это обнадеживало.
Посидев минут пять и решив, что в таком месте можно обойтись без скафандра, Иван-капитан вооружился очередной запасной фляжкой, открыл люк и отправился на разведку: а что оставалось делать?
Разведывать особо ничего не пришлось – за кормой звездолета обнаружилось приличных размеров здание с внушительной мраморной вывеской над входом: «ИЧП Буддов: созидание, разрушение, прочее» и, чуть ниже: «Не шуметь!»
Подивившись странной архитектуре – здание в здании, придумают же! – Иван Кармиков открыл дверь под вывеской и вошел в дом. С первого взгляда Иван понял, что попал куда надо: здесь, здесь сводились стрелки всего сущего! Потому что половину дома занимал здоровенный пульт управления со всякими самосветными диаграммами в окошках, разноцветными кнопками, ползунковыми регуляторами, стальными маховичками и прочей технической дребеденью; надписи под диаграммами лишь подтверждали догадку Ивана – да взять хотя бы такие невразумительные, как «Время прямое-обратное-вывернутое», «Пространство обычное-свернутое-искривленное», «Пи-векторная рециркуляция ноосферы» – ясень пень, что к производству водки они никакого отношения не имели! То есть приборы были жутко умными и для пустого трогания пальцами не предназначены: Иван к тем кнопкам и прикасаться не стал. А решил Иван-капитан найти смотрителя этого хозяйства и обо всем его самого порасспросить.
Смотритель нашелся в соседней комнате, где он, смотритель, бросив на произвол сложную технику управления мирозданием, самым наглым и бесстыдным образом дрых на казенном диванчике, лежа на боку и счастливо улыбаясь во сне. Как Иван не старался – и окликал, и по щекам похлопывал, и горлышко открытой фляжки под нос смотрителю подсовывал – но разбудить его так и не смог.
– Видать, хорошо на грудь принял, – сообразил наконец Иван. – Ну, понять можно: один при такой скукотище! Только святой не запьет, – и, прихлебывая на ходу из фляжки, пошел разбираться самостоятельно, что к чему.
Собственно, особо разбираться не пришлось: все и так было понятно. Почти. Главное, как решил Иван, сводилось к равновесию всего сущего – света и тьмы, добра и зла, мужского и женского, силы и бессилия, и так далее, и тому подобное…
Со светом Иван тоже разобрался быстро: не было у света никакого конца! И начала тоже не было – звезды-солнца тот свет излучали, черные дыры тот свет поглощали и неведомым образом назад в солнца перекачивали. Всего-то! А шуму-то, шуму сколько из-за таких пустяков…
Иван даже вспомнил, что еще в школе об этом в одной умной книжке читал: «Круговорот света в природе» называлось. Или воды? За давностью лет припомнить верное название Иван не смог, да не очень-то оно ему и нужно было…
Правда, судя по диаграмме «Свет и Тьма: приход-расход», энергии солнцами-звездами излучалось все же чуть больше, чем поглощалось дырами, то есть впустую народный свет расходовался, не по-хозяйски! Хоть немного, но впустую. Эх, не доглядел смотритель, проспал… Поцокал Иван языком озабоченно, но всерьез будить парня не решился: тот с бодуна такого мог здесь понаворочать, что после ни одна ремонтная бригада не восстановила бы! Подкрутил самостоятельно нужный маховичек, посмотрел на диаграмму, кивнул удовлетворенно: даже лучше получилось, чем предполагал – здравая экономия во вселенском масштабе вышла. Полезная.
Сходил Иван в соседнюю комнату, положил возле смотрителя запасную флягу, почти полную – проснется человек, то-то радости будет! – сел в звездолет и полетел к карточным пиратам на доклад: туз отработан, гуляй, братва, смело! «Заодно и о своих комиссионных узнаю», – так думал Иван-капитан, минуя последний канал-гипершлюз и потягивая водку из запасной фляжки, черт ее знает которой по счету…
И не заметил Иван, как растаяла в его кармане засаленная звездная карта. А и заметил бы, не огорчился – и пострашнее глюки за свою жизнь видел!
* * *Вечный Жид – вернее, тот, кто назвался так при встрече с Иваном – сидел на гладкой поверхности черной дыры, задумчиво глядя на далекие звезды. Сидел терпеливо, положив на колени посох, без шлема, с отвращением жуя постылый хлебушек с луком. В какой-то момент звезды моргнули и заметно потускнели; Тот, Кто Назвался кивнул довольно:
– Молодец, Иван-капитан! Я в тебе не ошибся, – и мелко захихикал. – Пираты бы не потянули, слишком глупы, а ты молодец! Хотя дурак тоже. Что, Буддов, выкусил? Тоже мне: никак нельзя, запрещаю изменять, не войдешь в пультовую… конец всей жизни везде и навсегда, эхма… Можно! При грамотном подходе все можно, даже то, чего никак нельзя… Ну-с, наконец-то мои славные, мои деликатесные сурсики перестанут дохнуть от светового обжорства. – Тот, Кто Назвался встал и крепко стукнул посохом в черную поверхность:
– Говорю вам, живущим во всех дырах черных: эй вы, сурсики, не теряйте время даром – плодитесь и размножайтесь! На радость мне, лично, – сел на реактивный посох и улетел по своим делам прочь: надо было подождать, пока те сурсики вес нагуляют.
Хранитель
Иван Сергеевич сидел почти голый в своем любимом кресле, лениво попивая холодную дорогую водочку «Абсолют», и осоловело смотрел мультики Диснея по видику, когда к нему в дверь постучал Хранитель. Требовательно постучал, по-милицейски громко. Ногой. Только поэтому Иван Сергеевич и пошел открывать. Иначе – ни в коем случае. Никогда и ни за что. Потому как все дела на сегодня были отменены, сотовый телефон вместе с пейджером засунуты под подушку, обслуга отпущена, телохранителям дан выходной.
Сегодня Иван Сергеевич отдыхал. Отдыхал просто, без выкрутасов – тихо надирался под телевизионные мявы и бубухи. По-английски надирался, в одиночку. В этом, как считал Иван Сергеевич, был свой особый кайф, тонкое очищение души водкой. Алкогольный катарсис, стало быть. Можно, дойдя до кондиции, поорать матерно, можно поплакать и повыть, можно голым по квартире побегать или чего другое смешное учудить – ни одна сволочь и слова не скажет. И это очень хорошо. Никто и никогда не должен был видеть Ивана Сергеевича расслабленным, мягким и, тем более, непозволительно пьяным. Потому что работал товарищ Смагин местным «крестным отцом». Вернее, даже не «отцом», это слишком громко, а скорее «папиком» – так его за глаза и называли им опекаемые. Иван Сергеевич, конечно, знал о своей кличке, но только добродушно посмеивался – пусть себе! Слава Богу, хоть не «мамиком» кличут.
Дело, которое он крепко держал в руках, приносило ему немалый доход, хотя большая часть денег, само собой, уходила «наверх». Но Смагин по этому поводу не переживал и комплексами не страдал. Лично ему на жизнь вполне хватало. Скажем прямо – на хорошую безбедную жизнь. И вообще Иван Сергеевич никогда никому ничего плохого не делал, был человеком добрым и незлобивым. Если когда кого и убивал, то только лишь в состоянии сильного душевного волнения или по служебной необходимости. Именно из-за его миролюбивого характера и деловых качеств его все и уважали – и опекаемые, и вышестоящие. С некоторыми из них Смагин даже дружил, если они вписывались в народную поговорку: «Дружба – дружбой, а денежки – врозь».
Женат Иван Сергеевич никогда не был. Возможно, именно благодаря этому он сохранил здоровый оптимизм, веру в личное светлое будущее и крепкое здоровье. И заодно массу вредных холостяцких привычек. Но, разумеется, женщины в его жизни были. Однако ни одна из них даже не подозревала, что Иван Сергеевич имеет такой странный нерусский порок – раз в месяц лечить свою душу немереным количеством водки и полным одиночеством. Под детские мультфильмы.
Все – и две горничные, и телохранители, и приходящие подруги – считали, что в такой особый день Иван Сергеевич медитирует среди свечей и курительных палочек, общаясь с Богом. Отчасти они были правы. Но только отчасти. Короче говоря, в день «медитаций» никто не смел беспокоить уединение и покой Смагина.
