Дмитрий Мансуров - Молодильные яблоки
— А в чем дело? — недоумевал я.
В моем активе значилось аж двадцать часов летного времени. Я выделывал на ковре-самолете немыслимые пируэты и заставлял маму хвататься за сердце, а отца — за ремень: они боялись, что я погибну, совершив фатальную ошибку при большой скорости. Торговка твердила то же самое. И добавляла, что наилучшим транспортом были, есть и будут резвые скакуны. Здесь уже я мог с ней не согласиться, но старушка меня и слушать не желала, уповая на прожитые годы, личный опыт и сплетни товарок.
Отец вроде бы смотрел на мои чудачества сквозь пальцы и почти ничего не говорил, но, когда ковер пришел в негодность, не стал покупать новый. У ковров имелось уязвимое место: их обожала моль. И когда отцу доложили о том, что убранный на зиму в кладовую ковер обглодали прожорливые насекомые — уверен, что они переборщили с определением, ибо столько моли у нас отродясь не водилось, — то получили приказ его сжечь. В тот же день остатки ковра предали огню, и мое желание пролететь над облаками стало несбыточным, а летные часы навечно остановились на двадцати.
— Скатерть тебе всегда пригодится, родимый! — в сотый раз повторяла торговка. Болтовня служит процветанию торговли, и купцы были готовы на многое, лишь бы отдать в хорошие руки товар и забрать из этих рук хорошие деньги. — Смотри, сынок, ручная работа! Купи, не пожалеешь!
Вот настырная торговка.
— Ладно, белую давай! — потребовал я: рассматривая выложенный товар, я не заметил однотонной ткани. — Без узоров.
— Зачем тебе такая гадость? Бери цветную! — прозвучал бесплатный совет. — Вот, смотри, какие замечательные узоры!
— Белую! — уперся я. Клиент всегда прав, хотя за это его хочется медленно придушить. Старушка уговорила меня раскошелиться, теперь моя очередь уговорить ее продать то, что нужно мне, а не ей.
Хотя зачем оно мне нужно?
— Не понимаешь ты прекрасного, глупый недоросль! — укоризненно проворчала старушка. — Смотри: ручная вышивка, идеальная работа…
— Давай простую скатерть! — повторил я.
— Не дам! — отрезала старушка. — Не порти обеденный стол монотонной белизной, бери с узорами!
— Белую! Эту случайно заляпают — и кранты узорам!
— Тебя не переспоришь! — всплеснула руками торговка. Порывшись среди коробов, она выхватила белую скатерть и с сожалением протянула ее мне. — Белее не бывает!
— Как она работает? Старушка расплылась в улыбке.
— Очень просто, — объяснила она. — Проголодался — расстилаешь ее и говоришь: «хочу есть» или «хочу пить»! И будет тебе то, что пожелаешь! Что в нее заранее положишь, то и появится, понимаешь?
— М-да… — пробормотал я, — а просто так нельзя?
— Просто так нельзя! — ответила старушка. — Что положишь, то и съешь. Но зато хранимое не портится.
— Серьезно?
— А то! — кивнула старушка. — С тебя пять золотых.
— Сколько?!
— Пять!
— А не много?
— Если дорого — продам в кредит! — обрадовала старушка.
— Это еще что такое? — изумился я.
До сих пор не приходилось слышать подобных слов.
— Это значит, что платишь в два приема: отдаешь деньги, сколько есть, и бежишь домой за остатком.
— А если у меня и дома нет денег?
— Собираешь у соседей, приносишь ко мне и получаешь скатерть.
— Лучше я сразу заплачу.
— Как пожелаешь, молодой человек!
Скатерть очутилась у меня, и кошелек стал легче еще на пять золотых. Такими темпами тратить денежки — никаких резервов не хватит! Придется немного облегчить городскую казну перед уходом. С ощущением безграничного счастья из-за того, что сумел избавиться от назойливой старушки, я отправился дальше по рядам.
Купцы были удивлены моими вопросами о летающих коврах.
— Когда-то, — отвечали они, — ковры завозили из жарких стран, но с тех пор утекло много воды и мода на них прошла.
Обойдя рынок и увидев десятки ковров, среди которых не было ни одного летающего, я переключился на поиски сапог-скороходов. Но и здесь меня ждала неудача: привезенную в первый раз за тридцать лет крохотную партию раскупили в один миг.
Мне предложили вместо сапог подковы-скоробеги, но я, подумав над предложением, решил отказаться. Конь, понятное дело, поскачет быстрее ветра, но стоит мне с него сойти, а ему в это время сделать один-единственный шаг, как он исчезнет — не увидишь куда. То есть к подковам требуются те же самые сапоги-скороходы, чтобы догнать коня. А попадется дремучий лес на пути — опомниться не успеешь, как окажешься по уши в ветках, листьях или иголках. Koвеp-самолет неизмеримо лучше — ему на пути разве что стая птиц попадется. Или летающие тарелки. Люди говорят, что еще шестьдесят лет назад они часто носились по небу, но профессора считают, что это баловала нечисть. Теперь ни человечков, ни тарелок не увидишь. Ходят слухи, что они до сих пор летают, но свидетелей, готовых присягнуть, еще меньше, чем слухов. То есть и вовсе нет.
У нас шутили, что тарелочники за прошедшие годы поумнели и теперь не оставляют свидетелей полетов в живых.
— А ты все-таки набей на обувь подковки! — воскликнул купец. — Смотри, какие они легкие, удобные, а уж цокают — заслушаешься! На тебя все девушки смотреть будут!
— Угу! — буркнул я. — Будут стоять в сторонке и ахать, увидев, как мимо них на большой скорости пробегает цокающий царевич.
— Царевич?! – изумился купец.
Он сузил глаза и пристально вгляделся мне в лицо. Серьезность быстро сменилась удивлением.
— Царевич Иван, это точно вы? — не веря своим глазам, переспросил он.
— Медальон видите? — спросил я. Купец ахнул:
— Ваше высочество, сделайте богоугодное дело: смените портретиста при дворе. Так, как он вас изур… изобразил на портрете, я с портретами врагов при всем желании сделать не сумею!
— Серьезно? — опешил я: портретист во дворце отличный, он при желании буквально в три линии изобразит любого. У него настоящий талант! — Вы уверены, что видели не подпольно нарисованный портрет — копию с оригинала?
— Теперь думаю, что именно копию и видел. — Купец покачал головой. — Никогда бы не подумал, что человеческое лицо можно так исказить! Далеко ли путь держите, царевич? Как я догадываюсь, вы путешествуете инкогнито, не привлекая к себе внимания?
— Правильно догадываетесь, — кивнул я. — Между прочим, и вашего тоже!
Купец смутился и опустил взгляд. Потеребил кошелек на поясе, привычно проверяя наличие и сохранность собственных капиталов.
— Извините, царевич, буду нем как рыба! А подковки все-таки купите: в путешествии многое случается. Возьмите, недорого!
— Недорого — это сколько? — уточнил я.
У покупателей с продавцами испокон веков сложились разные понятия о дешевизне товаров.
— Две монеты и автограф, — предложил последнюю цену купец.
И в самом деле недорого.
— Договорились!
С рынка я ушел с двумя полными сумками и думал, что не зря оставил коня в гостиничной конюшне. На нем быстрее, слов нет, но вы бы знали, сколько здесь хитрых старушек, норовящих выскочить из-за телеги и сигануть под копыта, чтобы пострадать и за это стрясти много денег с невнимательного наездника. В больших городах хитрецов развелось — будь здоров! Своими руками ничего делать не умеют и не хотят, а роскошно жить охота. Вот и выкручиваются как могут, пока лошади копытом не засандалят.
Жаль, руки устают: количество необходимых вещей оказалось непомерно большим, и у каждого купца находилось веское слово в пользу покупки его товара. Но самого главного — ковра — я так и не обнаружил.
Вспомнилась летающая тарелка из сна. Вот что помогло бы мне преодолеть огромные расстояния, отыскать яблоки и вернуться домой. И где их черти носят, тарелочников несчастных? Наверное, все-таки вымерли: не зря зелеными ходили — видимо, сильно укачивало в полете.
Я прошел большую часть пути до гостиницы, когда почувствовал себя полным идиотом: купцы настолько запудрили мне мозги, что я совершенно забыл о свойствах скатерти-самобранки. Закинуть в нее купленное и нести спокойно, не спотыкаясь о собственные сумки при каждом шаге!
Я расстелил на траве скатерть и недолго думая поставил на нее обе сумки разом.
— Ням! — приятным голосом ответила скатерть, и сумки исчезли в один миг, словно их никогда и не было.
— Ням? — машинально повторил я, приподнимая скатерть. Внизу, как и раньше, была только трава. Сумки оказались где-то там, в небольшом пространстве над и под скатертью. Я потер лоб. Торговка, расписывая свойства скатерти, умудрилась ни словом не обмолвиться о принципе работы ее творения. Готов поклясться, что в иных странах торговку запросто обвинили бы в колдовстве!
Я поднял скатерть — ее вес остался таким, как и раньше, не изменившись ни на грамм. Вот это новость! Кидай в нее что пожелаешь и носи на здоровье: никто знать не будет, что ты идешь с огромным багажом.
