Терри Пратчетт - Творцы заклинаний
Время от времени внутри медленно поворачивающейся воронки из светящихся точек проблескивало нечто вроде молнии.
Матушка моргнула и подняла глаза. Комната показалась ей очень темной.
— Странная погода, — заметила она, поскольку ничего лучшего ей в голову не пришло. Даже с закрытыми глазами она продолжала видеть сверкающие точки, пляшущие перед ее мысленным взором.
— Это не погода, — отозвалась Хильта. — И вообще, я не уверена, что люди могут это видеть, хотя шар показывает. Мне кажется, это магия, которая конденсируется из воздуха.
— В посох?
— Ага. Именно так и работает посох волшебника. Он вроде как перегоняет магию.
Матушка рискнула бросить на шар еще один взгляд и осторожно уточнила:
— В Эск.
— Да.
— Похоже, магии там полно.
— Точно.
Матушка уже не в первый раз пожалела, что не знает, как волшебники используют свою магию. Ей представилось, как Эск переполняется волшебством, как все ее ткани и поры раздуваются, после чего оно начинает просачиваться наружу — сначала медленно, проскакивая в землю дугами слабеньких пробоев, но постепенно собираясь в мощный разряд оккультной потенциальности. Волшебство может натворить массу бед.
— Проклятье, — выругалась она. — Мне никогда не нравился этот посох.
— По крайней мере, она движется в сторону Университета, — вмешалась Хильта. — Там разберутся, что делать.
— Так-то оно так. Как ты думаешь, сколько они уже прошли по реке?
— Миль двадцать или около того. Баржи плывут со скоростью пешехода. Зуны не любят спешить.
— Это хорошо.
Матушка, решительно сжав зубы, поднялась на ноги и протянула руку к своей шляпе и мешку с пожитками.
— Полагаю, я хожу быстрее, чем баржа, — заметила она. — Река здорово петляет, а я могу двигаться по прямой.
— Ты собираешься догонять ее пешком? — в ужасе вскричала Хильта. — Но там же леса и дикие звери!
— Прекрасно, мне не помешает вернуться к цивилизации. Я нужна Эск. Этот посох захватывает над ней власть. Я предупреждала, что так оно и случится, но разве меня кто-нибудь слушает?
— А что, нет? — спросила Хильта, отчаянно пытаясь сообразить, что матушка имела в виду под “возвращением к цивилизации”.
— Нет, — холодно ответила матушка.
* * *Его звали Амшат Б'хал Зун. Он жил на барже со своими тремя женами и тремя детьми. Он был Лгуном.
Врагов его племени всегда раздражала не только честность зунов, абсолютность которой могла взбесить кого угодно, но еще и прямота этих людей. Зуны никогда не слышали об эвфемизмах и не знали бы, что с ними делать, даже если бы эти эвфемизмы у них появились — разве что зуны наверняка назвали бы их “способом вежливо наговорить человеку всяких гадостей”.
Строгая приверженность к истине не была предписана каким-либо богом, но, похоже, имела под собой генетическую основу. Обычный зун точно так же не мог лгать, как не умел дышать под водой. Одной концепции лжи хватало, чтобы привести зуна в полное расстройство. Сказать Неправду равноценно для них изменению Вселенной.
Поскольку зуны были торговой расой, эта черта очень мешала им, так что их старейшины в течение многих тысячелетий изучали сию странную способность, которая проявлялась у остальных рас во всевозможном изобилии, — и наконец решили, что зунам тоже следует ее развить.
Молодые люди, проявляющие слабые зачатки подобного таланта, всячески поощрялись искажать Истину — во время особых церемоний устраивались даже настоящие соревнования. Первой зарегистрированной протоложью зунов стала фраза “вообще-то мой дедушка довольно высокий”. Постепенно зуны поняли, как это делается, и среди них была учреждена должность Лгуна племени.
Важно понять, что, хотя большинство зунов не умеет лгать, они с величайшим почтением относятся к любому своему соплеменнику, который может сказать, что мир не таков, каков он есть. Таким образом, Лгун занимает в племенной иерархии довольно высокое положение. Он представляет племя при всех сношениях с внешним миром, который средний зун давно уже отчаялся понять. Племена зунов очень гордятся своими Лгунами.
Другие расы это сильно раздражает. Они считают, что зунам следовало бы учредить более подходящие должности, такие, как, например, “дипломат” или “специалист по связям с общественностью”. Им кажется, что зуны просто насмехаются над мировой системой.
— И это все правда? — подозрительно спросила Эск, обводя глазами переполненную каюту баржи.
— Нет, — твердо ответил Амшат. Его младшая жена, которая варила на крошечной, затейливо украшенной плите овсянку, хихикнула. Трое детей с серьезным видом наблюдали за Эск поверх края стола.
— А ты когда-нибудь говоришь правду?
— А ты? — Амшат улыбнулся своей золотоносной улыбкой, но глаза его не смеялись. — Как ты оказалась в тюках с шерстью? Амшат не похищает детей. Наверное, дома о тебе беспокоятся…
— Полагаю, матушка будет меня искать, — сказала Эск. — Но вряд ли она станет сильно беспокоиться. Мне кажется, она просто рассердится. А направляюсь я в Анк-Морпорк. Ты можешь ссадить меня с корабля…
— ..с судна…
— ..если хочешь. Я не боюсь щук.
— Я не могу этого сделать, — заявил Амшат.
— Это была ложь?
— Нет! Здесь вокруг дикие звери, грабители и.., всякое такое. Эск радостно кивнула.
— Вот и ладненько. Я согласна спать среди шерсти. И могу заплатить за проезд. Я умею…
Она заколебалась. Неоконченная фраза повисла в воздухе, словно маленький завиток хрусталя, а осторожность в это время предприняла успешные шаги по завоеванию длинного язычка Эск.
— ..делать полезные вещи, — неуклюже закончила Эск.
От нее не укрылось, что Амшат искоса посматривает на старшую жену, которая шила, сидя у плиты. По зунской традиции, она была одета во все черное. Такой наряд матушка одобрила бы целиком и полностью.
— Но какие именно полезные вещи? — уточнил он. — Стирка, подметание пола?
— И это тоже, — ответила Эск. — А также перегонка с использованием двойного или тройного перегонного куба, смешивание лаков, глазурей, кремов и тому подобных вещей, очистка воска, изготовление свечей, правильный выбор семян, корней, черенков и приготовление большей части настоек и отваров из “Восьмидесяти Чудесных Трав”. Я умею прясть, чесать шерсть, вымачивать лен и коноплю, наматывать нить и ткать на ручных, стоячих, веерных и благородных ткацких станках, могу вязать, если кто-нибудь наберет мне петли, читать землю и камни, выполнять кое-какие столярные работы вплоть до вытачивания трехходовых пазов и шипов, предсказывать погоду по повадкам зверей и цвету неба, добиваться прироста роев у пчел, варить пять сортов медовухи, готовить краску, потраву и пигменты, включая стойкую синьку, выполнять большинство работ по жести, чинить башмаки, вымачивать и выделывать почти все виды кожи, а если у вас есть козы, я могу за ними присматривать. Я люблю коз.
Амшат задумчиво посмотрел на Эск. Она почувствовала, что от нее ждут продолжения.
— Матушке не нравится, когда люди сидят без дела, — сообщила она и в качестве дальнейшего объяснения добавила:
— Она всегда говорит, что девушка, которая умеет работать руками, никогда не останется без средств к существованию.
— Или без мужа, — бессильно кивнул Амшат.
— Вообще-то, матушке есть что сказать по этому поводу…
— Не сомневаюсь.
Амшат посмотрел на свою старшую жену, и та еле заметно наклонила голову.
— Прекрасно, — объявил он. — Если ты будешь нам помогать, то можешь остаться. А ты умеешь играть на каком-нибудь музыкальном инструменте?
Эск встретила его пристальный взгляд, не моргнув глазом:
— Может быть.
* * *Так Эск, с минимальными трудностями и легким сожалением, покинула Овцепикские горы с их грозами и метелями и присоединилась к зунам в великом торговом путешествии по Анку.
В караван входило не меньше тридцати барж, на каждой из которых плыла, как минимум, одна многочисленная зунская семья. Все суда везли разный груз, и большинство бар было связано вместе, так что, если зунам вдруг взбредало в голову пообщаться друг с другом, они просто подтягивали трос и перебирались на соседнюю палубу.
Эск устроила себе гнездышко в тюках шерсти. Там было тепло, слегка пахло матушкиным домиком, и, что гораздо важнее, там ее никто не беспокоил.
Но сама она начинала немного тревожиться из-за магии.
Магия определенно выходила из-под контроля. Эск не творила чудеса, они случались сами собой. И она чувствовала, что, узнав о ее способностях, зуны вряд ли придут в восторг.
Это означало, что, если она мыла посуду, ей приходилось подолгу греметь и плескаться водой, чтобы скрыть тот факт, что тарелки моются сами собой. Если она бралась что-то починить, это нужно было делать, забившись в укромный уголок палубы, чтобы никто случайно не увидел, что края дыры срастаются как.., как по волшебству. А еще, проснувшись на второй день путешествия, Эск обнаружила, что за ночь несколько тюков шерсти, стоявших рядом с посохом, сами собой вычесались, спрялись и смотались в аккуратные клубочки.
