Олег Пелипейченко - Библейские страсти
Перед охранниками Симона, внутри плотного кольца мечников шли два бородатых мужчины. Некоторое время я разглядывал эту парочку; не высмотрев ничего примечательного в их облике, я перевёл глаза левее, на просвет в стене зелени — и увидел Этого.
Я сразу его узнал, хотя он показался лишь на несколько мгновений и тут же скрылся среди деревьев. Отец часто высказывался об Этом, и всегда — очень неодобрительно, считая его одним из самых опасных преступников во всей Иудее. Постепенно я проникся отцовой неприязнью, несмотря на то, что видел бунтовщика лишь издалека — бредущим по улице, обедающим с сообщниками в таверне, спорящим на площади — и никогда с ним не заговаривал. Да и о чём нам было говорить?
По веку скользнула струйка пота, я непроизвольно зажмурился, пошатнулся и ухватился за ограду, тяжело дыша. Опять не заметил, как солнце напекло непокрытую голову. Болван. Подождав, пока перед глазами перестанут мелькать блёстки, я разжал дрожащие кулаки, сглотнул и поплёлся в дом.
Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, я неторопливо наполнил глиняную кружку, глотнул тёплой жидкости и шагнул за порог.
— Добрый человек, прошу тебя, дай немного воды…
Этот стоял с обратной стороны ограды, опершись на неё, и тяжело дышал. Кружка выпала у меня из рук, сочно цокнула и разлетелась на множество осколков.
Честно говоря, я испугался. Увидев Этого так близко, я перестал различать его лицо: на месте головы источал сияние шар, оплетенный в верхней части чёрным шипастым вьюнком. Сопровождавшие бунтаря солдаты замерли рядом, неестественно выпрямившись и закрыв глаза. Я попятился, судорожно ухватился за дверную ручку — и уловил краем глаза какое-то движение…
…босые ноги, скользящие поверх пыли…
…взмах полы белоснежного хитона…
…стройная лёгкая фигура…
…взгляд через плечо…
Впереди Этого, в нескольких шагах, стояла самая прекрасная девушка, которую я когда-либо видел. Самая прекрасная, какую я только мог бы вообразить.
Нет, наверное, не мог бы. Но она стояла во плоти у моей ограды, рядом — рукой подать. Смотрела на Этого не отрываясь и терпеливо ждала, пока мерзкий смутьян напьётся…
Я отшвырнул носком сандалии большой осколок кружки, быстрыми шагами подошёл к забору и злобно уставился ему в глаза.
— Тебя ведь ждут! Иди быстрее!
— Эта? Подождёт, ничего с ней не…
Короткий удар под дых. Он согнулся, издав утробный звук. Солдаты стояли неподвижно.
— Не смей, мразь, так говорить о ней! Я тебе сказал, иди! Как ты можешь здесь стоять, когда тебя ждёт такая… когда тебя ждёт… она?!
В глазах мутилось, пот тёк по ресницам и впитывался в пересохшую кожу. Этот с трудом выпрямился:
— Тебе так хочется, чтобы я следовал за ней? — спросил он хриплым голосом, выделив последнее слово, и изогнул вопросительно бровь. — Я правильно понял?
Я различил в вопросе отчётливую, непонятную мне иронию, и потому разозлился ещё сильнее:
— Ты всё правильно понял! Не будет тебе воды! Проходи, не задерживайся!
— Может, ты, раз уж такой обходительный, сам был бы не прочь следовать за ней?
Вопрос прозвучал совсем тихо, но меня словно по голове ударили. Я сделал глубокий вдох и постарался взять себя в руки. Бунтовщик ждал, солдаты по-прежнему не шевелились.
— Да, — через силу выдавил я. — За такой — хоть всю жизнь.
— Слышишь? — повернулся Этот к девушке. Та медленно повернула голову в мою сторону, и я понял, что больше никогда не смогу оторвать от неё глаз…
Как сквозь вату, донёсся голос Этого. Он что-то говорил моей спутнице, но та уже повернулась и устремилась вперёд, плывя прямо над землёй, посередине улицы. Я открыл калитку и поспешил за ней. Знакомые окликали меня, спрашивали, куда я бегу, — но я не отвечал. Что за смысл говорить с теми, кто не замечает самого прекрасного в мире. Никто из них не видел моей любимой.
Кроме Этого.
И кроме меня.
Я всегда видел странные вещи.
Шаг, ещё шаг, облако пыли, не дышу, шаг, снова шаг, много шагов, острый камень, вспыхивает и мгновенно уходит боль, шаг, шаг, шаг, шаг… И изящная белая фигура с наточенной косой в руке скользит передо мной, всего лишь в нескольких шагах. Сейчас я её догоню.
* * *— Нет, Мырр, и не проси, — Господь протестующе выставил вперёд ладони. — Вопрос обсуждению не подлежит. Этот ваш аморальный образ жизни, массовое истребление ни в чём не повинных мышей, птичек и другой мелочи, невиданное лицемерие в отношениях с сильными мира сего… ну вот, как сейчас, например! Отвернись сейчас же! Не смотри на меня! Я даже разгневаться как следует не могу, когда ты глядишь такими честными глазами!..
Кот насупился и с нарочитым безразличием отвернулся. Господь облегчённо вздохнул и продолжил:
— Одним словом, всемирный потоп будет, и никуда от этого не деться. Спасёшься только ты, мой верховный жрец. С семьёй, разумеется: вам ещё предстоит великая миссия по возрождению своего обновлённого народа.
— И как я спасаться буду? — мрачно поинтересовался Мырр.
— Моей благодатью, разумеется, — с легким недоумением ответил Господь.
— Нет, я имею в виду техническую сторону дела. Где я буду пережидать эти сорок дней?
— Эмм… ну-у… — Господь замялся. Воодушевлённый новой идеей, он как-то упустил этот момент. — Не знаю. Залезешь на что-нибудь.
— На что? — округлил глаза кот. — Всё же будет под водой. Разве что в Скандинавию к Одину придётся наведаться, до верхушки его Мирового Древа ни один потоп не достанет.
— Я т-тебе наведаюсь! — погрозил ему пальцем Господь. — Ишь, взяли моду — по чужим владениям шастать без приглашения, потом красней за вас… Хорошо, будет вам плот.
— Сорок дней под дождём?
— С будкой!
— Что я, собака, что ли… Ладно, пускай. А питаться чем? Пить что? Песок где брать, для житейских надобностей? Мы же коты культурные, за борт ходить не будем. И самое главное — гладить меня кто будет? Сорок дней чтоб никто не погладил — это же свихнуться можно! И потом, когда вода спадёт — что нам, на голой необитаемой земле размножаться? Без единого живого существа? Да зачем нам это надо? Кстати, мне очень неудобно напоминать, но беременность у моей Мыррки длится…
— А потерпеть ты не можешь? — простонал Господь. Вместо ответа кот укоризненно посмотрел на него и вздохнул.
Господь обхватил себя руками и задумался. Он и не предполагал, что ещё до начала потопа всплывёт столько разных проблем. Мырр сидел и терпеливо ждал. Потом лежал и терпеливо ждал. Затем заснул.
— Да пропади оно пропадом! — внезапно воскликнул Господь, разбудив кота. — Почему я должен за других свою работу делать? Кто в твоём доме хозяйством заведует? Ной? Хорошо, я сегодня с ним поговорю. Будет тебе убежище на все сорок дней.
Кот сладко потянулся, распушил хвост, спрыгнул с облачного табурета и совсем было собрался уходить, как Господь остановил его.
— Имей в виду: если бы не ты — я о людях и не подумал бы: они мне уже давно поперёк горла… Так что по закону справедливости они теперь твои. Владей на здоровье.
Semperidem
— Папочка, там Шуршика забирают!
— Тише, тише. Я знаю. Так получилось, без него не могли провести один важный опыт.
— Но это же мой, мой Шуршик!
— Алечка, мы же с тобой договаривались ещё тогда: это не твои мыши, и не мои мыши, они государственные. Помнишь? Я тебе говорил, что его могут забрать в любой момент. Вот я и разрешил…
— Папка, ты плохой! Ты очень плохой! Ты злой!
— Замолчи сейчас же! Запомни: про папу так нельзя говорить! И про маму нельзя. Так о родителях не говорят. Тебе ясно? И перестань реветь. Хватит, я сказал!.. Ну, ну, маленький, не плачь. Доча, не надо, я не хотел тебя обидеть. Не расстраивайся, это же просто мышь. Ну да, хорошо, белая мышь, но их всё равно каждую неделю новых привозят.
— Ну это же не мышь! Это Шуршик!
— Уф-ф… Давай так: ты сейчас от меня отстанешь, а в субботу мы пойдём в «Зоомир» и купим того самого мохнатого хомячка. Идёт?
— Не нужен мне твой дурацкий хомяк! Я его ненавижу!
— Куда ты? Стой! Остановись сейчас же! Я тебе что…
Совсем разбаловалась. Обязательно с Иркой поговорю, надо только не забыть…
* * *— Сергей Семёнович, а другую мышку оставляем?
— Другую? Ты знаешь, кинь её, наверное, к завтрашней партии и добавь ещё одну помоложе из четвертой клетки, я хочу ещё возрастную зависимость исследовать.
— А мышат куда девать?
— Чего так хитро улыбаешься? Есть предложения?
— Да тут… Это… Мой брат удавчика завёл, так что…
— Да ради бога. Выбрасывать не придётся. Прямо с коробкой и забирай.
* * *— Серёж, я хочу с тобой об Альке поговорить.
