Терри Пратчетт - Вертушки ночи
Так вот, я уже сказал, что Вайн не то что был диск-жокеем от природы. Но в ту ночь — или скорее, в эту — он и вовсе расклеился. Бубнил что-то все время, уставившись на танцующих. Перепутал записи. Даже одну поцарапал. Случайно — он только и злился в своей жизни, не считая случая с Грибо, когда кто-нибудь начинал нарочно царапать пластинки.
Прерывать его было бы некрасиво, но в перерыве я к нему подошел. И вот что я вам скажу — пот с него прямо-таки лился, даже на аппаратуру попадало.
— Там стоит один, — говорит, — в клешах.
— Мафусаил? — спрашиваю.
— Не морочь мне голову. Тот, в черном шелке с блестками. Изображает из себя Джона Траволту. Не мог ты его не заметить. Ботинки на платформе, серебряный медальон с тарелку величиной. Стоял у двери.
Но я никого такого не заметил. Если бы заметил, не забыл бы.
На Вайне лица не было.
— Ты его не мог не заметить!
— Ну ладно, а дело-то в чем?
— Он на меня смотрит!
Я его похлопал по плечу и говорю:
— Просто он никогда не видал ди-джея с таким стилем, старик.
Я осмотрелся. Большинство народу толпилось поближе к пуншу. И тут Вайн схватил меня за руку.
— Не уходи!
— Да я только хотел воздухом подышать.
— Не… — он постарался справиться с собой, — не уходи. Будь тут. Пожалуйста.
— Да что с тобой?
— Пожалуйста, Джон! Он на меня очень странно смотрит!
Он был до смерти перепуган, так что я поддался.
— Ладно. Только в следующий раз увидишь его — покажи мне.
Тут он занялся своими делами, а я попытался привести в подобие порядка гору проводов и прочего хлама. Для Вайна это был обычный способ обращения с электричеством — он просто все сваливал в кучу. Когда у тебя такая техника, как у нас, возиться с ней можно — да, знаю, можно было — часами. Одних переходников разного вида… ладно.
В середине следующего номера Вайн подтащил меня назад к декам.
— Вон! Видишь! Прямо в центре!
И ничего я не увидел. Танцевала там пара девушек, остальные все были парочки, для которых семидесятых еще не случилось. Если бы там был кто-то в блестках, его было бы видно. Как клубничину в ирладском рагу.
— Вайн, — говорю — сдается мне, что-то с тобой не в порядке.
— Так ты его не видишь, значит?
Я не видел. Хотя…
Теперь, когда я знал куда смотреть…
Я увидел пустое место.
Был там такой кусочек пола примерно в середине, и туда никто не заходил. Не то, что они избегали этого пустого места — просто как-то они туда не наступали, и все. Оно как-то случайно там оказалось — и осталось. Оно даже двигалось немного, но не исчезало.
Знаю, знаю — кусок пола не может двигаться. Поверьте мне на слово — этот кусок мог.
Как раз очередная запись заканчивалась, но Вайн все еще был в состоянии поставить следующую. Запись началась тихо, громкость он постепенно увеличил. Это был старый номер, они все его должны были знать.
— Все еще там же? — спросил Вайн, не поднимая глаз.
— Поближе немного, — говорю, — может, надеется на приз.
«…Хочу жить вечно…»
«…Угу, помощи от тебя…»
«…Они увидят и заплачут…»
Теперь танцевало довольно много народу, но пустое место было все там же, немного двигалось туда-сюда, но не исчезало, и никто из танцующих на него не наступал.
Тут я пошел и встал на него.
Там было холодно. Мне сказали:
— ДОБРЫЙ ВЕЧЕР.
Голос шел сразу со всех сторон, и все как-то замедлилось. Толпа застыла, как статуи в черном тумане, музыка звучала как тихий рокот.
— Ты где?
— СЗАДИ.
Когда слышишь такое, хочется повернуться. Вы не поверите, как здорово я умею не делать того, чего хочется.
— Ты моего друга испугал, — говорю.
— Я НЕ НАРОЧНО.
— Уматывай.
— А ВОТ ЭТОГО НЕ ВЫЙДЕТ.
Ну тут уж я повернулся.
Росту в нем было больше двух метров, считая с платформами. И действительно, клеши имели место, и составляли часть ансамбля. Вайн сказал — черные, вот это не совсем так. Они были совсем никакого цвета, как дырки в форме одежды, ведущие Куда-то Еще. По сравнению с этим черное смотрелось бы ослепительно ярко. И действительно, ниже пояса он выглядел как Джон Траволта, только Траволта, похороненный месяца три назад.
И маска была в виде черепа. Были видны веревочки, на которых она держалась.
— И часто ты тут бываешь?
— Я ВСЕГДА НЕПОДАЛЕКУ.
— Что-то я раньше тебя не замечал.
А если бы видел, не мог не заметить. Не часто встречаешь людей ростом два метра, весом где-то в шестьдесят кило, особенно если они двигаются так, как будто каждое движение должно быть заранее хорошо продумано. И ведут себя так, как будто и живы и мертвы одновременно. Как Клифф Ричард.
— У ВАШЕГО ДРУГА ИНТЕРЕСНЫЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ В МУЗЫКЕ.
— Да. Он коллекционер.
— ЗНАЮ. ВЫ НЕ МОГЛИ БЫ МЕНЯ ПРЕДСТАВИТЬ?
— А я что, могу отказаться?
— СОМНЕВАЮСЬ.
Хорошо, хорошо — четыре стакана. Но бабулька на раздаче сказала, что там практически ничего нет — только апельсиновый сок и домашнее вино. И бабулька такая милая — не считая маски оборотня, конечно.
А вот что было странно — так это что все танцоры стояли на местах, и вместо музыки было только тихое жужжание, и еще были такие голубые и пурпурные тени вокруг всего. Что я хочу сказать — от выпивки такого не бывает.
Хотя на Вайна все это не действовало. Он просто стоял, разинув рот, и смотрел на нас.
— Вайн, — говорю, — познакомься…
— С ДРУГОМ.
— С чьим это? — говорю, мне он как-то не понравился, клеши у него были ну просто огромные, и на руке серебряный браслет типа армейского такой толщины, что им можно авианосцы швартовать — показушный такой. Да и то, что сама рука была кость костью, общей картины не улучшало. Мне казалось, что я должен вот-вот прийти к какому-то выводу, только что-то мне не шлось. Голова была как ватой набита.
— С ОБЩИМ, — говорит, — РАНО ИЛИ ПОЗДНО. Я ТАК ПОНИМАЮ, ВЫ КОЛЛЕКЦИОНЕР.
— Да, я немного… — говорит Вайн.
— МНЕ КАЖЕТСЯ, ВАЙН, ВЫ ПОЧТИ ТАКОЙ ЖЕ ЭНТУЗИАСТ, КАК Я.
Тут у Вайна глаза загорелись. И тут он был просто типичный Вайн. Я вам говорю — его можно было убить, но ради шанса поговорить о своем хобби — простите, о своей любимой работе — он бы из гроба восстал.
— Надо же, — говорит, — вы коллекционер?
— О ДА.
Вайн на него сощурился.
— Мы раньше не встречались, случайно? — говорит. — Я почти на все встречи езжу. Вы на Аукционе Блейнхейм Рекорд не были?
— НЕ ПРИПОМИНАЮ. Я БЫВАЮ В СТОЛЬКИХ МЕСТАХ, ЗНАЕТЕ ЛИ.
— Еще у аукционера случился инфаркт.
— А, ДА. ТЕПЕРЬ ПРИПОМИНАЮ — ЗАГЛЯДЫВАЛ НА ПАРУ МИНУТ.
— Мне так показалось, там ничего выгодно не возьмешь.
— НУ НЕ ЗНАЮ. ВСЕГО СОРОК ТРИ — НЕПЛОХО, ПО-МОЕМУ.
Ну хорошо, инспектор. Может быть, шесть стаканов. А может быть, стаканы тут и не при чем. Иногда ведь появляется такое чувство, будто точно знаешь, что сейчас будет. Ах, у вас, значит, не появляется. Ну ладно. Может, я и был слегка не в себе, но мне это нравилось все меньше и меньше. И никому бы не понравилось. Даже вам.
— Вайн, — говорю, — постой-ка. Если ты сосредоточишься, он исчезнет. Погоди. Дыши глубже. Все это неправильно.
Как об стенку горох. Вайн, когда встречает другого коллекционера — он такой, я-то знаю. Они устраивают встречи по выходным. Или иногда видишь их в лавках. Странные люди. Но уж страннее этого среди них не было. Он был вусмерть странный.
— Вайн!
Оба они не обратили на меня внимания. Некоторые шарики у меня в голове подпрыгивали и что-то кричали, что-то такое, чему я поверить, ну, не мог.
— О ДА, ЭТИ ВСЕ У МЕНЯ ЕСТЬ, — говорит этот, повернувшись к Вайну. — ЭЛВИС ПРЕСЛИ, БАДДИ ХОЛЛИ, ДЖИМ МОРРИСОН, ДЖИММИ ХЕНДРИКС, ДЖОН ЛЕННОН…
— Очень широкий диапазон по стилям, — говорит Вайн, — а Битлы у вас все?
— ПОКА НЕТ.
И тут, чтоб мне провалиться, пошел у них разговор про записи. Я помню, Мистер Друг сказал, что у него есть все композиторы семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого веков. Чего и следовало ожидать.
Я всегда дрался за Вайна и вместо него, еще с начальной школы. И это все уже слишком далеко зашло, так что я схватил Друга за плечо и вознамерился ему дать прямо в осклабленную морду.
Он поднял руку. Мой кулак ударил в невидимую вязкую стену, а он снял свою маску, сказал мне пару слов и взял Вайна за руку, очень осторожно.
И тут взорвался усилитель. Вайн, я уже сказал, никогда не умел толком обращаться с техникой, а проводка у них не менялясь с 1800. Ну и тут началось — все бумажные украшения загорелись, народ визжит и бегает без толку, так что тут я мало чего помню, меня откачали уже на стоянке, половины волос как не бывало, а клуб этот горит, как свечка.
Нет. Не знаю, почему его не нашли. Что — совсем ничего? Даже зубов?
Нет. Понятия не имею, где он может быть. И не думаю, что он кому-то задолжал.
