Анастасия Завозова - Таран и Недобитый Скальд
Я поспешно отвернулась, молясь, чтобы де Линт ничего не заметил. Но он все же спросил:
— Что с вами? Вы побледнели.
— Да просто… мышь увидела, — промямлила я, изо всех сил стараясь выглядеть сзади так, чтобы можно было подумать, что спереди я очень испугалась. (На самом деле, скорее можно было ожидать, что мышь заработает сердечный приступ, завидя меня, чем то, что я хотя бы немножко испугаюсь.)
Я поспешно схватила какую-то книгу и открыла ее на первой странице. Книга оказалась большой семейной библией, и когда я различила, что написано на первой странице, то вздрогнула от неожиданности… и совсем позабыла, что стою спиной к де Линту…
Очнулась я в абсолютно некомфортньгх условиях. Я аккуратно лежала личиком в холодной луже, а за шиворот с потолка мне капали не менее ледяные капли. Вокруг была почти абсолютная темнота, если не считать тоненького луча света, который равнодушно пробивался через узкое оконце, как будто говоря: “Извините, мне за это не платят!” Решив не паниковать раньше времени, я умыла лицо водой из лужи, вытерлась полой рубахи и огляделась.
Насколько я понимала, я очутилась в каком-то подвале, который, по идее, должен был изображать подземелье. Сидение на сыром земляном полу не добавляло мне здоровья, поэтому я пошарила вокруг себя руками и нащупала мешок матушки Бруин, заботливо положенный рядом. Я вытащила оттуда оставшиеся припасы и, к моему удивлению, обнаружила, что там, на дне, лежит еще какая-то книга. Неужели я смогла что-то притырить из библиотеки, даже находясь в бессознательном состоянии? Поскольку у меня в голове слегка гудело, я так и не смогла вспомнить, каким образом книга оказалась в моем мешке. Чем же это меня так огрели? Неужто одним из тех тяжеленных фолиантов? Да, в таком случае, правду говорят, что образование — страшная сила.
Я сложила мешок в несколько раз, подсунула его под свой многострадальный зад и доела оставшуюся еду. Тут, к моему великому облегчению, в углу замерцал мягкий свет, и моему взору предстал Ула, красивый, как фонарь на Тверской. На его мощном скандинавском лице было написано искреннее беспокойство и сострадание.
Я язвительно процитировала:
Но тут немножко просветлело —
Явилась ты из темноты.
Так ты, родная, тут сидела,
Мой гений чистой красоты?
Ула только склонил голову набок, прислушиваясь:
— Вижу, ты совсем не пострадала, — констатировал он. — А что это за глумление над Пушкиным?
— Народное творчество, — ответила я. — И перестань изображать мою школьную учительницу литературы. Думаешь, если бы она была нормальным человеком, мы сочиняли бы такое? А ты еще не слышал нашу подборку садистских стишков, посвященных “Войне и миру”…
Ула деликатно кашлянул:
— Надеюсь, что ваша учительница литературы тоже ее не слышала…
— Ну мы ж не звери какие, — утешила я Улу. — Давай ближе к делу. Ты собираешься меня вытаскивать отсюда?
— Само собой, — покивал Ула. — Но как тебя угораздило вообще попасть сюда?
За шиворот мне звонко шлепнулась капля. Я вздрогнула и чихнула. Так и воспаление легких подхватить недолго.
— Пока мой… гм, Помощник где-то летал, нехороший дядя оглоушил меня тяжелой книгой, продолжив славно начатое дело моей учительницы по литературе и навсегда внушив мне отвращение к серьезной словесности.
Ула расплылся в улыбке:
— Мне нравится твое чувство юмора, особенно в тяжелых ситуациях.
— А мне твое, — в тон ему ответила я, — причем в тех же самых ситуациях.
Ула, кажется, не понял намека или же предпочел никак не реагировать на мое замечание:
— Почему де Линт решил тебя устранить? Неужели ты догадалась?..
— Конечно, — кивнула я. — И не смогла сдержать при этом естественных эмоций. Но я до сих пор не могу понять, зачем ему это?
— Скоро узнаешь, — ответил Ула. — А сейчас мне надо вытащить тебя из этого подвала… Остается только придумать, как это сделать.
Он уселся в воздухе, скрестив ноги в неподражаемых штанишках, и глубоко задумался. Я вздохнула и покорно уселась на мешок в ожидании, пока Ула разродится гениальным планом по моему спасению. Поскольку теперь в подвале стало посветлее, я смогла разглядеть неизвестно каким образом очутившуюся у меня книгу. Это был тот самый молитвенник, некогда принадлежавший Эмме де Линт. Кажется, я держала его в руке, когда вошел де Линт, и уронила в раскрытый мешок, стоявший рядом. В связи с этим я вспомнила надпись в семейной библии де Линтов, но не решилась приставать к Уле с вопросами. Бедняга, судя по его напряженному личику, редко утруждал себя умственной деятельностью.
Я решила оглядеться и заодно размяться, поэтому принялась ходить по подвалу, который на время стал моей тюремной камерой. Наконец мне удалось разглядеть дверь, а в ней нечто похожее на зарешеченное окошко. Я посмотрела сквозь него, но ничего не увидела. За дверью все тонуло в темноте и полной тишине. Очень похоже на Владивосток во время топливного кризиса…
Ула настолько притих в своем углу, что я даже вздрогнула от неожиданности, когда он резко засиял ярким, переливающимся светом.
— Неужели ты что-то надумал? — поинтересовалась я, стараясь, чтобы в моем голосе не было слышно и тени ехидства. Я не знала, до какой степени можно злить личного Помощника.
— Ага! — торжествующе кивнул Ула. — Сейчас вернусь! — и он исчез. В камере все опять погрузилось во тьму.
Я не успела даже разозлиться. Впрочем, злиться в данной ситуации было бесполезно. Оставалось только ждать и надеяться, что Ула обернется раньше, чем меня начнут пытать… Иначе ему придется подыскивать себе новый объект для опеки.
Время шло. Я томительно переминалась под дверью с ноги на ногу, продумывая всяческие нереальные планы по спасению. Можно было устроить пожар, если б были спички, позвать кого-нибудь и заманить его в мое логово обещанием выдать великую военную тайну… Нет, план с вызовом на сцену Сарры Михейсон мы уже однажды задействовали, а я, как человек немножко творческий, не любила повторов. В общем, через полчаса у меня остался только один план, и я надеялась, что он сработает. Я могла, спеть какую-нибудь песню… Правда, я сомневалась, что после моего пения в замке останется хоть кто-то в здравом рассудке. В школе с уроков пения меня стали выгонять после того, как третья учительница музыки навсегда прописалась в желтом домике. На утренниках в детских садах (а их я сменила немало) мне всегда доверяли озвучивать партию Бабы Яги или Буки, а зрителей заранее просили запастись валерьянкой…
В общем, я уже открыла рот, чтобы спеть любимую песню моей второй учительницы по музыке, в которой, в частности, были такие слова:
Как бесконечные звездные дали,
Мы бы на яркость людей проверяли…
Жаль, учительница вышла из строя раньше, чем я успела узнать, как проверяют людей на яркость и где был придуман такой изощренный способ пыток. Так вот, только я хотела порадовать всех своим школьным репертуаром, как окошко в двери засветилось, и Ула просунулся сквозь нее по пояс. Что ж, в этот раз обойдется без жертв…
В двери заскрежетал ключ. Я вздрогнула, но, увидев, что в дверях стоит Элард, облегченно вздохнула. Как это Ула смог привести его?
— Скорей, Ангелика! — прошептал Элард, нервно оглядываясь. — Здесь творится какая-то чертовщина, и я чувствую, что нам надо убираться отсюда подобру-поздорову. Мне придется решиться оставить замок, хотя у меня есть обязательства перед де Линтом. Что-то идет не так с этой осадой, к тому же я понял, что не хочу умирать. Мне надо успеть помириться с отцом, поэтому мы прямо сейчас уйдем отсюда.
— Можешь не испытывать никаких угрызений совести из-за того, что бросаешь замок, — ответила я, выходя из подвала. — Его владелец уже давно решил его бросить.
Мы уже успели пройти несколько шагов по темному коридору, поэтому Элард удивленно остановился. Чувствуя немой вопрос, я продолжила:
— Я точно не знаю почему, но де Линт хочет сдать замок. Не удивлюсь, если он его уже покинул через тот самый подземный ход, который никем не охраняется. Я была для него очень опасна, ведь я пришла прямо к нему с рассказами про то, как его приемный сын и самое доверенное лицо посреди ночи покидает замок. Если бы это услышали другие, то они могли бы сопоставить факты и прийти к очевидному выводу… Поэтому де Линт всячески оттягивал тот момент, когда я предстану пред его светлыми очами. Но я до сих пор не могу понять, зачем он оставляет замок…
Мы уже минут десять пробирались по темному коридору. Я не видела выражения лица Эларда, но почувствовала, как он нервно сжимает мою ладонь.
— Ты скорее всего права… — наконец выдавил он. — Я тоже подозревал нечто подобное, но не мог поверить. Де Линт — прекрасный стратег, но защита замка была спланирована крайне неумело. Мы потеряли кучу времени… Идем скорее, надо предупредить остальных солдат и бежать отсюда, пока ход еще не обнаружили наемники Вустерского.
