Сергей Панарин - Побег из Шапито
– Что будем делать с сеткой? – деловито спросил Колючий.
– Ну, есть тут неподалеку ямка подходящих размеров, – улыбнулась Лисёна.
Эм Си Ман-Кей целенаправленно топал к деревне. Ему подсказали дорогу местные бурундуки. Правда, они предупредили, что где-то впереди засели браконьеры, но шимпанзе уже было всё равно.
Петер, бегущий следом за другом, то и дело начинал его уговаривать:
– Ахтунг, Эм Си! Бывай осторожный! Враг не хотеть дремать.
Ман-Кея эти беспокойные куриные вопли не особо останавливали.
Когда шимпанзе и петух вышли на поляну, где горел костёр и стояла палатка браконьеров, Витя и Федя как раз допивали чай. Узрев экзотическую парочку, нагло двигающуюся мимо, охотники аж захлебнулись.
Эм Си обернулся на кашель. Втянул воздух широкими ноздрями. «Нет, ничего вкусного, йо», – констатировал Ман-Кей и проследовал дальше. Петер семенил за товарищем, как Пятачок за Винни-Пухом.
– Вить, ты узнал? – просипел Федя.
– Угу.
Долговязый в сердцах отбросил кружку. Обезьяна! Не снежный человек, как вчера показалось из-за кустов, а простая банальная обезьяна.
– Но откуда? – задался вопросом коротышка. – Откуда здесь мартышка?
– Макака, – автоматически, из упрямства поправил Витя.
– Сам ты макака.
– Маловата она для мартышки, точно тебе говорю, – подавленно сказал долговязый.
– А может, мы это? Ну, того?..
– Я тоже так решил. Резковато пить бросили, не иначе. Обезьяна. Кенгуру. Обезьяна с петухом. Капканы исчезли, ружьё… – Витя пересел поближе к Феде. – Ущипни меня!
– Чего это ты? – Коротышка отодвинулся.
– Ну, тогда я тебя ущипну, – предложил долговязый.
Глаза его сияли нездоровым блеском.
– Иди ты…
Федя почти ползком ретировался от горячечного подельника:
– Белочку поймал, да?
– Кто, я? – Витя недоумённо посмотрел на руки. – А, ты про это. Знаешь, Федя, давай-ка соберём нашу ловушку, покидаем шмотки в рюкзаки и домой, а? От греха подальше.
– Ладно, – настороженно согласился коротышка, пытаясь унять нервный тик – от волнения у него задёргалась бровь. – Только ты ко мне не подходи. И ружьё будет у меня, понял?
Подозрительно косясь друг на друга, браконьеры оправились к ольшанику. А через несколько минут на поляну выбрел Михайло Ломоносыч. Медведю было ужасно стыдно. Так стыдно, что он забрался в палатку и затих там, предаваясь самобичеванию, словно это как-то решало его проблемы.
Разумеется, браконьеры не обнаружили ловушку. Зато им осталась пустая кубышка.
Витя растоптал её, едва не сломав ногу от усердия.
Из зарослей донеслась возня и ворчание. Федя вскинул ружьё. Затряслись сразу несколько кустов. Коротышка пальнул наугад.
– Дурак, куда палишь? – завизжал долговязый. – У нас мало патронов!
Федя развернулся к подельнику, держа двустволку под мышкой.
– Куда ты её направил! – ещё громче заорал Витя, смещаясь в сторону. – Убери!
Терпение коротышки закончилось.
– Как же ты меня задолбал! – Федя в бешенстве бросил ружьё.
Раздался выстрел. К счастью, никого не задело. Охотники стояли и слушали тишину, радуясь, что всё обошлось.
А в зарослях Лисёна спросила у Серёги:
– Оно точно двухзарядное?
– Точно.
– Ну, тогда мой выход.
Рыжей стрелой Василиса выбежала прямо под ноги браконьерам, задев хвостом Витин сапог.
Долговязый издал странный нечеловеческий рык и бросился за лисой.
Коротышка остался на поляне:
– Ишь ломанулся, как борзой пёс. А он и похож.
Федя наклонился, чтобы подобрать ружьё, и встретился глазами с матёрым санитаром леса. На кривой волчьей морде, казалось, играла усмешка.
– Мама, – шепнул Федя, подхватил двустволку и бросился к лагерю.
А Витя обежал соседний остров кустарника, не выпуская из виду рыжую бестию. За очередным поворотом долговязый упёрся в возвышение: вместо лисы на холмике стоял какой-то другой пушной зверёк.
«Енот, да не тот», – пронеслось в мозгу долговязого.
Странный енот поднял свой чёрный в белую полоску хвост, напомнивший Вите жезл регулировщика, долговязый браконьер ещё успел подумать, мол, сейчас права спросит, а в следующее мгновение Вонючка Сэм развернулся и нанёс ему дерзкий химический удар.
Вите стало непередаваемо плохо. Щипало глаза, из-за резкого гадкого запаха перехватило дыхание. Как противно!
Тут непреодолимая сила сбила его с ног. Гуру Кен отлично научился атаковать людей с разбега.
Долговязый возопил, и крик его был похож на скулёж.
Немного погодя где-то далеко истошно заорал Федя. Он только что попытался залезть в палатку и столкнулся нос к носу с огромным медведем. Это было самое ужасное событие в жизни коротышки. Федя крупнокалиберной пулей добежал до ближайшей сосны – гладкой, высокой, без единого сучка сосны – и вскарабкался по ней так быстро, что окрестные белки долго потом завидовали его прыти.
Феде очень хотелось в туалет. У Феди стучали зубы и тряслись руки, намертво вцепившиеся в колючие сосновые ветки.
А Витя пытался продрать глаза и злобно бормотал:
– Нам нужна собака… Нет, свора. И карабин… Пулемёт! А также гранат, гранат побольше… И – непременно – танк.
Часть третья,
в которой люди удивляются загадкам дикой природы, а звери прячутся от людей
Глава 1
Вечерело.
Продавщица сельпо Антонина Пыжикова меланхолично щелкала семечки и собиралась закрывать магазин. Мухи вяло бродили по покрытым пылью консервным банкам да кулям с макаронами. Хлипкий вентилятор тщетно пытался победить зной, нагоняя горячие потоки на дородное тело продавщицы.
Антонина смотрела в окно, но там ровным счётом ничего не происходило. Тихая, полусонная деревня. Проезд машины – уже событие. Продавщица замечталась. Думы её были сплошь запутанные и неизъяснимые. Изредка пухлые губы растягивались в неясной улыбке, затем на круглом блестящем лице пролегали глубокие морщины – женщина чему-то сердилась.
Чахлая герань на подоконнике напоминала Антонине её жизнь. «Выросла здесь, как в горшке, здесь же и завяну», – философски подумала продавщица.
Над прилавком нарисовалось тёмное пятно. Антонина очнулась от горьких размышлений, удивляясь, как это она не заметила посетителя ещё на входе. Скользнув не сильно сфокусированным взглядом по лицу потенциального покупателя, продавщица на автопилоте распознала в нём лесничего Прохора.
– Что, Прошка, – протянула Антонина, стараясь придать голосу максимальную противность, – за крупами пришёл или за огненной водой?
Женщина снова отвернулась к окну.
– У тебя долгу полтораста рублей, – продолжила она. – Если не принёс, то ничего тебе не отпущу.
Периферическое зрение Антонины уловило какое-то ненормальное движение над прилавком. Продавщица резко обернулась и обомлела – пожухлых бананов и полусухих апельсинов, валявшихся на холодильной витрине вторую неделю, не было!
На пороге, в свете вечернего солнца, чёрным пятном стоял вор. Блеснул мутноватым светом медальон, висевший на шее грабителя. Коротышка в пиджаке подарил Антонине улыбку и состроил извиняющуюся гримасу.
Продавщица отметила нечеловеческое обаяние визитёра и грузно упала в обморок, устроив в магазине маленькое землетрясение.
А Эм Си Ман-Кей ликовал. Пусть фрукты вялые, зато родные!
Шимпанзе залез в заброшенный сарай, где его дожидался Петер.
– Ты есть раздобыть поесть! – обрадовался петух за друга.
Сам Петер особо не бедствовал – в лесу он навострился выкапывать лапой червяков и жучков.
– Я и тебе принёс не ячмень, не овёс, а пшено. Вот оно! – Ман-Кей достал из-за пазухи пакет зерна.
Петух обрадовался подарку, как ребенок.
Друзья поужинали, глазея на деревню. Она имела признаки упадка. Заколоченные ставни и двери домов, заброшенные огороды, техника, голый остов теплицы…
За деревней паслись коровы. С соседних дворов доносилось пение местных петухов и кудахтанье кур. Петер заволновался.
– Девочки… Я есть слыхать девочки! А как им плохо петь здешний петух! Что за бессильный фальш! Что за безвкусица!
Гамбургский талант не выдержал и запел сам на мотив «Вернись в Сорренто»:
Слышишь, в рощах апельсинных
звуки трелей петушиных?
Вся в цветах, благоухая,
расцвела земля вокруг.
Не оставь меня,
тебя я умоляю.
Приди к овину,
мой верный друг!
И притихла деревня. Очарованные курочки вытягивали головы, ловя «звуки трелей петушиных», а посрамлённые петухи будто бы разом проголодались, принялись искать крошки…
Наконец обаяние тишины разрушили посторонние шумы, отмерли курочки, заквохтали, обсуждая неведомую арию, потом оживились петушки.
Петер загрустил. Эм Си ободрил коллегу:
– Не печалься, брат, в тоске бесконечной – их жизнь коротка, твоё искусство вечно, йо!
Начало темнеть. Друзья решили, что нет смысла возвращаться ночью, ведь они не дикие звери, чтобы найти дорогу по запаху. Шимпанзе развалился на сене, Петер примостился на насесте.
