Павел Кошовец - Рик: Прогулка в небесах
После следующей паузы, у нас открылись две стены: одна безопасная, но в направлении, нас не устраивающем, другая - параллельно Гермесу, но занятая ярко-оранжевым осьминогом, растёкшимся, как лужа. Мы ему так понравились, что он влез на решётку и растянулся во всей своей красе, выставив на обозрение зелёное пузцо с пульсирующим, выпирающим комочком, то ли сердцем, то ли плодом. Когда вдруг шмякнулся на пол, он довольно безучастно наблюдал, как я и дюли перепрыгиваем через него. Только чуть позже засуетился, зашевелился, выбрасывая щупальца, очень даже подвижные и успел-таки зацепить ногу Отвёртки, толкавшего перед собой Фиалку. Отделался тот куском вырванной ткани и ожогом. Пауза была коротенькая, и продолжить знакомство с "дружелюбным" осьминогом нам не удалось.
Зато выскочили мы на соседнюю с Гермесом площадку. Зверь, побывавший до ней в этом квадрате, отметился изобилием фекальных масс. Видимо, ему тоже не нравился этот запах, потому что он покинул эту местность и... перебрался к нашему товарищу, который с ужасом смотрел на налитые кровью глаза этой ходячей задницы, не изменившей себе и здесь. Поглядывая на невольного соседа, животное грозно следило, чтобы тот не подобрался к жизненно важному и в момент испражнения очень ранимому органу.
Гермес выглядел устало. Взъерошенный, взмыленный, сбоку, сквозь футболку тянулась пятерня какой-то твари, встречи с которой ему не совсем удалось избежать. Царапины наливались капельками - выглядело красиво, как украшение. Хорошо, если когти не ядовиты. Пока что ему удавалось убегать от хищников. Но вечно это продолжаться не могло.
Следующий квадрат был пуст и шёл параллельно открывшейся ячейке нашего товарища, за которым последовала и Задница. Но там их ожидала большущая обезьяна тигриной раскраски. С шестью лапами. Гермес, визжа, отлетел в сторону, а Обезьяна нацелилась на другого гостя. Стоя на двух нижних конечностях, четырьмя другими она пыталась дотянуться до противника, находившегося, извините, "раком" - такая уж у него, то есть у неё - согласно имени, имея мощные задние конечности и задний проход с сюрпризом, была защита. Обезьяна имела неосторожность попасть под копыта, и тут же ещё была обварена прицельно направленным гейзером. Одурманенная, она потеряла преимущество в скорости, но, ещё немного соображая, вяло отступала от нечестного противника. Задница же высунула голову из-под ног и неумолимо загоняла своего резвого соперника в угол. Обезьяна упала, и противник уже приближал к ней свой раскрасневшийся орган - победитель, когда открылись ворота, и мы промчались через этот квадрат, подхватили ничего не понимающего, отбивающегося Гермеса, и успели влететь в следующий.
Расслабиться не удалось - нас здесь ждал какой-то розовый безволосый медведь с рогом во лбу. Своим единственным глазом он засёк нас, встал на три задние конечности, взревел и пошёл обниматься.
Судорожно оглянулся и увидел Отвёртку, в ужасе кусающего свой кулак. Я и забыл, что это ему первому нужно идти общаться с Медведем. Перевёл взгляд вперёд, на Фиалку, раньше всех ступившую на этот квадрат. И тут же невольно зажмурился, барабанные перепонки застонали от близкого рыка животного.
- А ну кричи! - заорал Фиалке, не спускавшей с Медведя загипнотизированного взгляда. - Только так ты его расслабишь! - Никакого результата. - Кричи!!! - прыгнул вперёд, пытаясь дотянуться до неё, но ни на что не надеясь, так как хозяин берлоги был гораздо ближе.
Утверждать не буду, дотянулся или нет, ибо упал и пребольно ударился головой. Искры брызнули из глаз. А в следующее мгновение я уже интенсивно отползал прочь, не зная, то ли радоваться, то ли плакать: Фиалка визжала так, что подключённая через усилки пилорама отдыхает. Голова моя пыталась выкрутиться с шеи и улететь далеко - далеко отсюда. Ударенное место так немилосердно пульсировало, что можно было смело утверждать - вот он центр вселенной, сейчас родится новое солнце.
Медведь зачарованно застыл перед девушкой, поводя подвижным носом и перекатывая тугие шарики мышц под розовой кожей. А Фиалка открывала зажмуренные глаза, видела перед собой розовый пульсирующий рог, втягивала воздух, грудь её очаровательно набухала, а потом кулачки сжимались, личико собиралось в гармошку - и вообще, всё тело натягивалось, как струна, дрожа от напряжения (в голове мелькнула совершенно глупая ассоциация, что некоторые с такими потугами посещают сортир), потом... потом рождался Звук, казалось, совсем не имеющий отношения к человеческим связкам и динамике, которую природа дала нам возможность выдерживать. Пожалуй, даже взлетающий истребитель производит меньше шума. На что только способен человеческий организм в экстремальных ситуациях! Нужно будет поинтересоваться, не приложила ли она руку (точнее, горло) к разрушению стен Иерихона.
Наконец Медведь не выдержал и обиженно затопал прочь. Фиалка, в очередной раз вынырнув на поверхность (открыв глаза), не обнаружила перед собой никого и... повалилась без чувств.
Итак, у нас на руках была "спящая красавица", которую не смог разбудить даже поцелуй Отвёртки, и хныкающий, потерявший руку по локоть, но передвигающийся своим ходом Гермес. Перевязал его наверное Мурло, так как остальные были в поле моего зрения, и ничем подобным не занимались. Мы безнадёжно ушли от зелёного коридора, да и при той катавасии, что началась с паузами, смысла верить прибору не было. Оставалось одно - выживать. Мы с Мурлом, конечно, старались выбирать направление, по нашему мнению соответствующее выходу, но преимущество отдавали квадратам, никем не занятым. Но совсем избежать встреч с милыми зверушками не удавалось. А так как рассчитывать на хрупкие человеческие кости и лобную крепость не стоило, приходилось выкручиваться, как я их назвал, "мозговыми атаками", благо нас было больше, чем противника, всегда находившегося в единственном экземпляре. По крайней мере, пока. Хорошо срабатывала такая тактика, когда мы с Мурлом и Чернявым (в зависимости от весовой категории животинушки подключался и Отвёртка, но он предпочитал не отходить от пришедшей в себя Фиалки), попеременно отвлекали на себя внимание. И таким образом не давали сосредоточиться зверю до перемещения нас в другой квадрат. В особо тяжёлые моменты поддерживали это действо воплями, но связки уже были безнадёжно сорваны и оставалось только хрипеть.
Ситуации складывались по разному. Убегая от кровожадного Чебурашки - этакий длинноухий прямоходящий слонёнок, мы выбрали квадрат с непонятной чёрной, бугристой кучей посредине, с проскакивающей периодически ярко-оранжевой искрой. Не успели отдышаться, как эта мерзость взорвалась тысячей тонких отростков очень болезненных при попадании. Пришлось носиться по всему ограниченному пространству, обрывая присоски. Очнувшейся Фиалке тоже довелось оживиться, а Гермесу, молча и остервенело борющемуся с этой напастью уже помогал я.
С этого момента везение окончательно отвернулось от нас.
В следующем квадрате нас ожидала высокая гориллоподобная фигура, которая сразу же схватила Отвёртку, приподняла и что есть силы швырнула об пол. Этот Кинг-Конг очень выразительно барабанил в грудь. А мы не могли отвести взгляд от тряпичной неподвижной куклы, в которую превратился наш товарищ...
Странное ощущение. Пустота? Да, такая космическая пустота, из которой рождаются чёрные дыры, Бермудские треугольники и слёзы, невзначай умывающие глаза по ночам. А что делать, когда вот этот человек уже не может улыбаться, по-дюленски топорно иронизировать, приставать к Фиалке и вообще... быть?
Слепая ярость, как нечто значительное, требующее к себе внимания, зародилось в районе пупка, сжигая внутренности и кипящими волнами докатываясь до головы. Я ещё успел услышать комментарии Мурло: "Слабые места на затылке и между ключиц", когда, рыча, бросился на эту гору мускулов.
Описать это, пожалуй, сложно. Остервенелые, скорее полные энтузиазма, чем конкретных возможностей, всей толпой - честно, я не ожидал, что абсолютно все в едином порыве (даже Чернявый поддался этому массовому психозу), с голыми кулаками, ухоженными ногтями и не всегда здоровыми зубами навалились на гориллу. Смешались в кучу кони, люди, мелькали разъярённые лица и тяжёлые кулаки нашего врага. Яростная Фиалка, повисшая на башке чудища, вместо того, чтобы грызть пресловутый затылок, в исступлении рвёт редкие волосы того... Гермес, засунувший культю в пасть, плача от боли, отчаянно долбит в грудную клетку... Мурло, мучительно задыхающийся в тяжёлых объятьях...Чернявый, словно поршень, повисший на колонноподобной ноге...
Мы завалили-таки эту обезьяну, и кто-то-таки добрался до слабого места этой каменюки, потому что эта гора мяса вскоре перестала шевелиться.
Продолжалось это действо, видимо, долго, но никто из окружающих тварей не пожелал присоединиться к нашей трапезе...
