Дуглас Адамс - Долгое чаепитие
– Ну, что-то в этом духе.
– Вы знаете, что у вас сломан нос?
– Да, конечно, здаю, – с раздражением ответил Дирк. – Все без конца…
– Давно вы его сломали?
– Мне его слобали примерно двадцать бидут дазад.
– Я так и подумала, – сказала девушка. – Закройте на секунду глаза.
Дирк с подозрением взглянул на нее.
– Зачем?
– Все будет нормально, – сказала она с улыбкой. – Я не сделаю вам больно. Ну же, закрывайте.
Скорчив, недоуменную гримасу, Дирк на секунду закрыл глаза.
В эту секунду девушка, перегнувшись через стол, ловким точным движением схватила его за нос и резко повернула его. Дирк чуть с ума не сошел от боли и так истошно завопил, что ему почти удалось привлечь к себе внимание официанта.
– Ведьма! – вопил он, чуть не упав со стула от дикой боли и зажав лицо руками. – Будь ты проклята, ведьма!
– Успокойся и сядь нормально, – сказала она. – Допустим, я сказала тебе неправду насчет того, что не будет больно, но зато теперь он, по крайней мере, стал прямым, что избавит тебя от неизбежных хлопот по его выпрямлению в дальнейшем. Тебе немедленно надо обратиться в какой-нибудь травмпункт, чтобы наложить шину и побольше ваты. Я работаю медсестрой, так что кое-что понимаю в этом деле. Во всяком случае, так мне кажется. Ну-ка посмотрим, что там у тебя.
Пыхтя и лопоча что-то невнятное, Дирк снова занял сидячее положение на стуле и обхватил ладонями свой нос. Лишь спустя некоторое время, хоть как-то придя в себя, он стал осторожно ощупывать нос, а после этого дал посмотреть его девушке.
Она сказала:
– Кстати, меня зовут Салли Миллз. Обычно я стараюсь представиться до того, как наступает интимная близость, но иногда, – она вздохнула, – на это не хватает времени.
Дирк постучал легонько пальцами по носу со всех сторон еще раз.
– Мде кажедся, он стал прябее, – сказал он наконец.
– Прямее, – поправила Салли. – Говори слово «прямее» так, как нужно. От этого ты почувствуешь себя намного лучше.
– Прямее, – повторил Дирк. – Я понял, что ты хочеж зказадь.
– Что?
– Я понял, что ты хочешь сказать.
– Прекрасно, – сказала она, вздохнув с облегчением. – Я рада, что у меня получилось. Мой гороскоп утверждал, что, что бы я ни делала сегодня, будет не так.
– Не хочешь ли ты сказать, что веришь всей этой ерунде? – сказал Дирк настороженно.
– Я – нет, в особенности – гороскопам «Великого Заганзы». А что, ты тоже их читал?
– Нет. То есть, вернее, да, но совсем по другой причине.
– А я – по просьбе пациента, который попросил почитать ему его гороскоп сегодня утром – почти перед самой смертью. Ну а что было в твоем?
– М-м, мой был очень запутанным.
– Понятно, – скептически сказала Салли.
А что это у тебя такое?
– Это калькулятор, – ответил Дирк. – Впрочем, не буду тебя больше задерживать. Я в долгу перед вами, моя прекрасная леди, за вашу чрезвычайно нежную помощь и за то, что одолжили мне свой кофе, но – увы! – время неумолимо идет вперед и вас, без сомнения, ожидают тяжелые трудовые будни в больнице, где потребуется ваша помощь больным с тяжкими телесными повреждениями.
– Ничего подобного. На сегодня моя работа закончена – я ушла с дежурства в десять утра, и мне нужно как-то продержаться весь день не заснув, чтобы потом нормально спать ночью. Так что остается только убивать время, сидя в кафе и общаясь с незнакомыми людьми. Вам, напротив, необходимо как можно быстрее обратиться в травмпункт. Но прежде вы должны оплатить мой счет.
Она нагнулась к столику, за которым сидела перед этим, и взяла оттуда общий счет, лежавший рядом с ее тарелкой, за все, что она заказывала в кафе. Она неодобрительно покачали головой, посмотрев счет.
– Мне очень жаль, но здесь пять чашек кофе. Дежурство было очень тяжелым. Всю ночь не было покоя – без конца требовали то одно, то другое. На рассвете одного пациента, находящегося в коме, понадобилось переводить в какую-то частную клинику. Одному Богу известно, почему обязательно надо это делать именно в такое время суток. Только бы создавать лишние трудности. На твоем месте я бы не стала платить за второй рожок. Они так и не принесли его.
Она вручила счет Дирку, который принял его без всякого удовольствия.
– Сумма явно завышена, – сказал Дирк. – Чудовищно завышена. И учитывая их стиль работы, добавлять 15 % за обслуживание равносильно издевательству. Готов поспорить, что мне не удастся привлечь внимание хотя бы одного из тех официантов, слоняющихся без дела у ваз с сахаром.
Салли взяла у Дирка калькулятор и сложила оба счета вместе.
– В сумме получается «Наплыв желтого», – сообщила она.
– Спасибо, я разберусь с этим, – зло сказал Дирк обернувшись, забрал у нее калькулятор и положил к себе в карман. Он вновь стал отчаянно махать руками в направлении стайки официантов, ужасно напоминающие великое творение Микеланджело.
– А зачем тебе нужен нож?
– Чтобы открыть вот это, – объяснил Дирк, показав ей большой, крепко заклеенный лентой конверт.
– Я достану тебе нож, – сказала она. Молодой человек, сидевший за соседним столиком, в этот момент смотрел в другую сторону, и, наклонившись к столику, Салли ловко стащила его нож.
– Очень признателен, – поблагодарил Дирк и протянул было руку за ножиком, но Салли не захотела его отдать.
– Что в этом конверте? – спросила она.
– Вы чересчур любознательная и бесцеремонная юная леди, – вскричал Дирк.
– А вы очень странный, – возразила Салли.
– Я странен ровно настолько, насколько мне это нужно, – сказал Дирк.
– Гм, – сказала Салли. – Что в конверте? – Она не отдавала ему нож.
– Это не ваш конверт, – заявил Дирк, – и не ваше дело, что в нем.
– Как бы то ни было, он вызывает интерес своим видом. Что в нем?
– Я узнаю это, только когда открою и посмотрю.
Она с подозрением посмотрела на него и выхватила конверт.
– Я требую, чтобы вы… – запротестовал Дирк, но не закончил фразу.
– Ваша фамилия? – спросила Салли.
– Меня зовут Джентли. Дирк Джентли.
– Значит, вы не Джеффри Энсти и ни один из тех, чьи фамилии вычеркнуты? – Она нахмуренно просматривала указанные на конверте фамилии.
– Нет, – ответил Дирк, – конечно нет.
– Так, значит, конверт адресован не вам?
– Я – дело в то, что…
– Ага! Значит, вы тоже необычайно… как вы говорили?
– Любознателен и бесцеремонен. Я это не отрицаю. Но я – частный детектив. Мне платят за то, чтобы я был любознательным и бесцеремонным. Не так часто и щедро, как я бы этого хотел, но все же моя любознательность и бесцеремонность оправдана профессиональной деятельностью.
– Как печально. Думаю, проявлять любознательность и бесцеремонность гораздо приятнее, если это хобби. Если вы профессионал, в таком случае я спортсмен, который имеет статус любителя в олимпийской команде. Вы непохожи на частного детектива.
– Ни один частный детектив не бывает похож на частного детектива. Это одно из правил частного сыска.
– Если ни один частный детектив непохож на частного детектива, как узнать, на кого следует походить? Вот в чем вопрос, как мне кажется.
– Мне бы ваши заботы. Если б то, из-за чего я не сплю по ночам, было хоть немного похоже на подобные проблемы… Как бы то ни было, я не такой частный детектив, как другие. Мои методы основаны на философии целостности, а если сказать точнее – хаоса. Я исхожу из того, что все происходящее на свете имеет глубочайшую взаимосвязь и взаимозависимость.
Салли Миллз не отрываясь смотрела на него.
– Каждая частичка во Вселенной, – продолжал Дирк, у которого заметно улучшилось настроение, едва он коснулся своей любимой темы, – влияет на всякую другую частичку тем или иным образом. Все вещи взаимосвязаны друг с другом. Хлопание крылышек бабочки в Китае может повлиять на тропический циклон в Атлантике. Если бы я стал задавать вопросы ножке этого стола в том направлении, которое меня интересует или интересует ножку стола, то я мог бы при желании получить от нее ответ на любой вопрос о происходящем во Вселенной. Я мог бы начать расспрашивать кого угодно и о чем угодно – обо всем, что только может мне прийти в голову, и их ответы или, наоборот, нежелание отвечать во многом пролили бы свет на ту проблему, которую я пытаюсь разрешить. Надо просто уметь правильно истолковывать эти ответы. Взять хотя бы вас – с кем я познакомился абсолютно случайно: возможно, вы знаете какие-то вещи, которые могли бы оказаться очень ценными для моего расследования, надо только, чтоб я знал, о чем вас спросить, чего в данный момент я еще не знаю, и если бы я захотел дать себе труд это сделать, к чему тоже не расположен.
Он помолчал некоторое время и сказал:
– Не могли бы вы отдать мне конверт и нож, будьте так добры.
