Александр Вельтман - Сердце и Думка
— Ах, нет, нет! Как можно! рано! — вскричала Мери.
— Я устала, мой друг, — да и все уже разъезжаются.
— Рано, рано, ma tante!
Мери посмотрела умоляющим взором на тетку, и ландо продолжал колесить вокруг качелей. Но лучшие экипажи уже разъехались, только старинные рыдваны тянутся еще, да лаковые праздничные колясочки, четверней и парочкой заводских откормленных коней, да дрожки с фартуками, с семьями и дамами — смешением гарнитуровых платочков с пышными шляпками — уж каких нет дороже и пригоже не только на всем Кузнецком мосту,[62] но и в панских рядах: всё блонды да светы,[63]светы розовые.
— Ступай домой! — повторяет, наконец, утомленная тетка решительным голосом.
— Тетушка, милочка, еще один круг!
Нельзя не исполнить такой ласковой просьбы, с поцелуем в плечо. Объезжают еще круг; ряды уже исчезли, остальные экипажи едут рысью, около балаганов пустеет, пестрый шут выходит уже на балкон балагана, только проветривать свой белый широкий балахон и дразнить языком запоздалых ротозеев.
VIIIДля первоначального наслаждения сердца достаточно только одной встречи с тем, кого оно располагает любить. «Как я счастлива!» — произнесла Мери почти вслух, возвратясь домой. Она уединилась в своей комнате, раскинулась на кушетке, против самого трюмо, и — мечтала. Ее спальня была очень мило убрана: тут не было наруже кроватей с вздутой пуховой периной и с пирамидой подушек мало-мало-меньше, в которых нега лежит, как утопленница; стены не были опалены свечой и окровавлены под мрамор: все было чисто и опрятно. Из старомодных наследственных вещей висели только на стене, рисованные сусальным золотом по стеклу, картинки; одна из них изображала первый поцелуй Меналка Филлиды.[64]
В первый раз Мери обратила особенное внимание на эту картинку. «Ах, я влюблена!» — повторяла она про себя и, приложив руку к сердцу, радовалась, что сердце ее сильно бьется, смотрела попеременно то на Меналка, то на Филлиду, то на себя в трюмо — и вся горела.
— Буду писать журнал любви! — пришла ей мысль в голову, — и Мери вскочила с кушетки, сбросила со столика ручную работу по канве, взяла листок почтовой бумаги и стальное перышко, стала писать.
МОЙ ЖУРНАЛ
тысяча восемь сот такого-то года.
Кончив заглавие, Мери задумалась; очень долго думала, обкусала деревцо пера и все ногти. «Сегодня после обеда…»
— Нет!..
«Какое сладостное чувство — любовь…»
— Нет!
«Сегодня день первой любви моей…»
— Нет, надо написать с самого утра, что делала и как влюбилась…
«Встала я сегодня поутру в десятом часу, пила чай, потом одевалась и во все время чувствовала какое-то предчувствие… примеривала новое платье, велела переделать талию, потому что широка сделана талия; оделась в новое тюлевое — мне не хотелось ехать к Лели, потому что она скучна до безмерности и мне с ней скучно бывает; но поехала, потому что оттуда собирались под Новинское… ах, Новинское!..»
— Нет!
«Поздравляли Лели с женихом; она была что-то бледна и надута, верно, поссорилась с женихом. Поехали под Новинское. Ах, я никогда не забуду это гулянье! оно запечатлено в моем сердце! Когда мы ехали, вдруг показался прекрасный мужчина верхом, в адъютантском мундире, с белым пером на голове. Он ехал и пристально смотрел на меня. Я почувствовала непонятное чувство! кровь во мне закипела — черные глаза его так и пылали любовью, и я влюбилась навеки! навсегда, и не изменю ему никогда!.. Тетушка говорит, что это князь Лиманский, ах, если б он поскорее познакомился с нами».
— Ах, если б он поскорее познакомился с нами! — повторила Мери вслух, бросив перо. — Но каким же образом он познакомится? Он и не знает нас… может быть, и случая не найдет…
Мери задумалась, Мери в отчаянии: эта горестная мысль была первым облаком на чистом небе ее мыслей. Но у Мери был настойчивый нрав. В продолжение всей святой недели она каждый день, и поутру, и после обеда, ездила под Новинское, морила усталостию свою тетку, которая не умела ни в чем ей отказать.
День, в который встречала она своего милого Адъютанта, записывался в журнале в числе счастливейших дней жизни.
В одну из утренних прогулок привязался к ней Бржмитржицкий. Разговорами своими он отвлекал ее наблюдательные взоры, — она злилась на него тайно, кусала от досады себе губы, старалась отвечать отрывисто, притворялась, что не слышит слов его, — ничто не помогало; Бржмитржицкий не отставал, продолжал свои рассказы, свои вопросы. Не зная, что делать, Мери отвернулась от него совершенно и заговорила с другими.
— Здравствуйте, князь!
— Здравствуйте, Бржмитржицкий!
Раздалось вдруг подле Мери.
Мери оглянулась, — это он прошел. Ей хотелось оглянуться еще назад, но тут несносный Бржмитржицкий. Между тем Лиманский исчез в рядах.
— Куда ж вы? — сказала Мери, заметив, что Бржмитржицкий, поравнявшись с кондитерской, хотел своротить.
— Я хотел зайти…
— Нет, нет, не оставляйте нас!
— Желал бы, но я дал слово.
— Полноте, оставьте ваши слова!
— Впрочем, если вы приказываете…
— Приказываю!
— Исполняю вашу волю, — отвечал Бржмитржицкий. Взгляды его запылали самодовольствием, плеча его несколько приподнялись выше; бледное, изношенное его лицо несколько ожило. Он шел подле Мери как человек, имеющий уже право гордиться ее красотой, ревновать к ней все слишком внимательные взоры мужчин и отражать их взором суровым, который, кажется, говорит: не беспокойтесь, это уже моя!..
— Итак, вы у нас сегодни? — повторила Мери, приближаясь к коляске.
— У вас, — отвечал Бржмитржицкий, подсаживая ее.
— Ma tante, знаете ли что? — сказала Мери своей тетке во время дороги.
— Ну?
— Вы согласитесь на то, что я у вас попрошу?
— Не знаю; если только возможно.
— Ma tante, согласитесь! я хочу этим доставить вам удовольствие, сделать сюрприз дядюшке.
— Какой? не театр ли? Нет, милая, уж поздно: в неделю не успеть, а я не хочу, чтоб это было кое-как!
— Вот и не отгадали!
— Что ж такое?
— Живые картины! Не правда ли, я прекрасно выдумала? Теперь они в такой моде.
— Что ж, можно.
— Можно?
— Но кого же мы наберем представлять их?
— А я вам пересчитаю: две кузины, да я, да Лида Нильская…. вот женщины; теперь… мужчин надо больше… потому что, например, представить Поля и Виргинию…[65] когда убивают ее оленя… тут нужны охотники… Во-первых, Юлин, потом…
— Помилуй!.. неловок! для картин, милая, нужна ловкость и красота.
— Он в числе подставных, которые будут стоять на втором плане картины; а для главных ролей мы пригласим тех, которые играли у Селининых.
— Где ж их искать по Москве? Это невозможно!
— Это уж мое дело: Бржмитржицкий всех знает, и вы уж не беспокойтесь, я распоряжусь.
Мерк поцеловала в плечо тетку и умчалась в свою комнату одеваться на вечер.
Кончив свой туалет, она с нетерпением ожидала Бржмитржицкого; едва показался он в двери:
— Ах, m-r Бржмитржицкий, наконец, вы явились!
— Я торопился…
— Торопились, чтоб застать партию виста, не правда ли?
— О, совсем нет! вы знаете, какой охотник ваш дядюшка до карт; невозможно, нельзя отказаться; поверьте, что я играю поневоле; у меня в голове совсем не партия виста…
— Хорошо, посмотрим, составите ли вы партию в пашей игре?
— Вам легко распоряжать мною, потому что я весь в вашей воле,
— Если так, то я хочу, чтоб вы участвовали в живых картинах, которые мы думаем представлять в день именин дядюшки; и на вас именно я возлагаю все распоряжения.
— Надеюсь оправдать ваш выбор.
— Очень хорошо; я буду вербовать дам, которые должны будут играть; а вас попрошу комплектовать мужчин.
— И прекрасно! я буду уметь устроить это все: у меня много знакомой молодежи.
— Но знаете ли… тетушка не хочет заводить излишних знакомств… надо выбрать таких, которые уже участвовали где-нибудь в живых картинах; потому что некогда испытывать способность: пригласить — не отказывать же после…
— Это правда; но… право, я не знаю, кто бы из моих знакомых участвовал в живых картинах?
— Ах, постойте… на масленице, кажется, были живые картины у Селининых: тетушка, кажется, видела и, верно, помнит, кто играл там…
И с этими словами Мери бегом понеслась в свою комнату, поправила перед трюмо локоны свои и возвратилась.
— Тетушка никого не знает, кроме Адъютанта… князя… как бишь его?.. Лали… ли… позабыла!.. постойте, я переспрошу…
— Лиманского?
— Да, да, да, да!
— Я знаком с ним: еще в Киеве познакомился; мы коротко знакомы.
— Ну вот и прекрасно! Пригласите его к нам, скажите, что дядюшка и тетушка желают с ним познакомиться. А других тетушка сама хотела узнать… Только надо скорей, потому что через восемь дней дядюшкины именины. Послезавтра надо качать репетицию… А завтра я с вами посоветуюсь насчет выбора предметов для картин; между тем, вы обдумайте, какие бы лучше… Вы все это сделаете для меня?
