Александр Рудазов - Сын архидемона
— Это, значит, мне, — подытожил я, откладывая меню. — Заказывайте, Ефим Макарыч.
— Так это вам одной? — не удержалась официан тка.
— Вы, хражданочка, не отвлекайтесь от работы, — попросил Щученко. — Я, значить, буду селедочку, буженину, оливье, солянку, манты и шашлык.
— Свиной, бараний?
— А какой, значить, будеть, тот и несите. А вы чего так долго выбираете, товарищ Джемулян?
Джемулан заказал греческий салат, крем-суп из брокколи, соевые ростки с зеленым луком и свежие ягоды. Как и подавляющее большинство эльфов, он
придерживался строгой вегетарианской диеты. Не по каким-то принципам или религиозным заморочкам, а просто потому, что для эльфа мясо — как для человека древесная кора. Неприятно на вкус, трудно разжевать и грозит несварением желудка.
Еще мы взяли пиво. Много пива. Правда, пили его только мы с Щученко — Джемулан ограничился фруктовым соком. Но вообще неплохо так посидели — жалко, Святогневнев с нами не пошел.
— Значит, слушайте анекдот, — разгрызая последнюю креветку, произнес я. — Гуляют по глубокому снегу две собаки — овчарка и такса. Овчарка говорит
«Я себе все ноги отморозила». А такса отвечает. отвечает э-э твою мать, забыл совсем, что она там отвечает. Ну да и хрен с ним. Давайте лучше в города играть.
— Начинайте, товарищ Бритва, — кивнул Щученко.
— Москва.
— Армавир! — ответил Щученко.
Мы уставились на Джемулана. Тот уставился на нас, не прекращая есть суп. Кажется, в города ему играть не хотелось.
— Рязань, — подождав немного, сказал я.
— Новгород!
— Днепропетровск.
— Кызылбелдеш!
— А это где такое?
— В Уйгурской Советской Социалистической Республике. Я там служил.
— Угу, — задумался я. — Знаете, полковник, что-то неохота мне в города играть. Давайте лучше в шарады.
— Ну давайте. А как?
— Задумайте какого-нибудь известного человека, а я буду угадывать.
— Так их же ж, значить, МНОГО — известных. Вы ведь долго угадывать будете.
— Так я же вам вопросы задавать буду. А вы на них отвечайте — да или нет. Если я за двадцать вопросов не смогу отгадать — значит, проиграл.
— Да не, вы все равно не отгадаете.
— Ну а давайте попробуем.
— Ну давайте, товарищ Бритва, я перший тогда загадываю.
— Реальный человек или вымышленный? — спросил я.
— Реальный.
— Мужчина или женщина?
— Мужчина.
— Русский или иностранец?
— Русский.
— Молодой или старый?
— Всегда молодой.
— Ваш родственник?
— Неть.
— Ваш знакомый?
— Неть.
— Он еще жив?
— Неть.
— Он жил в двадцатом веке?
- Да.
— Коммунист?
- Да.
— Носил бородку?
— Да.
— Лежит в Мавзолее?
- Да.
— Ленин?
— Да! Ловко это вы меня, товарищ Бритва! — восхитился и обрадовался Щученко. — Ху-ху-ху! Ловко! Ху-ху-ху! Инопланетянские технологии по чтению народных мыслей?
— Угу. Что-то наподобие.
— Кто такой этот ваш Ленин? — обратил на нас тусклый взгляд Джемулан.
— Да это гриб один, — отмахнулся я.
— Гриб?
— Угу. Типа подосиновика.
— Шо таке? — выпучил глаза Щученко.
— Вы шо таке говорите, товарищ Бритва? Самого Владимира Ильича грибом назвали! Да я его своими глазами видел!
— Живого?
— Как живого! Ленин — он и сейчас живее всех живых! Воть вы, товарищ Бритва, в Мавзолее бывали?
— Не приходилось как-то, — вежливо ответил я.
— А я бывал! И не един раз, не два, а цельных семь!
Пять раз в настоящей Москве и два раза — в ентой вашей поганой буржуинской!
— Ну. поздравляю.
— Только вот не пойму я никак эту закавыку. — задумчиво произнес Щученко.
— Как так может быть, что Ленина два? У нас, значить, один, а у вас. еще
один! Какой же настоящий?
— Оба настоящие, — ответил я.
— Так не бываеть.
— Я вас уверяю, полковник, они оба настоящие Просто Ленин — он как Вишну. Со множеством аватар.
— Шо еще за вишня? — рассердился Щученко.
— Вы мне тут не это! Говорите, да не заговаривайтесь! Развели, понимаешь, антисоветчину! Вишни-череш ни всякие! Я вас за такие слова и к стенке могу — по законам, значить, военного времени!
— А у нас что, с кем-то война? — удивился я.
— У нас завсегда война!
— С кем?
— С проклятым капитализьмом и его буржуинскими прихвостнями! Вы, кстати, икорку доедать будете? Если не будете, давайте сюда, я ее раскулачу!
Икру я хотел съесть сам, но, будучи удивительно добрым и щедрым яцхеном, уступил ее полковнику. Мне все равно еще много осталось.
ГЛАВА 10
Две следующие недели я занимался розыском Палача. Я и до этого пробовал его отыскать, но раньше в этом не было особой необходимости. А теперь необходимость появилась — чую, проклятые энгахи от меня не отстанут, пока я не закрою контракт. Да и после, ладно, об этом мы подумаем потом.
Джемулан даже не пытался мне помогать. Он лишь каждый день напоминал, чтобы я не затягивал с работой, — сам же не ударял пальцем о палец. Вообще, мне с каждым днем все меньше нравился этот тип. Холеный, напыщенный, высокомерный, считающий себя даже не пупом земли, а стержнем, на котором держится небесный свод. А как он цедит слова при разговоре, с какой брезгливостью на меня смотрит! Так и хочется кирпичом заехать.
Не был бы я благочестивым монахом, давно бы кишки ему выпустил да вокруг дерева обмотал. эльфы как раз любят так делать.
Как я уже сказал, в поисках мне приходилось рассчитывать только на себя. Даже чувство Направления не могло ничем помочь — Палача оно не обнаруживает. Нас с этим биороботом сделали на одном конвейере, и в нем это самое Направление тоже есть — а заодно и умение его блокировать. Так что приходится работать старым добрым дедуктивным методом. Хотя Шерлок Холмс из меня тот еще.
Я начал поиски с вокзалов. Последний раз мы с Палачом виделись в поезде — в поезде, который вез нас обоих в Москву. Разумеется, спустя столько времени я не помнил ни номера поезда, ни номера вагона, ни номера купе. Зато все это помнил Рабан — на то он и мозговой полип, чтобы иметь стопроцентную память.
Правда, сама по себе эта информация ничем не помогла. Ну нашел я в конечном итоге этот поезд, ну выяснил, что он цел, невредим и по прежнему курсирует по линии Москва — Кемерово. А дальше-то что? Не думаю, что Палач оставил в том купе записку со своим новым адресом. А даже если бы вдруг и оставил — с тех пор прошло полтора года. Все улики давно простыли.
Поэтому вместо поиска улик я занялся поиском свидетелей. В поезде были и другие пассажиры кроме нас с Палачом — кто-то мог что-то видеть. Хотя найти задача тоже не самая простая.
И опять-таки — что мне это даст? Допустим, нашел я кого-то, кто видел, как Палач выходил из вагона, — дальше что? Ну в самом деле, не кричал же он на весь вокзал — я пойду туда-то и туда-то, ищите меня там-то и там-то! Глупо.
Впрочем, где и как искать этих пассажиров, я в любом случае не представлял. Единственный, кого можно найти относительно просто, — проводник. И я начал обивать пороги всяких мест присутствия, выясняя, кто восьмого мая две тысячи пятого года дежурил в девятом вагоне поезда, ехавшего из Кемерова в Москву.
Поработать пришлось немало. Я расспрашивал там и сям, тут и здесь, пока наконец не добрался до архивов графиков дежурств. Пришлось сунуть на лапу, чтобы мне позволили там покопаться, — увы, Направление не позволяет читать информацию из компьютера. А позволяло бы — ему совсем цены бы не было.
Итак, Наумова Ольга Михайловна. Ясно. Теперь надо добраться до отдела кадров и узнать теткин адрес.
Это я тоже сделал без особых проблем. Но здесь меня ожидал сюрприз. Оказалось, что госпожа Наумова на железной дороге больше не работает. По самой прозаичной причине — скончалась.
После недолгих уговоров и еще одного барашка в бумажке мне позволили взглянуть на копию свидетельства о смерти. Там русским по белому было написано, что Наумова О.М. скоропостижно скончалась десятого мая две тысячи пятого. ни хрена себе. Это же двумя днями позже нашей с Палачом посадки в вагон. И, если я правильно помню, поезд из Кемерово в Москву идет как раз двое суток.
Никогда не верил в подобные совпадения. Расспрашивая сослуживцев покойной проводницы, я окончательно убедился, что напал на след. Выяснилось, что Ольга Михайловна в тот день погибла не одна — из злополучного вагона ногами вперед вынесли аж восемь человек.
— У нас, милая, ту историю стараются лишний раз не поминать, — поделилась со мной дежурная по станции, работавшая в тот день. — Кошмарный был денек, тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог повторить.
— А что конкретно случилось-то? — любопытствовал я.
