Андрей Жвалевский - 9 подвигов Сена Аесли
И тогда не понятый современниками литератор решил написать книгу «[Какое-то число] подвигов [Какое-нибудь имя героя]». Дело было за малым – Великим Героем.
– Где же еще мне суждено найти Великого Героя, как не в этих замшелых стенах, переживших века, ставших свидетельницами грандиозных сражений, слышавших ужасные заклинания темного прошлого…
На этих словах успокаивающее заклинание Югоруса начало давать сбои. Сен ощутил в себе сильнейшее искушение съездить наглому вруну в ухо: «пережившие века стены» построили неполных пять месяцев назад. Причем Бальбо сам видел, как их предшественниц разрушил магический смерч.
Пока продолжалась внутренняя борьба, в ходе которой искушение было побеждено по очкам и ворча скрылось, коротышка успел довести профессоров до кипения:
– И тогда этот исполин, эта глыба, этот матерый нечеловечище…
– Короче! – повысил голос всегда сдержанный Мордевольт. – Что тебе сказал Каменный Философ?
Бальбо задумался.
– Я точно не помню… Но смысл такой: «Иди, о великий летописец, к ректору, он тебе укажет героя!»
Птица-секретарь на плече Лужжа превратилась в коршуна и взвилась в потолок. Немного побившись в него, птах сориентировался и вылетел в окно.
– Итак, – сказал Бальбо, – кто герой?
– Молодой человек! – заклекотал индюк, которого Лужж выколдовал от расстройства. – Нельзя ли в другой раз? У нас производственное совещание!
– Вы не герой, – подтвердил коротышка свои худшие опасения. – Герой схватил бы меня за шиворот и, прорычав: «Убирайся, карапуз!», вышвырнул из кабинета.
– Убирайся, карапуз, – кротко произнес Мордевольт. Черная Рука подняла Бальбо за шиворот и вышвырнула из кабинета.
– Спасибо, – сказал индюк, превращаясь в пеликана. – На чем мы остановились? Ах да, мы начали обсуждать возможность применения вашей Тру…
Дверь распахнулась, и неутомимый Бальбо снова перешагнул порог.
– Уже получше, – сказал он, – но все равно слабовато. К тому же я навел справки. Вы – Мурдевалет, знаменитый Черный Маг в прошлом. Вы будете главным отрицательным персонажем, а положительным…
Избиение хоббита черно-белыми магами предотвратил Сен, который ощутил, что искушение вздуть летописца ничуть не чувствует себя побежденным. С воплем «А-а-а!» искушение вынырнуло из глубин подсознания и по мелководью сознания бросилось к речевым и двигательным центрам.
– О-о-о! – завопили речевые центры, в то время как двигательные двинули Бальбо промеж внимательных, затянутых дымкой глаз.
«Вот о каких побочных эффектах говорил ректор», – отстранение отметило сознание Аесли.
На мгновение коротышка перестал любоваться своим богатым внутренним миром и изумленно взглянул на реальность.
– Ого! – сказал он. – Где я? Ты кто! И почему ты меня все время стучишь по голове?
– По-моему, – сказал Мордевольт, наблюдая, как Черная Рука помогает пеликану Югоруса оттащить мальчика от Бальбо, – наш герой сегодня особенно в ударе.
– Герой? – коротышка насторожился, и его глаза снова начали затягиваться романтическим туманом. – Неужели тот герой, которого я искал?
Дверь снова распахнулась – без стука, но с громким хлопаньем. Хлопал крыльями ректорский коршун, рвавшийся из цепких рук Клинча. В клюве птица сжимала полупридушенного ухогорлоноса.
– Вот! – объявил завхоз. – Пернатый расхититель школьного имущества. Привет, Сен! Что, опять на подвиги потянуло?
При слове «подвиги» Бальбо затрепетал и жадно выпятил уши.
– Отпустите птицу, – попросил пеликан, – это я послал ее за ухогорлоносом. Вдруг Каменный Философ действительно сказал что-то такое.
Клинч разжал пальцы. Коршун бережно положил добычу к ногам Югоруса, каркнул в сторону отставного майора и юркнул ректору в рукав мантии.
– Воспроизведамус! – скомандовал пеликан.
Записывающе-воспроизводящее существо встрепенулось, беззвучно прокашлялось и произнесло голосом Каменного Философа:
– «А? Что? Какой еще герой? Иди отсюда, пацан! Да хоть к ректору! Он тебе покажет героя…»
Далее послышался виртуозный храп.
– Толковое пророчество, – сказал Мордевольт. – Ну что, уважаемый литератор, убедились?
– О, да! – воскликнул Бальбо. – Все, как предсказал высокочтимый Кладезь Мудрости и Источник Философии: я пришел в кабинет ректора и обрел там возжажданного героя!
С этими словами кругленький гость ткнул пальцем в сторону Сена, и, если бы не Черная Рука, державшая героя за шкирку, его бы ткнули в ответ кулаком [62] .
– Все сходится, – счастливо произнес Бальбо. – Неукротимый нрав, пылкость, неудержимость… Да что я буду вам объяснять, о могучие кудесники! Ведь вы сами только что величали прекрасного отрока героем и звали его к новым подвигам!
Клинч, который еще не понял, в чем опасность, согласился:
– Конечно, герой! Как он мисс Сьюзан танцевал! Во время битвы с хочугами!
– Битва! – Бальбо едва не запищал от радости. – С кем битва?
– С хочугами, – не обращая внимания на яростное подмигивание ректора, пояснил Клинч. – Это такие твари из параллельного мира. Сен их голыми руками придушить собирался.
– С голыми руками, – прошептал Бальбо, – на Кошмарных Тварей из Другого Мира…
Лужж мигал так усиленно, что у него начала дергаться щека.
– Подумаешь, твари, – сказал Клинч, – вот разъяренная Канарейка… пардон, профессор МакКанарейкл – это действительно кошмар… А что с вами, Югорус?
– Веко прищемил, – ответил Лужж. – И хватит об этом, пора расставить все по своим местам. Мальчика – в успокаивающую ванну, ухогорлоноса – к постаменту Философа, Рюкзачини пусть идет… куда хочет, а вы, Уинстон, подумайте хорошенько над нашей проблемой…
– Не хочу даже думать, – сказал Мордевольт.
– А в чем проблема? – спросил Клинч.
Тут ректор сорвался, и, распугав своих птиц, разразился длиннющей тирадой, в которой изложил проблему Открытого урока по немагическим дисциплинам.
– А в чем проблема? – повторил Клинч. – Дайте мне этих бездельников, я за три недели научу их уму-разуму.
– Но это же профанация! – крикнул Мордевольт.
– Да еще какая, – важно кивнул Клинч.
Урок физики
Сен лежал в успокаивающей ванне Архимеда-Ньютона. Здесь не было ни валерианы, ни пустырника, ни ромашки, зато сверхвязкого магического глицерина было навалом. Как только мальчик делал резкое движение, глицерин густел, удерживал неудержимого героя и мягко поглаживал по щеке, приговаривая:
– Ничего, ничего, обойдется!
– Конечно, обойдется! – отвечал мальчик. – Не будет ему книги, где я совершаю подвиги.
– Как же не быть, – возражал Бальбо, примостившийся рядом с ванной на скамеечке. – Пять глав уже есть.
И шестая была не за горами: хоббит строчил не переставая, подложив под пергамент толстенный словарь Близа [63] и время от времени сверяясь с собственной фантазией.
Зачем Бальбо сидел рядом с Сеном, мальчик не понимал – все попытки рассказать, что единственный подвиг Аесли заключался в танце с МакКанарейкл, ни к чему не приводили.
– Да ты слушаешь меня или нет! – Сен снова попробовал выпрыгнуть из ванны, но на него нежно и неодолимо подействовала вталкивающая сила [64] , равная силе, с которой он рвался наружу [65] .
– Очень внимательно, Севен, – пробормотал Рюкзачини, не отрываясь от пергамента.
– Если ты сейчас же не остановишься и не выслушаешь меня, я… я… я сам напишу свои мемуары!
Бальбо немедленно остановился. Остановился весь – от руки с гусиным пером до застывших зрачков.
– Ха, мемуары! – наконец сказал он. – Я издам свою книгу раньше, и твою сочтут плагиатом… Ладно, Стоун, я тебя слушаю. Но предупреждаю – если окажется, что Великий Герой отказывается из скромности, то меня уже ничего не остановит. Скромность – это последнее качество, которое дополнит сокровищницу твоих достоинств.
Мальчик вздохнул и закрыл глаза. Пластмассовые уточки, которых Лужж напустил в ванну для дополнительного терапевтического эффекта, заколыхались на глицериновой поверхности.
– Порри с Гаргантюа вдвоем отбивались от хочуг кухонным инвентарем. Дуб Дубль победил хочуг мешком с манкой. Кисер вывел Рыжика из зоны первого удара. Мергиона с Рыжиком выманили хочуг обратно за Границу миров. Это они герои! Про них и пиши. А про меня – не надо. Не хочу.
Здесь Сен немного покривил душой. На самом деле он хотел. Еще бы, героическая книга с Сеном Аесли в главной роли – кто бы от такого отказался?! Тем более, что про Порри и Мергиону книги уже есть.
Сен даже согласился бы на некоторое художественное преувеличение, разумеется, если оно необходимо с литературной точки зрения. Но преувеличения Бальбо поражали воображение наповал. Сен справедливо опасался, что после выхода такой книги однокурсники будут бегать за ним толпами. И вовсе не затем, чтобы взять автограф.
– А я ничего такого не сделал, так что писать тут не о чем. Разве что про танец с МакКанарейкл. Вот этим действительно можно гордиться. Хорошо продуманный, тактически правильный, изящный и эффективный ход…
