Роберт Рэнкин - Танцы с саквояжем Вуду
— А субъект номер один?
— Сливается.
— Понятно. Но причем здесь ваше «С усопшими встретиться? Вопросов нет…» и так далее?
— Имеется и такая возможность. Мы загрузили несколько субъектов. Их разум, отделенный от тела, хранится в базе данных компьютера и открыт для доступа.
— Кто был этими субъектами?
— Наши соперники. Компьютерщики. Именно так мы поступаем с противниками. Поглощаем их.
— Итак, вы загрузили в базу данных их разум, память и мысли. Что потом?
— Потом мы обнаружили нечто необычное. Они между собой общались. Обменивались информацией.
Один из наших технических сотрудников сравнил их с душами в заточении. С душами в киберпространстве, если хочешь. Тогда мы создали для них виртуальный мир. Все, что они могли бы пожелать: виртуальную пищу, виртуальный секс и так далее. Они очень счастливы и с удовольствием сотрудничают.
— Понятно, — сказал Билли. — А для чего вам бабушки?
— Для сохранения истории. Бабушка — ходячий учебник истории двадцатого века. Возможно, многое из того, что она видела, стерлось. Но лишь из ее сознания. В ее подсознании все сохранилось и может быть перенесено в электронную базу данных.
— Значит, в киберпространстве у виртуальной бабушки будет цифровая память. Она сможет все вспомнить.
— Совершенно верно. А ее воспоминания могут быть доступны для нас. Красота. Постепенно мы создаем всемирную базу данных. Но возникает интересный нравственный вопрос. Если загрузить человека прежде, чем он умрет, то, когда он умрет, умрет ли он на самом деле? Мысли и память личности находится внутри виртуального мира «Некронет». Они там живут. Так мертв ли сам человек? Телом — да. Разумом — нет. Интересно, не правда ли?
— Восхитительно, — сказал Билли. — Но к чему это приведет?
— К возможности управлять, — сказал Блэйзер Дайк. — Только к этому. Вот стадо, а вот пастух. Пастух — личность, отличающаяся от других. Стадо — просто стадо. Управляешь стадом — управляешь игрой. Есть те, кто наступает, и те, на кого наступают. Я знаю, к какой группе принадлежу. И ты тоже, не так ли?
— Я рожден, чтобы наступать, — сказал Билли. — И я принимаю предложение.
— Какое предложение?
— Какое бы вы мне ни сделали. Полагаю, выбора у меня не будет.
— Правильно полагаешь. Но почему ты согласен?
— Потому что вы знаете, как на меня повлиять. У вас есть компрометирующая видеозапись, вы правите жизнью и смертью. Откажись я от предложения, вы меня тут же загрузите. Уверен, виртуальный мир — замечательное место, но я бы предпочел пока пожить здесь.
— Неплохо сказано. Как тебе должность «сборщика информации»?
— Другими словами…
— Убийцы. У тебя особенный дар, Билли. Ты умеешь приходиться к месту. Ты просто хитрая лиса.
— Что-что?
— Вынужденный побочный продукт нашей программы пацификации сельской местности… Не бери в голову. Но у тебя действительно способности вписываться, быть к месту там, где находишься, что делает тебя весьма ценным для нас. Нам нужен человек, способный сближаться с другими. Технология ЭВ еще не позволяет нам действовать с большого расстояния. Микроволновый носитель эффективен в пределах нескольких метров. Мы дадим тебе список субъектов, чьими персоналиями мы бы хотели пополнить нашу базу данных. Ты сблизишься с ними, загрузишь их и избавишься от тел. Билли задумчиво кивнул.
— Звучит заманчиво, — сказал он. — А есть перспективы роста?
— Для такого парня, как ты, — а как же!
— Тогда договорились.
— Может, пожмем друг другу руку? Снимешь перчатки?
— Пожалуй, не стану, — сказал Билли. — Но мы договорились.
— Великолепно.
— Еще пара вопросов. Место проживания?
— Найди себе по вкусу поблизости. Расходы оплатит компания.
— Средства передвижения?
— Кажется, ты уже прибрал себе машину того молодого человека.
— Тогда, пожалуй, все.
— Великолепно. Распоряжусь, чтобы документы переписали на твое имя.
— Еще моя бабушка, — вспомнил Билли.
— Ах да, твоя бабушка.
— Я бы хотел, чтобы ее загрузили немедленно, если возможно.
— Конечно, возможно. Привези ее, когда тебе будет удобно. Об остальном я позабочусь сам.
— Спасибо, — сказал Билли. — Она со мной. Внизу, в машине.
— Когда ты въезжал на стоянку, пассажиров я не заметил.
— И не должны были, — сказал Билли. — Бабушка в багажнике.
Кривоногий Кирби
Что это? — спрашивает Кирби.
Кривоногий Кирби,
Святоша и книжный червь Кирби,
Живущий под лестницей Кирби,
Глупый, кривоногий Кирби.
Кто там? — спрашивает Кирби,
В старомодном костюме Кирби,
С гладильной доскою Кирби,
С лицензией на фазанов Кирби,
Глупый, кривоногий Кирби.
Зачем это? — спрашивает Кирби,
В своем галстуке-селедке Кирби,
С ленивым взглядом Кирби,
За вкусной жратвою Кирби,
Глупый, кривоногий Кирби.
А, понятно! — восклицает Кирби,
Знающий, как выигрывать, Кирби,
Падкий на лесть Кирби,
Всем доступный Кирби,
Глупый, кривоногий, объевшийся, курносый, зазнайка, сукин сын —
И ноги моей не будет в его команде —
Глупый, кривоногий болван.
10
Я никогда не имею дела с обычным человеком. У обычного человека нет духовности. Обычный человек думает, что Ганеша — это собака Денниса-Угрозы.
Хьюго РунМиссис Барнес подождала две недели и заявила о пропаже Билли в полицию. Оттуда прислали инспектора Кирби, отучившегося на курсах моральной поддержки в случаях тяжелой утраты и взаимоотношений в коллективе. Кроме того, он прошел курсы кризисного управления, позитивного мышления, самореализации, духовного озарения, неопостмодернизма и макраме. У него было гуманитарное образование, и он мог обучать дельтапланеризму и сплаву по рекам. Что он делал в полиции, составляло неразрешимую загадку для него и его матери.
Инспектор Кирби позвонил в дверь, но, не получив ответа, направился к черному входу на другую сторону дома.
Миссис Барнес сидела на веранде на своем плетеном стуле. Поскольку была среда, она была одета по-мужски. Вечерний костюм, манишка, лакированные туфли и весьма симпатичные усы в стиле Кларка Гейбла, выведенные фломастером под носом.
— Мадам? — обратился к ней инспектор Кирби.
— Как вы смеете! — воскликнула мамаша Билли. — Здесь вам не бордель!
— Разумеется, мадам. Скорее я попал в дом эпохи Тюдоров. Год приблизительно 1933, архитектор Клаус Бок, брат художника Карла Бока. Бок предпочитал традиционные материалы, хотя и не брезговал модными нововведениями — взгляните хотя бы на оконные шпингалеты и водосточные желобы.
(Инспектор Кирби, кроме всего прочего, прошел университетский курс по архитектурным стилям двадцатого столетия.)
— Мой муж был хорошим другом Бока, — объяснила миссис Барнес. — Забавно, не правда ли, принимая во внимание заметную разницу в их росте? Мой муж был очень высоким, а Бок — настоящим карликом.
— Он что, был валлийцем?
— Если и был, то об этом не распространялся. Тогда за такое можно было загреметь в тюрьму.
— За то, что ты валлиец?
— При чем здесь «валлиец»? Мне показалось, вы сказали «гомосексуалист». — Миссис Барнес наклонила голову набок и ударила себя кулаком в правое ухо. — У меня в левом ухе кусок морковки. Ну, знаете, как это бывает.
Инспектор Кирби кивнул.
— Когда у тебя за душой одна пятерка, суешь голову прямо в миску с салатом.
— Так ведь и стошнить может, — сказала миссис Барнес.
Инспектор Кирби почесал коленку.
— У вас невероятно кривые ноги, — заметила миссис Барнес. — Брюки вам, конечно, ушивают.
— Лишь те, которые я ношу на службе.
— А когда вы не на службе?
— Тогда я ношу килт.
— Что ж, теперь это дозволяется. Хотя в вооруженных силах на таких смотрят косо.
Инспектор Кирби покачал головой и снова почесал коленку.
— Из-за этого мой муж и покинул страну, — продолжала миссис Барнес. — Из-за гомосексуализма. «Птичка, — сказал он мне, — двести лет назад за это вешали, сто лет назад за это сажали, тридцать лет назад гомосексуализм легализовали, и я покидаю страну, пока он не стал принудительным».
— Я здесь по поводу вашего сына Билли, — заметил инспектор Кирби.
— Не сказала бы, что он в вашем вкусе.
— Он не в моем вкусе.
— Тогда какой тип вы предпочитаете?
— Никакой. Я не гей.
— Не зарекайтесь, пока не попробовали.
— Я и не зарекаюсь.
— Ага, значит, вы пробовали…
— Как вам сказать… Я здесь по поводу исчезновения вашего сына.
— Проходите и садитесь вот сюда, — пригласила мамаша Билли. — Ваши ноги сбивают меня с толку. Как будто смотришь сквозь амбразуру.
Инспектор Кирби поднялся на веранду.
— Когда вы последний раз видели своего сына? — спросил он, усевшись.
