Алексей Калугин - Галактический глюк
– Между прочим, господин Леопольдо глубоко верующий человек, – ввернул Никита Сергеевич.
– Какое это имеет значение? – не понял ремарки Ильич.
– Просвещенная монархия имеет в основе своей глубокую веру народа в то, что власть дарована свыше, – объяснил парикмахер.
– Ничего себе подарочек, – саркастически усмехнулся Ленин.
Но Никита Сергеевич словно и не заметил его реплику.
– Именно поэтому, – изрек он, потянувшись за бутербродом с сыром, – становление монархического строя, который в скором времени распространится на все обитаемые миры, должно начаться на такой планете, как Веритас, где почти все население является верующим.
– Только верят они не в Иисуса, а в Хиллоса, – вставил ехидный Ильич.
На это его замечание Никита Сергеевич отреагировал незамедлительно:
– Да будет вам известно, Владимир Ильич, господь един, и имя его не имеет никакого значения. Как ни назови бога – Иисус, Магомет, Иегова, Будда или Хиллос, – он все равно останется богом. Проблема заключается лишь в том, чтобы вернуть Оллариу первоначальный смысл.
– Ну, началось, – глядя в тарелку, едва слышно произнес Сид.
Вениамин, признаться, тоже испугался, что дед с цирюльником снова втянутся в бесконечный и абсолютно бессмысленный спор, представляющий интерес только для них двоих. Но, по счастью, этого не произошло. Ильич оставил последнюю фразу Никиты Сергеевича без внимания и вновь завел разговор с Вениамином.
– До того, как на Веритасе объявились оллариушники, Сяо Леопольдо был комп-проповедником – нес в массы слово божье, используя для этого гала-сеть. И даже я, будучи человеком глубоко неверующим, – Ленин приложил руку к левой стороне груди, – вынужден признать, что проповедником он был от бога. Да и человеком был деликатным и в общении приятным. Прежде к нему можно было просто так взять да зайти, чтобы словом-другим перемолвиться, – не то что теперь, – Ильич вздохнул с прискорбием, качнул головой и подцепил на вилку сразу три кусочка мяса.
Продолжил за него Никита Сергеевич:
– Именно Леопольдо, как в свое время говорили, раскрутил Орден поклонников Хиллоса Оллариушника через гала-сеть, после чего на Веритас хлынул поток новообращенных. Как мне кажется, это свидетельствует о том, что идея Оллариу не может быть порочной изначально. Будь так, Леопольдо непременно почувствовал бы запашок гнили и не принял бы должности Первого Помощника Великого Магистра.
– Эт точно, – подтвердил дед, корочкой хлеба собирая остатки подливки с тарелки. – Эй, Сидор! – окликнул Ильич парня. – Чаю налей!
Сид что-то недовольно промычал, но все же поднялся со своего места, кинул в чашки капсулированную заварку и стал разливать кипяток.
Разговор за столом как-то сам собой угас. Не потому, что тема была исчерпана, а потому, что никто не считал нужным что-либо говорить. Почувствовав, что пора переходить к делу, Вениамин быстро доел бутерброд с джемом, который, в отличие от так называемого венгерского гуляша, оказался преотвратным – на вкус он больше всего напоминал слегка подслащенный стеарин, – запил чаем и поставил пустую чашку на стол.
– Я хотел поговорить о вашем племяннике, Владимир Ильич, – обратился он к Ленину.
– О Жане-Мари? – Владимир Ильич, казалось, нисколько не был удивлен таким переходом. – Туп как пробка. Да и натура у него дрянная.
– Меня интересует не коэффициент умственного развития вашего родственника, уважаемый Владимир Ильич, а то, что он работает в космопорте, – объяснил Вениамин.
Ульянов-Ленин скосил на Обвалова хитрый взгляд чуть прищуренных глаз:
– И что с того?
– В космопорте стоит мой почтовик.
– Забудь о нем, Вениамин, – Ильич усмехнулся и передал опустевшую чашку Сиду. – Сделай-ка еще чайку, Сидор. Твой почтовик давно уже вскрыт и переведен в состав космофлота имени Хиллоса Оллариушника, – сказал он Вениамину.
– Боюсь, вы ошибаетесь, – скромно улыбнулся Вениамин.
– Да ну? – насмешливо глянул на него Ленин. – Что ж это за почтовик такой, который за сутки вскрыть невозможно?
– В свое время мне представилась удачная возможность внести в него некоторые конструктивные изменения, в основе которых лежат секретные военные разработки, и теперь это не совсем обычный почтовик, – объяснил Вениамин.
Никита Сергеевич, не отрывая взгляда от чая в чашке, хмыкнул весьма неопределенно – не то одобрительно, не то с досадой. Край левой брови Ленина приподнялся вверх.
– И во сколько тебе это обошлось? – спросил прагматичный Сид.
Вениамин коротко и резко взмахнул кончиками пальцев, словно стряхивая с них капли воды.
– Не в деньгах дело. Мне нужно попасть на корабль.
– Улетаешь? – вроде как с осуждением спросил Ильич.
– Работа у меня, – немного смущенно ответил Вениамин. – Я связан договором.
– Понимаю, – наклонил голову Ленин.
И вновь в том, как он это сделал, почти открыто заявило о себе неодобрение.
Вениамин почувствовал раздражение, от которого до злости было рукой подать. В конце концов, что они все от него хотели? Чтобы после вводной беседы о монархизме с коммунистической подложкой он навсегда остался на Веритасе и примкнул к группе заговорщиков, в которой без него было два с половиной человека? Вот уж нет! Не дождутся! Перед дедом и цирюльником у него не было никаких обязательств. А Сид ему еще и должен за то, что из тюрьмы дурака вытащил.
– За ночлег и еду я готов заплатить, – сухо произнес Вениамин.
– В тюрьме у тебя разве не забрали кредитки? – удивился Сид.
Вениамин, не глядя на него, только рукой махнул – мол, не твое дело, так и не вмешивайся!
– Ну что вы, какие деньги, – Никита Сергеевич, стряхнул пальцем прилипшую к усам крошку. – Мы всегда готовы оказать помощь тому, кто в ней нуждается.
Наверное, после такого заявления Вениамину следовало рассыпаться в восторгах и благодарностях. Но не до того ему сейчас было.
– Так как насчет племянника? – снова обратился он к Ленину. – Можно с ним связаться?
Владимир Ильич покачал чай в чашке.
– Связаться нельзя. Интерфона у Жана-Мари как не было, так и нет. А выходить через комп-скрин на кабак, в котором он торчит в свободное от смены время, все равно что самому навести на себя джанитов. Нам это надо? – Ленин посмотрел на цирюльника. И сам же ответил: – Не надо!
– Но адрес-то у него есть? – спросил Вениамин.
– Я же говорю, он все время в кабаке торчит, – спокойно ответил Ильич.
– А где он спит?
– На работе, – Ленин посмотрел на Вениамина, словно не понимал, как вообще можно задавать столь нелепые вопросы. – Сливы вычистит – и спит.
– Но отыскать-то его можно? – спросил Вениамин, с трудом сдерживая готовое прорваться раздражение. Ему казалось, что Ульянов-Ленин намеренно выводит его из себя.
– Можно, – Ленин наклонил голову к плечу и посмотрел на Вениамина, как птица смотрит на большого, ярко окрашенного жука, пытаясь решить, ядовит он или нет.
Вениамин едва не заскрипел зубами.
– Каким образом?
– Да я ведь сказал уже, – изобразил удивление Владимир Ильич. – Жан-Мари, если не на смене, так все время в кабаке торчит. Сегодня какое число? – вопросительно посмотрел Ленин на Никиту Сергеевича.
– Двадцать восьмое, – ответил тот.
– Четное, – кивнул Ильич. – Значит, Жан-Мари сегодня в ночь на смену заступает.
– Как найти кабак?
– Несложно, если город знаешь, – Вениамину показалось, что по губам Ленина скользнула ехидная усмешка. Впрочем, он мог и ошибиться. – Это самая гнусная забегаловка в квартале Желтые Кирпичи, «Бивис и Батхед» называется.
– Бивис и Батхед – это хозяева заведения?
– Не думаю. Хотя – кто их знает, – Владимир Ильич безразлично пожал плечами. – В квартале Желтые Кирпичи вообще не поймешь, что творится.
– В каком смысле? – спросил Вениамин.
– В самом прямом, – ответил Ленин и отвернулся в сторону, демонстративно давая понять, что на этом его комментарии по данному вопросу закончены.
– Как до него добраться? – спросил Вениамин, полагая, что задает последний вопрос.
– Пешком.
Вениамин стукнул пальцами по столу – ох, напрашивается Ильич на неприятности!
– Все дело в том, Вениамин Ральфович, – обратился к Обвалову цирюльник, более чутко, нежели Ленин, реагировавший на настроение собеседника, – что единственным общественным средством передвижения в Гранде Рио ду Сол являются флипники. Но для того, чтобы вызвать флипник, необходимо сообщить свой индивидуальный код. В противном случае вместо транспорта прибудет группа захвата.
Ну что ж, пешком так пешком. Вениамин испытывал единственное желание – поскорее убраться из схрона под парикмахерским салоном, а потому не стал выяснять, далеко ли до квартала Желтые Кирпичи.
– Последняя просьба, Владимир Ильич, – обратился он к деду. – Не могли бы вы черкнуть пару слов племяннику, чтобы он знал, что я пришел от вас.