Дмитрий Емец - Таня Гроттер и посох Волхвов
– Это снова Грызианчик Припятский! – проснулся Баб-Ягун. – Еще одно письмецо, недорогие немои! От кого, интересно, на этот раз? О, снова от Верки Попугаевой! Должно быть, однофамилица той первой, хе-хе. Она поздравляет с днем варенья своего любимого учителя Поклеп Поклепыча и просит исполнить для него частушку своей любимой певицы Эрато «Увела русалка мужа».
– Что? – прохрипел Поклеп, глаза у которого полезли на лоб. – Что? Какого мужа? Сглажу на месте!
Но Эрато уже схватилась за кифару:
Увела русалка мужа,
Думает – счастливая.
Ну и пусть себе берет
Рожу крокодилью.
Милюля захохотала, ударяя по воде хвостом. Частушечка пришлась аккурат по ее чувству юмора. Поклеп, красный как рак, обстреливал дракона запуками и сглазами. Они убили бы на месте лошадь, но от чешуи Пифона отлетали, точно горошины. Дракон, и без того завязавшийся уже в узел, страдальчески бодал купол. Из его пасти вместо гневного рычания вырывалось:
– По драконьему желудку шагом марш! Переходим к бегу на месте! И еще одна частушечка! Музыка халявная, слова народные! Эраточка, лапочка! По моей команде запевай! Ать-два! Тоже посвящается Поклепу, кстати…
Как-то раз во время свадьбы
Жениха побили,
Потому что целоваться
Он полез к кобыле.
– Заставьте дракона замолчать! Сбейте его из катапульты! ЭТО ПРИКАЗ! – завизжал Поклеп, обращаясь к циклопам. Над ним хохотала уже вся тибидохская половина стадиона.
– Успокойся, пупсик! Какая катапульта? Этот дракон и сам сейчас упадет! Смотри, как его всего крючит! – замурлыкала Милюля.
– Ну все! Дальше можно не писать. Нам кирдык! – сказал Шурасик, отрываясь от блокнотика.
Сидевшая с ним рядом Пупсикова поддакнула. Она всегда поддакивала, когда общалась с умными мужчинами. Впрочем, если мужчина был глуп, Пупсикова опять-таки не изменяла правилу и тоже на всякий случай поддакивала.
– Что такое «кыр дык»? – озадаченно спросил помещавшийся неподалеку А. Поллони, обращаясь за переводом к пифии.
Та только руками развела и помчалась узнавать это у Шурасика, по которому видно было, что он гуманитарно одарен.
– Лучше вам этого не знать! Это я как лингвист говорю! – авторитетно сказал Шурасик.
Скрестив на груди могучие руки, Тарарах хмуро наблюдал за игрой.
– Не думаю, что матч продлится долго, – сказал он, и рупор разнес его приговор на весь стадион. – Это не игра, а цирк! Терпсихора завладевает обездвиживающим мячом. Она прорывается к Гоярыну. Никогда не видел Гоярына в такой кошмарной форме! Обыграв Тузикова, Терпсихора дразнит дракона быстрыми перемещениями. Умничка Лоткова пытается отвлечь его и уговорить не открывать пасть, но бесполезно! Во-во, глядите, сейчас он попытается атаковать, да только не тут-то было! Где ему такому сонному? Ну, что я говорил? Хитрая муза уносится прочь на черепаховой лире, да только еще раньше забрасывает мяч в наши распахнутые ворота. Вспышка! Двадцать один! Что-то я не помню, когда еще встречал такой унизительный счет!.. Все, пошел я к Гоярыну. Обездвиживающая магия для старого дракона – это билет на тот свет.
Тарарах снял рупор и, ссутулившись, отправился откачивать Гоярына. В единственном глазу Соловья О. Разбойника блестели слезы. К нему не решались подходить. В таком состоянии он мог так сглазить, что сам после не вспомнил бы отвод.
Таня еще раз пнула шкаф, как будто он был главным виновником всех ее несчастий, и легла на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Матч был проигран, проигран унизительно и глупо. Если проигрыш невидимкам можно было еще объяснить какой-то нелепой случайностью, то здесь их раздавили явно, разделали как котят.
Зато наяды, дриады, ореады и прочие нимфо-нимфетки радостно вопили. Теперь для них была осень не осень и мороз не мороз! Победа грела их шерстяным одеялом славы. А. Поллони снисходительно улыбался направо и налево, делая вид, что для команды муз это так, рядовая победа, а сам незаметно толкал локтем пифию, чтобы она не упустила корреспондентов, которые шустрыми тараканами уже мчались на халявный фуршет.
Малютка Клоппик улюлюкал, путался под ногами и просил у всех повторить новоизобретенное заклинание Шмыгус сморкатис, утверждая, что оно усиливает ауру удачливости. В действительности же это было заклинание вечного насморка. Первым в сети коварного малютки попал А. Поллони, списавший все на действие кошмарного тибидохского климата.
Никто уже не видел, что минуту спустя рядом с Гоярыном рухнул вконец обессиленный Пифон, похожий уже не на дракона, а на чучело удава. Из пасти его доносилось:
– Эй, вы там про Грызианчика не забыли? Снова частушечка по заявке Верки Попугаевой в исполнении певицы Эраты (не кипятись, дуся, это мы твое имя русифицировали!)… Посвящается? Ах, ну да, снова Поклеп Поклепычу! Просто ужас, сколько этих клепычей развелось! Грянули!
Не натягивай ты, милый,
На глазенки козырек,
Ты и так самый красивый,
Словно аленький цветок.
Мой миленочек Поклеп
Ходит улыбается —
Зубы новые поставил,
Рот не закрывается…
Ягге, захватив с собой с полдесятка драконюхов, решительно направилась к Пифону освобождать внука и вправлять ему мозги с помощью универсального народного средства – взбучки.
Гробыня Склепова аккуратно снизилась и, выбрав место, приземлилась между Гоярыном и Пифоном. Один спал, а другой непрерывно икал, выплевывая все новые частушки. Драконюхи переворачивали его с боку на бок и пытались развязать узел, в который Пифон был завязан. Гробыня брезгливо перелезла через дракона и направилась к раздевалке.
– Склепова! Что за дела? Могла бы хоть для виду полетать! – не удержавшись, крикнул ей Тарарах, вливавший в пасть спящему Гоярыну эликсир из бронзового чайничка.
– Вот еще! Я лицо команды! Мне надо фотографам позировать, а не носиться, как бобик, за мячиками! Вон Гроттерша носилась, и что толку? Ее из команды вышвырнули, как грязную тряпку, а теперь Чумиха сказала, что ее предадут! – парировала Гробыня, к которой, чтобы принять у нее из рук пылесос, уже бежала целая дюжина поклонников во главе с Гуней Гломовым.
Тарарах опешил.
– Кто предаст? – растерянно спросил он.
– Кому надо, тот и предаст! Мало ей, что ее из сборной вышвырнули, теперь еще хуже будет! И вообще, скоро я выйду за Пуппера – только вы меня и удержали на вашем занюханном острове! Оревуар, мсье Фока! На обиженных воду возят! – Гробыня передала пылесос Гуне, только что кулаками разметавшему остальных претендентов, и направилась в раздевалку.
Тарарах задохнулся от возмущения и, не найдя что сказать, долго грозил в пространство кулаком. Гоярын шевельнулся и с хрипом выдохнул облачко пара. Он понемногу приходил в чувство. Нимфетки, радостно галдя, отправились в Зал Двух Стихий поглощать котлетки и прочую провизию.
«Ночь. Улица. Фонарь. Аптека… Ой, списал у дяди Блока, а зачеркивать жалко!.. День. Ветер. Холод. Буян. Мы продули в драконбол. Подумать на досуге, есть ли в этом какая-нибудь универсальная идея! Если нет – найти!» – записал в блокнотике Шурасик.
Поставив восклицательный знак, он вручил блокнотик своей литературной секретарше Дусе Пупсиковой и, поэтически скрестив на груди ручки, отправился вслед за нимфами. За ними, дразнясь: «Тили-тили, тесто!» – увязался малютка Клоппик.
Глава 5
СНЕСИ ТЫ МНЕ, КУРОЧКА, ЯИЧКО…
Тетя Нинель, дядя Герман, Пипа и даже такса Полтора Километра сидели в гостиной. Они собрались на семейный совет. На повестке дня был только один вопрос, но крайне важный. Бывший депутат взволнованно расхаживал по ковру, чем нервировал таксу.
– У меня крупные финансовые проблемы. Ко мне прицепились налоговики… Заявили, что у меня куча подставных фирм, а налоги я плачу только с обувной будки на рынке. Вот нахалы! Да и всякое старье повсплывало… Например, откопали, что мой благотворительный фонд продавал в Китай алюминиевые протезы и суповые миски.
– Какая глупость! Уже и протезы нельзя продавать! – с возмущением сказала тетя Нинель.
– Можно-то можно, да только не в слитках… А к суповым мискам до сих пор не поставлены взрыватели. Котлеткин, гад, перестраховывается! – вздохнул Дурнев. – Боюсь я, Нинель, что меня утопят… Налоговая, мафия – все. Раньше бы не посмели сунуться, а теперь…
– Германчик! Надо быть осторожнее!
– КТО НЕОСТОРОЖЕН? Я? Кто же предполагал, что все так выйдет! Вчера я был всё, а кто я сегодня? Ноль без палочки! Проклятые завистники! – взревел дядя Герман таким страшным голосом, что такса благоразумно стала протискиваться под кровать.
На этот рев у бывшего депутата ушли все силы. Он рухнул на диван и сжал руками виски.
– Мы все потеряем: квартиру, деньги, все! А мне придется отрастить себе бороду и скрываться! У меня есть фальшивые документы и фальшивая трудовая книжка. В ней написано, что я руководитель хоровой студии для глухонемых мальчиков! – сказал он мрачно.
