Кир Булычев - Господа гуслярцы
Но русалка обратила.
– Ах ты, старый налим! – воскликнула она без обиды, но громко. – Испугался, что несовершеннолетняя тебе попалась?
– Как вам не стыдно!
– Это мне, беззащитной водяной девушке, стыдно? Жертве домогательств некоторых старикашек?
– Может быть, вам лучше уйти? – совсем уж обиделся Минц.
– Не отделаться тебе от меня, – ответила русалка. – Река еще грязная, отравленная, и гнать меня в реку – все равно что убить собственными руками беззащитного ребенка. Кстати, я могу и общественность поднять – общественность ох как обожает вступаться за поруганных крошек!
Тут русалка расхохоталась, потому что ей понравилось смотреть на пунцовые щеки профессора.
– Спокойно, – сказала она, отсмеявшись, – подождем темноты, тогда уйду. Ты мне пока расскажи, чем занимаешься, какие у тебя успехи? Я ведь редко в гостях у интеллигентных людей бываю. Мне все, дядечка, интересно.
Минц смягчился.
Девица была наивна и избалованна, но вполне мила и дружелюбна.
– Я тут наукой занимаюсь, – смущенно сказал он. Хотя обычно не робел и готов был рассказывать о своих успехах безостановочно. Да и было чем похвастаться. Он уже несколько лет находился в двух шагах от Нобелевской премии, и лишь интриги завистников и недоброжелателей лишали его заслуженной награды.
– А как тебя зовут? – спросила русалка.
– Львом Христофоровичем.
– Ух! Я тебя буду Левой звать. А то не выговоришь. А меня, кстати, зовут Нинелей. Красивое имя, правда? Моя мама утопиться хотела из-за одного мужика, кстати, моего папаши. Да вот русалки ее поймали, откачали, она и живет до сих пор.
– Где?
– Тут секрета нет. В Штатах, на Аляске. Там экология нормальная. Она снова замуж вышла. Я так думаю, что не сегодня-завтра сама туда подамся. Невозможно здесь от аварии до аварии крутиться. Чуть зазеваешься, уже отравили.
Сверху послышался грохот.
Русалка задрала головку.
– Не провалятся? – спросила она.
– Не должны, – сказал Минц. Но с тревогой прислушивался к звукам из верхней квартиры.
* * *Шум исходил от Удаловых.
Случилось то, чего Корнелий Иванович больше всего опасался.
Когда он пришел домой, сначала все было тихо. А потом заявилась старуха Ложкина. Может, соли одолжить, может, маслица. Ложкины никогда бакалею не покупают, всегда можно к соседям заскочить – дело житейское. А на самом деле у Ложкина на стене висит график, разлинованный в сорок две позиции, когда, у кого и сколько занимать до субботы.
Так что сидел Удалов у телевизора, но сериалом не интересовался, а читал оттиск статьи известного ихтиоветеринара Ивана Шлотфельдта из Ганновера о физиологических особенностях русских русалок, которых он имел счастье изучать в позапрошлом году в озере Копенгаген в окрестностях русского города Гросс Гусляр.
Что-то смущало Корнелия Ивановича. Он никак не мог сформулировать беспокойства и продолжал читать так внимательно, что не услышал прихода старухи Ложкиной.
Зато когда Ксения ворвалась в комнату, потрясая поварешкой, он сразу догадался, в чем тревога. Благо, уже по дороге, встретив Ложкину, начал предчувствовать.
– Где ты эту голую прячешь? – кричала Ксения. – А ну покажи!
С криками и неправомерными действиями Ксения обыскала Удалова, залезла в чулан, под кровать, а когда не нашла, вместо того чтобы выслушать мужа, стала рыдать и собирать вещи, чтобы отъехать к покойной маме, раз жизнь с садистом и развратником не удалась.
Только когда весь завод в Ксении кончился, Удалов решил рассказать жене о находке Минца, но не посмел. Может, и к лучшему. А то бы она помчалась к Минцу с проверкой и вступила бы с русалкой в рукопашную.
Так что никто не потревожил более профессора Минца, который остался один на один с девушкой из реки.
И чем дольше он с ней оставался, тем тревожнее ему было на душе.
Девушка приклеилась к телевизору и даже взвизгивала, когда в американском боевике бились автомобили до последнего пассажира.
Но обратно в реку она не просилась, к тому же бесчеловечно было бы ее туда отправить.
Ближе к ночи, когда, поужинав, русалка задремала на диване, красиво согнув ножки в коленях и подтянув коленки к подбородку, позвонил междугородный.
– Герр Минц? – спросил голос с легким немецким акцентом. – Я вас беспокою по просьбе моего друга Корнелия. В Германии стало известно, что вы поймали русалку. Как вы относитесь к передаче этой редкой особи на исследование в институт Генетикфишвизеншафт имени Готфрида Ленца?
– Мне это не приходило в голову, – ответил Минц, непроизвольно любуясь чертами милого лица незнакомки.
– Я имею намерение вас официально предупредить, что в 1872 году в деревне Реберсдорф в герцогстве Ангальт-Цербст некая русалка по имени Маргарита выиграла процесс о поддержании незаконных детей у местного пастора Шлага. По двести талеров в год на ребенка.
– Это справедливо... Кстати, а сколько это будет в рублях?
– Послушайте, сумасшедший старик! Неужели ваш друг Корнелий Удалов не поставил вас в известность о том, что средняя русалка несет одновременно от пятидесяти до шестисот сорока икринок, из каждой икринки выводится прожорливый и подвижный малек женского пола, точно повторяющий черты своего сухопутного отца?
– О нет!
– Неужели вы не слышали про мальков Миши Стендаля, который имел неосторожность полюбить русалку в озере Копенгаген и до сих пор половину зарплаты отдает на алименты.
– О нет! – воскликнул Минц еще громче.
– Не кричи, пожалуйста, – откликнулась русалка. – Если ты спать не хочешь, то подумай о других. Я же небось отравленная!
– Простите, – сказал Минц.
– Вы отдаете нам русалку? – настаивал немецкий ихтиолог.
– Только попробуй, – сказала русалка, которая, оказывается, все слышала.
– Перезвоните мне завтра, – попросил Минц. Теперь ему стало все ясно.
Положив трубку, он подошел к дивану. Русалка смотрела на него спокойно, но призывно, и часто дышала.
– Пожалуйста, – сказал Минц. – У меня возраст не тот.
– Как излагаешь, дядечка! – издевательски откликнулась русалка.
– Поэтому я буду спать на кухне. Для твоего же блага.
– Ты что, храпишь, что ли?
– Почему храплю?
– А почему ты в другую комнату убегаешь, для моего блaгa?
– У тебя есть девичья честь?
– Ах вот ты о чем заговорил! А я-то думала, что не будешь ко мне приставать со своими старческими ласками!
Нет, она над ним издевалась!
Русалка потеряла в глазах Минца свою девичью привлекательность. Он достал из шкафа комплект белья и кинул ей на диван, а сам отправился на кухню сооружать себе ночлег на раскладушке.
– Никуда ты от меня не денешься, – сказала из комнаты девица.
Но Минц знал, как спасется от возможных поползновений. Как чужих, так и своих – ведь он не был уверен, сможет ли устоять от соблазна, когда погаснет свет.
Память и находчивость выручили Льва Христофоровича. Пока русалка плескалась в ванне, он залез на антресоли, где лежали ненужные вещи, которые было жалко выкинуть.
Подобно сумасшедшему кроту, он закопался в переплетении лыжных палок, елочных игрушек, помятых самоваров, дырявых кастрюль, портативных центрифуг, манометров и анемометров, рваных пакетов из-под реактивов и прочих отбросов гуслярского гения.
И вот, о везение! Рука Минца натолкнулась на странную вещь – подарок археолога Янина. Несколько лет назад в Новгороде был раскопан склад поясов верности, завезенных ганзейскими купцами, которые полагали, что склонные к домострою русские люди тут же облачат в эту гадость жен на время своих деловых отлучек. Но не тут-то было. Русские бабы оказались выше подозрений, и пояса верности – изобретение европейского ума, порождение культа Прекрасной дамы и Крестовых походов – остались ржаветь в сарае, пока о них вовсе не забыли.
С поясом в руке Минц спустился в комнату, вытер его тряпкой, смазал на кухне оливковым маслом. Пояс верности был схож со спинным панцирем гигантского муравья, в узкой перемычке были дырочки для естественных потребностей.
Не думайте, что Минц намеревался украсить этим варварским изобретением мужского шовинизма свою гостью. Нет, он сам пошел на жертву.
Прекрасная дама имела талию, а Минц давно уже ее лишился. С натугой Минц застегнул пояс и, втянув живот, замкнул его ключиком. Потом выкинул ключик за окно, в крапиву, полагая, что если его ночью прихватит желание, ключика в крапиве ему не отыскать. Так что он спасет русалку от бесчестья, а себя – от разорения.
Подойдя на цыпочках к двери в комнату, он заглянул внутрь.
Русалка спала на диване, а может быть, делала вид, что спит.
Плед обрисовывал округлости ее тела, и девушка выглядела даже более соблазнительной, чем в обнаженном виде, ибо человеческому глазу интереснее догадываться, чем лицезреть. А излишняя открытость и обнаженность способны отвратить мужчину.
