Владимир Жариков - Сказочный отпуск
— Да уж привез, теть Шур.
Обернувшись на голос, мы увидели невысокую пожилую женщину со спутанными зелеными волосами, свисающими из-под видавшего виды неопределенного цвета чепчика, в перепачканной болотной тиной душегрейке и в резиновых сапогах примерно сорок шестого, если не больше, размера.
— Добрый вечер, — поздоровался Колобков и ехидно спросил: — Простите, вы — Баба-яга?
— Здравствуй, милок, — ответила старушка. — Да господь с тобой, какая ж я Яга! Кикимора я, не признал, что ли?
— Простите, мамаша, не признал, — смутился тот. — Если честно, за свою жизнь был знаком только с одной кикиморой — это моя первая жена.
— Это кто ж такая? Уж не Зойка ли?
— Не, ее Люськой звали.
— Товарищ шутит, — пояснил Герман. — Его бывшая — представительница другого мира и вовсе не имела к нелюдям никакого отношения.
— Да я уж так и поняла. Я ж ведь давно привыкла, что люди нашим именем всяких страшных да стервозных баб называют. И чем мы виноватые? Ничего плохого людям вроде и не делаем. А в молодости-то мы очень даже ничего, — эту последнюю фразу она произнесла с жеманно-кокетливой интонацией. — Среди нас и красавицы есть.
— Да ладно, теть Шур, не берите в голову. Пойдем мы.
— Ступайте с Богом, добрый путь!
Герман взвалил на плечи рюкзак, в котором находилась палатка, а также спальные мешки, топор, котелок и наш сегодняшний ужин. Ковер-самолет он скатал и спрятал в кустах, прикрыв его куском полиэтилена. Рюкзак был довольно увесист — палатка видно здоровенная. Я предложил свои услуги по переноске груза, но Герман отказался:
— Да ладно. Тут идти-то всего ничего.
Что ж, мое дело — предложить. Минут через двадцать мы вышли на знакомый мне берег.
— Время еще есть, — сказал наш провожатый. — Поставим пока шатер.
С этим делом мы справились быстро и пошли на берег озера. Здесь были установлены лавочки для зрителей. С высокого крутого берега открывался хороший обзор.
— Садитесь пока, — предложил Герман.
Мы сели. Из лесу вышел молодой предприимчивый паренек. По скромной цене он предлагал нам напрокат бинокли.
— Полгрошика на сеанс, налетайте, господа, торопитесь, последние пять штук остались!
И чего ради тогда торопиться, нас и так пять человек, а другой экскурсионной группы вроде и не ожидалось.
— Так у нас нет местной валюты, — развел руками Константин.
— Не вопрос, я конвертирую, — предложил свои услуги Герман.
— А какой курс?
— Один к десяти. Один грош — десять баксов.
— Ни фига себе! — произнес бизнесмен, но, тем не менее, достал из кармана пятидолларовую купюру.
— И мне, — сказал Колобков. — Только я рублями, можно?
— Без разницы, — ответил наш инструктор.
— А это кто? — шепотом спросил я у Германа, кивнув в сторону предприимчивого паренька, когда тот удалился.
— Это? Да так, Анчутка. Местный парнишка, он нам тут помогает. За осветителя и вообще… Внимание!
Яркий свет прожектора осветил пятачок на поверхности озера, зазвучала музыка. Конечно же, и тут не обошлось без наших современных прибамбасов — сюда притащили электрогенератор, софиты и магнитофон с усилителем. Из воды вынырнули шесть русалок. Четверых я сразу узнал: Светка, Машка, Дашка и Галина. Остальные две — новенькие, Эльвиры среди них не было. На всех, по сравнению с прошлым годом, появилась дополнительная деталь одежды, помимо хвоста, — сверкающий серебристой чешуей лифчик. Сзади кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Это была одетая в балахон пожилая русалка, Светкина мамаша, которую мы спасали в прошлом году. Я открыл было рот, чтобы поздороваться, но она приложила палец к губам, сунула мне в руку кусок бересты и исчезла. Я взглянул на бересту и в сумерках уходящего дня прочитал написанное на нем единственное слово: «Остерегайся!». Кого остерегаться? Германа? Толмача? Но спросить было уже не у кого.
Представление длилось около часа. Девушки, как дрессированные дельфины, прыгали через обручи и друг через дружку, ныряли, кидали мяч, играли под водой горящим факелом. Зрелище, конечно же, было красивым. Мужики смотрели в бинокли и щелкали фотоаппаратами. За фотосъемку тут тоже взималась плата в один грош. А я забыл свою камеру на турбазе. Ну и ладно, все равно при монтаже Катька заставила бы выкинуть эти кадры. В конце феерии появился Нептун. А. может, Посейдон или водяной, короче, какой-то мужик с седой длинной бородой, в длинноволосом седом парике, в короне и с трезубцем. Русалки поводили вокруг него хоровод, высунулись по пояс из воды, поклонились и, взмахнув хвостами, скрылись под водой. Что-то недоброе показалось мне в облике этого Нептуна, я даже взял у Колобкова бинокль, чтобы получше его разглядеть, но не успел — Нептун тоже удалился.
Ужинали мы практически в полной темноте, при свете костра. Электрогенератор выключили для экономии бензина. У костра мы расположились чисто мужской компанией, видимо девушкам на самом деле настрого запрещалось общаться с экскурсантами. После ужина мы посидели на бревнышках, глядя на огонь, поговорили… ну, в общем, всем известно, о чем мужики разговаривают в лесу, если с бабами они разговаривают о лесе. Мои спутники, впервые попавшие в сказочный мир, были удивлены, что вопреки всем народным преданиям, хвосты русалок отделимы от их тел, а проще говоря, что хвост — это нижняя половинка гидрокостюма с моноластой, надеваемая на ноги.
— А то я все думал, как же они размножаются, — заметил Колобков. — Не икру же они мечут!
— Жесть! Так чем они тогда от обычных девчонок отличаются? — резонно спросил Мокус. — Только тем, что плавают здоровски?
— Во-первых, они умеют дышать под водой, — пояснил Герман. — Не задерживать дыхание, а именно получать из воды кислород. Кикиморы, кстати, тоже так умеют. Это довольно схожие виды нелюдей, но русалки могут жить и в морской воде, а кикиморы — исключительно пресноводные и предпочитают теплые заболоченные озера, старицы или нечищеные пруды. Русалки могут значительное время находиться под водой. Кроме того, откуда, вы думаете, у них берется хвост? — Отрастает, — хихикнув, заметил Константин.
— Правильно. Не в магазине же они его покупают и не а ателье делают на заказ. Русалка рождается с хвостом, и он растет вместе с ней. Снимать хвост она начинает только по достижении половой зрелости, то есть в возрасте 130–150 лет.
— Чего, чего?
— Да, нелюди живут по 500–600 лет. А один леший есть в районе Скалистых гор, ему уже за тысячу.
— Ну ни фига себе, — удивились мужики.
— Так что почти полтораста лет мать таскает свое чадо на горбу, если надо выйти на берег. И на дерево на ночлег со своим дитем на загривке залезает.
— А в этом озере только половозрелые русалки плавают?
— Да. Беременные и мамаши с несовершеннолетними живут на другом озере в заповеднике. Оно заколдовано, туда никто попасть не может.
— А зимой они что делают?
— Погружаются на дно водоема и впадают в анабиоз.
— А топят мужиков они зачем?
— Ну, это не физиологическая потребность, а закон их рода. Так они заботятся о чистоте крови, опасаясь случайных кровосмешений, поскольку не признают постоянных браков. Если русалка не утопила своего партнера, она больше не имеет права рожать. И ее дочь от этого спаривания не имеет права рожать. А вообще, даже у соблюдающих этот закон редко бывает более двух детенышей, поэтому они на каждом своем сходе пытаются его отменить, но каждый раз возникают скандалы и склоки, и вопрос этот до сих пор не решен. Вообще, этот вид нелюдей очень малочисленный, поскольку забеременеть русалке довольно тяжело — период овуляции очень короткий и бывает только раз в году, примерно в середине августа. А беременность длится около девяти лет, а потом еще почти полтораста лет при отпрыске, так что при всем своем желании больше трех дочерей за всю жизнь она родить не сможет.
— А еще говорят, — сказал я, — что они родившихся мальчиков тоже топят.
— Чепуха! Русалка не может родить мальчика. Так уж устроен их организм. А поскольку пол зародыша определяет мужская клетка, то этот факт опять же вдвое сокращает шансы зачатия.
— А если русалка захочет иметь постоянного партнера, скажем, выйти замуж?
— Тогда она должна сжечь хвост и уйти на землю. После сжигания хвоста она теряет способность дышать под водой.
— А кикиморы тоже с хвостами? — спросил Мокус.
— Нет. Но у них длинные и широкие ступни ног и перепонки между пальцами.
— Типа ласты?
— Да, как ласты, только уже несъемные. Такие огромные лапти немного уродует их экстерьер, а так, выше щиколоток, девчонки-кикиморы очень красивые. Этот вид гораздо ближе к людям, но держатся они обособленно и стараются не входить с людьми в контакт. Вид тоже малочисленный и вымирающий. Они, кстати, обоеполые. Где-то в серединном возрасте они начинают создавать семьи и живут как люди, строят дома и носят нормальную одежду. Зимуют они не под водой, а в избах, питаются клюквой, морошкой, соленой рыбой и водорослями. А весной подростки и молодежь покидают родителей и уходят на болота. Мальчики и девочки держатся порознь вплоть до создания семей. А вот общаться с людьми они не хотят, стесняясь своих нижних конечностей. Потому-то они и вымирают, что живут обособленно. Сколько им ни говорили обновить кровь посредством смешанных браков с людьми или русалками, они — ни в какую. Кстати, этот вид существовал и в нашем мире, и они являются далекими предками людей.
