Терри Пратчетт - Маленькие Боги
Фрайят пытался молиться. Он не делал этого уже очень давно. Да, конечно были восемь обязательных ежедневных молений. Но в провале безысходной ночи он знал, что они из себя представляют. Привычку. Время поразмыслить, пожалуй. И метод измерения времени. Он задумался, а молился ли он когда-нибудь вообще, открывал ли он свое сердце и разум чему-то, что не здесь, или над тем, что здесь. Вроде и должен был бы, не так ли? Разве что, когда был молод. Ему не удавалось даже припомнить что-либо в этом роде. Кровь смыла все воспоминания. Это была его вина. Это должно было быть его виной. Ему и раньше случалось бывать в Эфебе, и он, пожалуй даже любил этот беломраморный город, оглядывающий со скалы голубое Кольцевое Море. Он посетил и Джелибейби, сумасшедших, живущих в маленькой речной долине, которые верят в богов с такими смешными головами и кладут своих умерших в пирамиды. Он добирался даже до далекого Анк-Морпорка, за океаном, где согласны почитать любого бога, пока у него или у нее есть деньги. Да, в самом Анк-Морпорке, набитом улицами богов, как колода картами. И ни один из них не хочет поджечь другого, по крайней мере не больше, чем это обычно для Анк-Морпорка. Они всего лишь хотят, чтобы их оставили в покое, а потому каждый идет в преисподню или в рай своей дорогой. И он слишком много выпил сегодня ночью из винного тайничка, обнаружение которого в ближайшие десять минут доставило бы его в аппарат инквизиции. – Да, ты мог бы сказать это старику Ворбису. Когда-то Квизицию можно было подкупить, но теперь уже нет. Шеф Эксквизиции вернулся к истокам. Сейчас пришла демократия острых ножей. По сути, даже больше. Поиск ересей среди высших чинов Церкви производится даже более энергично. Чем дальше в лес, тем тупее пила. Мне бы эту стародавнюю религию… Он зажмурился, но все, что смог увидеть, были рога святилища, или разрозненные признаки будущей резни, или… лицо Ворбиса. Ему нравился тот белый город. Даже рабы там были довольны. Существовали законы о рабах. Были вещи, которых нельзя было сделать с рабами. Рабы имели ценность. Там он узнал о Черепахе. Все это имело смысл. Он подумал: это звучало правильно. Это впечатляло. Но под впечатлением, или нет, эта мысль обрекала его на преисподню. Ворбис знал про это. Должен был. Шпионы были всюду. Сашо был полезен. Что Ворбис вытянул из него.? Сказал ли он то, что знал?
Да, разумеется, сказал… Что-то оборвалось внутри Фрайята. Он взглянул на свой меч, висящий на стене. Почему бы и нет? В любом случае, ему предстоит провести всю вечность в тысячах преисподен… Знание – своеобразная свобода. Когда самое большее, что с тобой могут сделать – все, что угодно, даже это уже не ужасает. Если ему предстоит быть сваренным, как ягненок, то точно так же ему может предстоять быть изжаренным, как баран. Он поднялся, шатаясь, и после пары попыток, снял перевязь меча со стены. Комнаты Ворбиса не далеко, если ему удастся найти дорогу. Один удар, не больше. Он может рассечь Ворбиса напополам с одного удара. И может быть… может быть потом ничего не случится. Здесь есть другие, кто чувствуют то же, что и он – где-то. Или, в любом случае, он может спуститься к конюшням и к утру быть далеко-далеко, возможно, на пути в Эфебу через пустыню… Он подошел к двери и зашарил в поисках ручки. Она открылась сама по себе. Он качнулся назад, когда она пошла внутрь. Там стоял Ворбис. Его лицо в дрожащем свете масляной лампы выражало вежливую озабоченность. – Извини за поздний час, лорд. – сказал он. – Но по-моему, нам следует поговорить. О завтрашнем дне. Меч выпал из руки Фрайята. Ворбис наклонился вперед. – Что-то не так, брат? Он улыбнулся и вошел в комнату. Двое инквизиторов в капюшонах проскользнули следом. – Брат. – снова сказал Ворбис. И закрыл дверь.
* * *– Как тебе внутри? сказал Брута. – Да я буду тут дребезжать, как горошина в миске. – проворчала черепаха. – Я могу положить еще соломы. И, смотри, вот, что я принес. Куча зелени свалилась Ому на голову. – Это с кухни, – сказал Брута. – кожура и обрезки. Я их украл. – добавил он. – Но потом я подумал, что это не может быть воровством, коли я сделал это для тебя. Вонь полусгнивших листьев упрямо вела к мысли, что Брута совершил свое преступление, когда данная зелень была на полпути к компостной куче, но Ом этого не сказал. Не сейчас. – Хорошо. – пробормотала черепаха. Должны быть другие. – сказал он себе. Обязательно. Где-нибудь в глубине страны. Это слишком рафинированное место. Но… ведь были все те пилигримы у Святилища. Это были не просто крестьяне, а самые набожные. Целые деревни складывались, чтобы послать одного с прошениями многих. Но огня не было. Были страх, опасение, тоска и надежда. Во всех этих эмоциях была своя прелесть. Но огня не было. Орел уронил его возле Бруты. Он… пробудился, что ли. Он смутно помнил то время, когда был черепахой. А теперь он вспомнил, что он был богом. Как далеко от Бруты он будет помнить? За милю? За десять? Интересно, каково это, чувствовать, как истекает знание, опускаться вновь до низменного пресмыкающегося? Может быть, какая-то его часть всегда будет беспомощно вспоминать… Он содрогнулся. Временно Ом разместился в плетеной коробке, висевшей у Бруты на плече. В лучшие времена он не счел бы это комфортным, но сейчас его всего-навсего встряхивало когда Брута чеканил шаг по предутренней прохладе. Через некоторое время прибыло несколько грумов с лошадьми. Брута удостоился нескольких презрительных взглядов. Он всем улыбался. Это казалось наилучшим выходом. Он начал чувствовать голод, но не рискнул покинуть свой пост. Ему велели быть здесь. Но через некоторое время звуки, доносившиеся из-за угла, заставили его украдкой продвинуться на несколько ярдов и посмотреть, что там творится. Внутренний дворик здесь был U-образной формы, вокруг крыла здания Цитадели, и из-за угла он выглядел так, словно там собиралась отправляться другая группа. Брута знал о верблюдах. В деревне его бабушки была пара. Здесь их были сотни, стонущих, как несмазанные насосы и воняющих, как тысяча мокрых ковров. Люди в джелибах расхаживали среди них и время от времени ударяли их палками, что является испытанным методом обращения с верблюдами. Брута направился к ближайшему зверю. Какой-то человек крепил ремнями бутыли с водой вокруг его горба. – Доброе утро, брат. – сказал Брута. – Пошел на… сказал человек даже не оглянувшись. – Пророк Аввей учит нас /часть 25, стих 6/: «горе тому, кто оскверняет свой рот сквернословием, ибо слова его будут, яко пыль.»-сказал Брута. – Правда? Ну, пусть он тоже идет на… продолжил беседу человек. Брута колебался. Формально, незнакомец забронировал себе вакантное местечко в тысяче преисподен и пару месяцев внимания Квизиции, но, как сейчас заметил Брута, он принадлежал к Божественному Легиону; его меч наполовину скрывали одежды пустыни. Для легионариев следует делать особое исключение, такое же, какое делается для инквизиторов. Близкие контакты с безбожниками воздействуют на их сознание и ввергают их души в смертельную опасность. Он решил быть великодушным. – И куда же ты направляешься со всеми этими верблюдами этим прекрасным утром, брат?
Солдат подтянул пояс. – В преисподню, наверное. – сказал он неприятно рассмеявшись. – прямо за тобой. – Серьезно? По словам Пророка Ишкибла, человеку не нужен верблюд, чтобы достичь преисподни, да, ни конь, ни мул. Человек может отправиться в преисподню на своем собственном языке. – сказал Брута, позволяя нотке неодобрения проскользнуть в его голосе. – А что старые пророки говорят о том, чтобы заехать одному назойливому ублюдку по уху?
– «Горе тому, кто поднял руку свою на ближнего своего, поступая с ним, как с неверным». – сказал Брута, – Это Оссори, Запрет 11, стих16. – «Отвали и забудь, что вообще нас видел, иначе у тебя будут большие неприятности, друг». – Сержант Актар, часть 1 стих1. – сказал солдат. Брута наморщил лоб. Такого он не помнил. – Уходи отсюда. – сказал глас Божий в его голове. – Неприятности тебе не нужны. – Надеюсь, ваше путешествие будет приятным. – вежливо сказал Брута. – Куда бы вы не направлялись. Он попятился и направился к воротам. – Насколько я могу судить, этот человек должен будет провести некоторое время в исправительных преисподнях. – сказал он. Бог промолчал. Группа путешествующих в Эфебу наконец начала собираться. Брута был очень внимателен и старался убраться с дороги каждого. Он увидел дюжину конных солдат, но, в отличие от верблюжьих наездников, они были в до блеска надраенных чешуйчатых кольчугах и черно – желтых плащах, в которые Легионеры облачались только в особых случаях. Брута подумал, что они выглядят очень впечатляюще. Под конец к нему подошел один из конюших. – Что ты тут делаешь, послушник? требовательно спросил он. – Еду в Эфебу. – сказал Брута. Человек взглянул на него и рассмеялся. – Ты? Ты даже не рукоположен! И ты едешь в Эфебу?
