Юлия Жукова - О богах, шакалах и детях
Средненький сынуля немного повыше Азамата, угловатый, с длинной шеей и большими выразительными глазами, отчего слегка похож на жирафа.
— Здравствуйте, не болейте, — приветствую я, и парень кланяется мне, заложив ладони под мышки, как полагается при формальном приветствии.
— Как князь-то поживает? Здоровенький? Хорошенький? — расспрашивает Орешница. — Я вот ему одёжки нашила, да вы всё не заходите, я уж собиралась Кудряшу передать, а он теперь вона какой важный стал, тоже слуг набрал, на рынок ни ногой!
— Да он занят очень, — оправдываю Эцагана. — Он же за порядком следит, это сложная работа, тем более, тут двести лет никто этим не занимался! А я дома сижу, на Доле. Вы бы хоть приехали как-нибудь, у нас там хорошо, купаться есть где и лес — грибы, ягоды… На князя бы посмотрели, он такой улыбчивый!
— Э-эх, соблазняете, Хотон-хон! Но у нас же самое торговое время сейчас, куда я выберусь? Муж вон ездит по фермам, скупает урожай, дома все варят-сушат, я тут вот с ребёнком торчу, видите? — она принимается суетиться, вытаскивая из-под прилавка какую-то корзину. Сынуля бросается помогать. Наконец они вдвоём водружают на прилавок гигантский зеленоватый короб. — Вот, глядите, тут чуток одежонки для князя.
— Ничего себе чуток! — говорю, прикидывая, как взгромоздить эту тару на лошадь, чтобы не перевесила.
— Да ну, он же вырастет быстро, и не заметите! Я, правда, и на вырост кое-чего сделала, вы уж там разберётесь. Заодно и вам с Императором пару вещичек, от меня и от старших моих детей. Да ладно, не развязывайте сейчас, дома посмотрите, не убежит!
Длинношеий парень деловито приторачивает короб к седлу и похлопывает Пудинга по крупу. Тот откликается:
— И-и-и-хихи!
— Послушайте, Орешница, — вспоминаю я. — У меня к вам небольшое дело. Я собираю круг приближённых подруг, вот, хотела вас пригласить. Вы как на этот счёт?
— Ой, да вы что, золотая моя! — фыркает Орешница. — У меня же имя глухое, и живу я не в столице, да и вообще, приближённые подруги — это с кем вы росли вместе, они вам как сёстры быть должны, а я-то тут причём?
— Так у меня тут, на Муданге, никого из друзей детства нету, — развожу руками. — Есть моя подруга, с которой мы вместе учились, есть моя ассистентка, и всё. Про имя мне никто условий не ставил, зато сказали, что должна быть женщина опытная, которая может помочь советом во всяких домашних делах, и всё в таком духе. Я сразу о вас подумала! А что живёте не в столице, так тут главное, чтобы мы с вами виделись хоть раз в месяц. Я надеялась, может, мы снова клуб организуем?
Орешница качает головой.
— Вот уж никогда бы не подумала, что буду звана в круг подруг Хотон-хон… Домой доеду, спрошу своего духовника, пристала ли мне такая честь. Вы бы тоже своего спросили, а то я думаю, ему такое и в голову не приходило. Но благодарю вас сердечно за предложение.
Ажгдийдимидин в тот день не присутствует в Доме Старейшин, поскольку никаких важных дел, требующих его участия, там не происходит. Урик нехотя рассказывает мне, как найти дом духовника, и я отправляюсь разыскивать.
Дверь открывает такой огромный человечище, что я поначалу принимаю его за Ирлика в божественной ипостаси. Однако, проморгавшись, понимаю, что на Ирлика этот монстр не похож: волосы тёмные с проседью, грубые мозолистые руки, качковое телосложение, а Ирлик всё-таки довольно изящный.
— А, здравствуйте, Хотон-хон, — рокочет тихим басом человек-гора. — Я сейчас позову Ажги-хяна, подождите.
— Здравствуйте! — выдыхаю я, справившись наконец с отупением. Как-то я привыкла думать, что даже на Муданге крупнее моего мужа людей не бывает. Ну или хотя бы не во всех направлениях сразу: бывают или шире или выше. А этот — как на компьютере пропорционально увеличенный. — Извините, я немного задумалась…
— Ничего, я привык, — фыркает он, сдувая птичку с ближайшей ветки. — Вы заходите.
Я следую за ним в просторный дом с высокими потолками и дверными проёмами.
— Ажги-хян! — зовёт он, почти не повышая голоса, но вибрации расходятся по полу. — К тебе гости.
Ответа, понятно, не следует.
Старейшина обнаруживается в большой светлой гостиной, он лежит на стопке дифжир, подперев голову рукой, и явно только что читал электронную книжку. При виде меня он слегка сдвигает брови и кивает, переходя в сидячее положение. Человек-гора нас оставляет.
— Здравствуйте, Старейшина, — я усаживаюсь на ковёр перед ним. — Я, собственно, зашла спросить, ничего если я в этот мой круг подруг возьму женщину с глухим именем? И живёт она не совсем в Ахмадхоте, но близко, мы довольно часто видимся. Зато она очень опытная, шестеро детей, прекрасная мастерица…
Ажгдийдимидин, кажется, меня вообще не слушает, а только вглядывается в моё лицо, как будто там с нашей последней встречи что-то новое появилось. Когда я замолкаю, он никак не реагирует. Я жду с полминуты, потом начинаю ёрзать и покашливать и склоняю голову набок. Это выводит его из ступора. Духовник выхватывает из кармана блокнот и стремительно строчит:
"Это ладно, ты лучше скажи, что ты завтра собралась делать?"
— Домой ехать, — пожимаю плечами. — На Дол.
"Подожди до вечера", — выводит духовник. — "Погуляй по городу".
— Зачем? — удивляюсь я.
Старейшина корчит укоризненную физиономию, мол, нашла что спросить, глупая женщина. И правда, чего это я.
— Ну хорошо, — говорю. — Погуляю. Так насчёт подруги — не запрещено?
Духовник отмахивается и мотает головой.
— Кто это такой у нашего духовника дома живёт? — спрашиваю я вечером Азамата, когда он, отключившись от бренного мира, воркует над Алэком.
— Здоровенный такой? — отрешённо уточняет муж. — Это его пара.
— Ох-х, бедолага, — не удерживаюсь я.
— Кто? — удивлённо спрашивает Азамат, отвлекаясь от ребёнка.
— Ажгдийдимидин. Ты же не думаешь, что он сверху?
Муж поджимает губы.
— Лизонька, я тебя умоляю, не надо обсуждать личную жизнь старейшин. Тем более духовников. Они ведь и услышать могут. Это не наше дело! Да и потом, насколько я знаю, жалеть Старейшину Ажгдийдимидина не приходится. Он очень счастлив со своей парой.
— Да, но-о… — начинаю я, но Азамат быстренько перебивает:
— Ты завтра с утра уедешь?
— Да нет, мне наш "Ажги-хян" до вечера велел тут погулять.
— Ну Ли-и-иза! — Азамат воздевает руки к небу. — Я же тебя просил его так не называ-ать!
Я пользуюсь воздетыми руками и тыкаю его под рёбра.
Наутро я честно, как велено, отправляюсь гулять по городу, захватив с собой Алэка — не оставлять же бедную крошку в одиночестве на целый день. С мелким мне, конечно, не очень хочется таскаться по людным улицам, где ездят машины. Замотавшись в слинг и воссев на Пудинга, я делаю круг почёта по окраинам. Очень медленно, потому что Пудинг считает своим долгом пожевать ягод с каждого куста, ну или на худой конец цветочек из-под забора. Хорошо, что муданжцы не держат палисадников с культурными декоративными растениями, а то ещё наорут на меня, а потом, когда узнают, помрут от ужаса.
Двигаясь от куста к кусту, Пудинг постепенно завозит нас на речной берег, где обнаруживает куртину дикой кукурузы и вставляется в неё по самое седло. Поняв, что вытащить его в ближайшие пару часов не удастся, я спешиваюсь, разворачиваю одеяло и располагаю себя и мелкого валяться на солнышке. Города отсюда практически не видно, зато вода так блестит, что смотреть больно. Я лежу, зажмурившись, и пытаюсь отгадать, зачем же Ажгдийдимидин послал меня гулять, и туда ли я пошла, куда надо? Может, он хотел, чтобы я по кабакам пошлялась? Или по улицам, чтобы встретить кого-то? Надо было уточнить… Но с другой стороны, он и сам, наверное, понимал, что дал весьма расплывчатые указания.
Примерно через полчаса мои раздумья оказываются прерваны шорохом шагов по траве и тяжёлым дыханием. Я разлепляю один глаз — нешироко, чтобы не очень много солнца в него попало. Ко мне идёт какая-то полная дама. Поняв, что мне не избежать приветствия и, возможно, светского разговора, я сажусь на одеяле и солнечно, под стать погоде, улыбаюсь. Дама как-то испуганно останавливается. Против света я её совсем не различаю, сколько ни прикрывай глаза ладонью.
— Здравствуйте! — пингую. Может, хоть по голосу опознаю?
— Элизабет? — неуверенно спрашивает она.
— Она самая, — киваю, приподнимая брови. На Муданге меня так не называет никто: либо Лиза, либо Хотон-хон, но никогда не Элизабет. Уж не нарвалась ли я на очередное божество? Это бы объяснило…
— Вы меня, должно быть, не помните, — перебивает мои мысли дама. — Я Эсарнай с Гарнета.
— А-а-а! — хлопаю себя по лбу. — Помню-помню, я только вас против света совсем не вижу!
— Ой, простите, — она обходит меня ниже по склону и наконец-то становится видна. Это несомненно Эсарнай, жена Экдала, но то ли естественное освещение ей не очень идёт, то ли она плохо себя чувствует, в общем, выглядит она похуже, чем тогда, на Гарнете.
