Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда
Из-за угла вышла Энтипи. Увидев меня, она остановилась и выжидательно взглянула мне в лицо. Руки ее были опущены вдоль тела.
У меня от волнения пересохло во рту.
— Что, не ожидал? — насмешливо спросила она. — За дурочку меня держишь? — Я молчал, не в силах вымолвить ни слова. — Я ведь знала, что ты рано или поздно здесь появишься. Все потайные ходы в крепости изучила. Еще девчонкой. Мне их шут показал. Ему единственному из всех, не считая матери, никогда не наскучивало со мной возиться. Он ведь и королевством правит. Мой отец — только ширма. Ты об этом и сам догадался, верно?
Я растерянно кивнул. Энтипи говорила таким спокойным, будничным тоном… Все происходящее стало казаться мне каким-то нереальным… Может, я сошел с ума?!
— Шут ведь только прикидывается идиотом. А на самом деле он очень умен. Я не раз себя ловила на мысли, что лучше бы он, а не его величество был моим отцом.
Я вздрогнул. По-моему, Энтипи этого не заметила. К счастью для нас обоих. Потому что она смотрела одновременно и на меня, и куда-то в глубь своего существа, своей души…
— Я тебе противна? В этом все дело?
Этот внезапный вопрос, заданный резким, неприязненным тоном, быстро привел меня в чувство.
— Что?! Нет, нет, совсем в другом!
— Выходит, я тебя в постели разочаровала. А мне казалось, ты был счастлив делить ее со мной.
— И ты не ошиблась! Пойми же, Энтипи, дело вовсе не в тебе! А во мне. Я не могу.
— Все еще можно исправить, Невпопад, — рассудительно проговорила она. Я пытался и не мог определить, удалось ли ей спрятать обиду или она и впрямь воспринимала случившееся гораздо спокойней, чем я ожидал. — Извинись перед моими отцом и матерью. Скажи им, что был сам не свой от счастья и потому стал молоть всякий вздор. И мы сможем пожениться. Я знаю, что ты этого хочешь. Ты ведь любишь меня.
— Все не так просто…
— Нет, так!
— Поверь, я знаю, что говорю. Ведь ты мне доверяешь?
Она так весело расхохоталась, будто я ей задал самый нелепый на свете вопрос.
— Нет. Разумеется, нет. Ни капли. Я ведь знаю тебя даже лучше, чем саму себя. Ты негодяй. И до конца дней им останешься. Это-то меня к тебе так и притягивает.
— Но ведь в Терракоте ты другое говорила. Сказала, что веришь мне.
— Я соврала.
— Тогда? Или теперь?
Она не ответила. И тут мне впервые пришло в голову задать ей один немаловажный вопрос.
— Погоди-ка, вот ты все повторяешь, что я тебя люблю. А сама ты разве меня любишь?
— Я хочу тебя.
— Но это не одно и то же!
— Для простых смертных. Но не для принцессы крови.
Я облокотился на посох. Силы меня покинули. Казалось, я за последние несколько дней постарел лет на двадцать.
— И как, по-твоему, протекала бы наша семейная жизнь, если бы мы поженились, Энтипи? При том, что ты мне не доверяешь, не влюблена в меня, а просто желаешь обрести в моем лице супруга и любовника, испытывая при этом такие же чувства, как когда жаждешь получить новое колье или бокал редкого вина… Какое будущее было бы нам уготовано?
— Невпопад, — со вздохом возразила она, — я-то думала, ты и без моей подсказки понимаешь — один из немногих, — что этот мир безнадежен. И нам следует к нему приспособиться. Только и всего.
— О нет. Нет. — Я помотал головой. — Я… большего от жизни хочу. Кстати, никогда до нынешнего момента об этом не задумывался. Я постараюсь… быть лучше, чем мир, который меня окружает. Прежде мне казалось, что это лишнее, но теперь… я все силы готов приложить к тому, чтобы этого добиться. И ты этого когда-нибудь тоже захочешь. Но добиваться этой цели мы с тобой должны порознь. Вместе у нас ничего не выйдет, уж поверь мне. Я это твердо знаю. Только причину тебе назвать не могу. Знаю, ты не доверяешь мне, и, наверное, я это заслужил, но прошу тебя, поверь хотя бы тому, что я сейчас скажу: всю свою жизнь я делал только то, что могло пойти мне на пользу, даже если это причиняло вред другим людям. Но недавно я впервые сделал то, что здорово мне навредило, зато пошло на пользу другим. И нисколько об этом не жалею. — Я опустился на одно колено. — Прошу вас мне верить, ваше высочество!
Энтипи долго смотрела на меня задумчивым и загадочным взглядом, а потом мягко произнесла:
— Невпопад, должна признать, у тебя вдруг появилось новое качество, которое прежде тебе вовсе не было присуще.
— Героизм? — подсказал я, проглотив комок в горле.
— Нет. Занудство.
Она запахнулась в плащ, набросила на голову капюшон, почти скрывший лицо, повернулась и пошла прочь от меня. И горестно всхлипнула, подавляя рыдание. Или мне это только почудилось?
Я не мешкая тронулся в путь. Старался шагать как можно проворней, чтобы быстрей убраться на безопасное расстояние от крепости. Но, взойдя на небольшой пригорок, не удержался от того, чтобы не бросить прощальный взгляд на те места, где был так несчастен, и так счастлив, и так юн… В одном из высоких окон я разглядел чью-то неподвижную фигуру. Энтипи. Конечно, это она. На подоконнике стояла зажженная свеча. У меня болезненно сжалось сердце. Она для меня решила оставить свечу в окне. При мысли об этом я чуть было не повернул назад. Но тут она задула огонек, и ее окно превратилось в один из множества темных прямоугольников на фасаде крепости.
Вскоре я был уже у ворот города. При подходе к высокой стене, огораживавшей Истерию, я надвинул капюшон своего плаща на самые глаза и постарался спрятать в широких складках посох, чтобы стражники меня не узнали. Ворота были открыты, и воины не обратили на меня ни малейшего внимания. Возможно, сразу определили во мне личность, не заслуживающую их интереса. Но, быть может, Одклей и их тоже подкупил, чтобы они меня выпустили наружу. Как бы там ни было, я вышел сквозь ворота и быстро зашагал прочь от столицы. Шел без отдыха, пока она не осталась далеко позади. Сперва по главной дороге, потом по узкой проселочной, с которой свернул на едва заметную в темноте тропинку, петлявшую между холмов.
Я совсем выбился из сил, но продолжал шагать, опасаясь погони и стремясь сбить ее со следа. Перед самым рассветом, почти обессилев, я решил, что безопаснее всего будет пробираться в глубь страны не дорогами и даже не тропинками, а лесом. И хотя там также изобиловали опасности, риска для меня под его гостеприимной сенью все же было меньше, чем на открытых пространствах, где из-за каждого холма мог внезапно появиться отряд воинов, посланных на поимку преступника, который сбежал из темницы.
«Меня навряд ли хватятся раньше полудня, — рассуждал я. — Ведь в этот час узникам обычно приносили пищу. А к этому времени я успею уже так запутать следы, что меня и лесные духи не отыщут».
Но все же мешкать, тратя время на длительный отдых, было нельзя. Я свернул в лес. И побрел по нему, собрав последние силы, и остановился на короткий привал, лишь когда миновал густые заросли, перебрался через быстрый ручеек и спустился с пригорка в небольшую ложбину.
Усевшись на гладкий камень, я привалился спиной к стволу дерева и с наслаждением вытянул ноги. Вокруг стояла удивительная тишина, лишь где-то вдалеке в зарослях щебетали птицы.
Я решил подвести итоги недолгого моего пребывания при дворе. Итак, мне удалось отыскать своего отца, отравить существование своим врагам, пусть и ненадолго, отомстить Астел, выяснить, хотя и не наверняка, кто был убийцей Маделайн, пережить несколько любовных приключений, которые хотя и закончились трагически, но доставили мне немало приятных минут, я пару ночей спал в роскошной постели под теплым одеялом, а главное, раздобыл значительную сумму денег и немало золотых побрякушек. Последнее обстоятельство больше всего меня вдохновляло. Богатства были при мне — в поясной сумке и в посохе…
Я расстегнул пряжку на одном из карманов. И глазам своим не поверил. Открыл второй. Та же история. В обоих вместо монет и драгоценностей оказалась речная галька! И еще записка. Я развернул ее трясущимися пальцами и прочитал.
«Где, по-твоему, я мог взять деньги на подкуп стражников, чтобы вызволить тебя? А то, что осталось, разумеется, теперь у меня в кармане. Я ведь здорово рисковал и заслужил за это плату. Удачи тебе, сынок. Твой в веселии и смехе, Одклей».
Я поспешно отвинтил один из концов посоха. Из секретного отделения мне на ладонь высыпались монеты. Все были в целости. Вот только отчеканили их в Приграничном царстве, и здесь, в Истерии, они не имели хождения.
Я заскрипел зубами от бессильной злости. Я издал тоскливый стон. Я разрыдался от досады и безысходности. И наконец… расхохотался.
Смеялся я долго, до колик. Очень уж забавную шутку сыграл со мной напоследок папаша.
— Интересно, что это тебя так рассмешило?
Я в ужасе обернулся. Между двумя деревьями, прислонив ладони к стволам, стояла Шейри, плетельщица. Она словно материализовалась из ниоткуда.
— Мне следовало догадаться, — вздохнул я. — Что ты именно теперь появишься наяву. После того как я столько раз видел тебя во сне.
