Никогда не было, но вот опять. Попал 3 (СИ) - Богачёв Константин
— И что ты будешь Хрунову докладывать? — выжав из бутылки последнюю каплю себе в рюмку, спросил Кузнецов
— Докладывать ничего не буду, он мне не начальник, а чтоб он о деньгах, что нам заплатил, не слишком печалился, расскажу ему обо всём, что в Барнауле нарыли. А там пусть сам выбирает, кто ему враг, а кто так, мимо проходил.
— А вдруг он решит, что это дед Щербак. Судя по всему Щербаков нормальный мужик, мне его будет жалко, если хруновские варнаки с ним что-нибудь сотворят. — сказал Морозов.
— А вот это ты зря. Сдается мне, что за Щербаковым стоит все-таки община, да и сам дед Щербак с сыновьями на ягнят не похожи и, думаю, сумеют обломать рога голубцовским варнакам, если те к ним сунутся.
Глава 7
Тремя днями позже в трактире «Ресторанъ», в «кабинете для деловых встреч», Хрунов с Голубцовым внимательно слушали Павла Кондратьевича Жернакова. Когда тот, наконец, замолчал, то Голубцов понявший, что никто ему потерянных денег на блюдечке не принесет, разозлился:
— Ты такие деньжищи взял, а ничего конкретного не вызнал. Рассказываешь нам здесь какие-то сказки, а кто деньги спёр не узнал.
Жернаков откинулся на спинку стула и насмешливо посмотрел на него. Потом не спеша взял наполненную коньяком рюмку выпил и так же не спеша стал закусывать. Хрунов, проследил за ним и бросил, вскинувшемуся было Голубцову:
— А ну охолонь! — и спокойно продолжил.
— Что вы на это скажете, Павел Кондратьевич?
Тот так же нарочито не спеша огладил салфеткой свои щегольские усики и произнес:
— Господин Голубцов требует конкретики. Ну что ж, сам напросился. Барнаульские дознаватели вполне конкретно установили, что вы, господин Голубцов, в течение нескольких последних лет неоднократно встречались в Барнауле с неким Шубниковым Гавриилом по кличке «Голован» и покупали у него шлиховое золото, а так же получали от него координаты мест, где добывали золотишко дикие старатели, что стало с этими несчастными можно только догадываться.
— Не знаю я никакого Голована. — Голубцов несколько подувял, начиная постепенно осознавать, что с Жернаковым шутки плохи, и он напрасно набросился на сыщика с обвинениями.
— Наверное, по этому вы бегали по городу и пытались разузнать, куда он подевался, а когда узнали, что помер Голован, стали искать ему замену.
— Враки всё! Ничего я не искал.
— Тогда объясните, почему вместо того чтобы охранять вверенные вам ценности, вы, в сопровождении двух охранников, ездили сначала к некому Сычёву по кличке Сыч, а на следующий день к Грашину Захару известному как «Годный».
Голубцов было дернулся возразить, но Павел Кондратьевич жестом остановил его и добавил:
— Отрицать данные факты глупо, нашлись свидетели, что видели вас и у Сыча, и у Годного. И самое главное: на кой хрен вы кинулись воевать с Сычём и его присными, даже не попытавшись выяснить, кто же конкретно вас ограбил. Результат плачевный. — высказав свои доводы, он внимательно посмотрел на Хрунова и, помолчав, продолжил:
— Со смертью Сыча и Устина Коноваленко узнать, кто же так ловко вас обнёс, почти невозможно. А тот, кто хоть как-то мог разъяснить данное обстоятельство, пустился в бега. Я имею ввиду Петухова Макара по кличке «Гребень», давнего подельника Сыча. С ним ушли еще двое: Горохов Василий по кличке «Лапоть» и Мокрецов Гордей по кличке «Кривой». Местонахождение этих бегунов мне установить не удалось. Вот такова конкретика, любезный господин Голубцов.
Жернаков с ухмылкой посмотрел на сникшего Ефима и обратился к Хрунову:
— Может быть вам, Фрол Никитич, тоже конкретики надо?
Тот посмотрел на Голубцова и, отрицательно покачав головой, заявил:
— Оставьте ее себе такую конкретику, а мне лучше скажите, кто, по вашему мнению, из всех вами названных причастен к ограблению Ефима?
— Извольте! Мое мнение, что первенство тут за Сычом и его подельниками.
— Отчего вы так решили?
— Вам известен некто по фамилии Лычков и по кличке Драный?
Хрунов недоуменно пожал плечами, а Голубцов хмуро произнес:
— Знаем такого.
— Так вот этот Драный приехал в Барнаул следом за вами. И самое интересное он оказался из одной деревни с Мокрецовым Гордеем по кличке Кривой.
— Что это за деревня? — спросил Хрунов.
Жернаков усмехнулся, полез в карман, достал записную книжку, полистал её.
— А вот… Маношкино.
— И где это?
— Я не интересовался, но полагаю, что в Барнаульском уезде.
— Значит все-таки Сыч. — Голубцов сжал кулаки и хмуро глянул на сыщика.
— Я сказал, что вероятность участия сычёвских варнаков в вашем ограблении наиболее высока, но и других тоже со счетов сбрасывать не надо.
— Это кого же? — заинтересовался Хрунов.
— Ну, вторым по списку идет некий Сивков Василий по прозвищу Сорокопуд из Бийска. Я думаю, что он вам знаком.
Хрунов задумчиво кивнул, а Голубцов недоуменно спросил:
— А этот-то причем?
— Вполне возможно, что Лычков направился к Сивкову в Бийск, а вовсе не к своему земляку. Не удалось отследить передвижения Драного в Барнауле. И сам он куда-то запропал. Потому и возникло подозрение у барнаульских сыщиков, что тот был в городе проездом. А Сорокопуд, как я понимаю, тоже пострадал от ваших манипуляций с золотом. Так что мотив у него есть. Мне кажется, что против вас господа кто-то сбивает комплот из обиженных.
Жернаков замолчал, наблюдая за реакцией Хрунова на последние слова. Тот, повернувшись к Голубцову ожег его красноречивым взглядом. Мысленно усмехнувшись, «эк тебя проняло», продолжил:
— Ну и последний персонаж — это некто скрывающийся под именем Бендер Остап Сулейманович. Полагаю, что имя и фамилия вымышлены, но он как-то связан с Щербаковым Софроном, который добился в Горном управлении разрешение на добычу золота и вложился в создании в Барнауле пароходной компании. Сам же Щербаков — пожилой деревенский кузнец и старообрядец, поэтому и возникло подозрение, что за ним стоит старообрядческая община, ну или группа богатых старообрядцев не желающих публичности. Вот такой расклад господа.
— Ну а этого кержака вы чего сюда приплели. — высказал недовольство Голубцов.
— А «приплёл» я его, любезный господин Голубцов, потому, что он приехал из своего села в Барнаул на несколько дней раньше вас и уехал на несколько дней позже. То есть находился в Барнауле как раз во время всей этой кровавой кутерьмы. И мотив у него с вами расправиться вполне мог быть.
И Жернаков рассказал историю взаимоотношений Рябого и деда Щербака. Слушавший его с интересом Хрунов, спросил:
— Этот Рябой к нам какое отношение имеет?
— Имеет. Косвенное. Это он со своей бандой выслеживал и потрошил «диких» старателей. А добытое таким способом золото сдавал Головану. Про Голована я вам уже говорил. Собственно, кой-какие ваши прииски попали к вам благодаря этому бандиту.
— Этак кого угодно обвинить можно. — заметил Хрунов.
— Я, господа, не обвиняю, я констатирую факты. А факты таковы, что Рябой этот исчез в тайге и в положенный срок у Голована не появился. Тот, чтобы выяснить, куда подевался Рябой, послал троих своих варнаков. Причем послал не куда-то в тайгу, а в село где живет этот Щербаков. Так вот: все трое погибли в пожаре. Заимка, где они находились, сгорела и, вместе с ними, сгорел и хозяин заимки — местный богатей.
— Через два или три дня после приезда Щербакова в Барнаул кто-то убивает еще трех головановских приспешников. Позже в доме Голована находят его труп. Доктор, которого полиция привлекла к расследованию, установил, что тот умер естественной смертью. Самое интересное, что в доме Голована полиция не обнаружила ни денег, ни каких — либо других ценностей. Таковы факты. И, согласитесь, факты эти заставляют задуматься.
— Так это что? Выходит их всех этот кержак поубивал? Почему же барнаульская полиция его не арестует? — возмутился Голубцов.
— Ну, с Рябым и сельским пожаром ясности нет, никто там ничего не расследовал. К убийству же трех головановских бандитов Щербаков отношение не имеет. Установлено, что в это время он был в горной управе. Заявку на прииск оформлял. И вас он не грабил. Я это специально проверил. В последующие три он работал вместе с артелью строителей на купленном им недостроенном доме. Кроме того сдается мне, что он ничего не знает о ваших связях с Голованом, а через него с Рябым.