Александр Афанасьев - Алая кровь на белых крыльях
Выстрел! Тело французского полковника с разлетевшейся головой отшвырнуло на площадь. Нужно уходить! Зачем? Чтобы быть арестованным во время очередной акции? А тут такая удобная позиция! Хлопок выстрела -еще один безголовый! Разрывные пули это здорово! Ага, заметались! Хлопок! Еще один готов! "Черт по людям-то за что?"- прокричал Фридрих увидев, что солдаты оцепления и пулеметчики открыли огонь, по согнанным на площадь для просмотра казни жителям, - "Вот он я! В меня стреляйте!" Черт! Выстрел! Еще один готов! К черту офицеров! Пулеметы главное! Перезарядка. Выстрел! Попал! Еще раз! Не нравится? Снова выстрел! А теперь вот этому!
Капрал Монперсье, заметив отблеск оптики в чердачном окне, дал длинную очередь из "гочкиса" и тело Фридриха Гейдриха бывшего фельдфебеля 23-й пехотной дивизии разрезало почти пополам, отбросив вглубь чердака. Суматоха на площади и стрельба в мирных жителей происходили еще около часа, прежде чем был наведен порядок. На лице убитого фельдфебеля, когда его тело было найдено, застыла нехорошая звериная усмешка. Вечером того же дня, по приказу нового коменданта Магдебурга, на площади был произведен расстрел двухсот заложников. Ночью группа неизвестных забросала гранатами здание оккупационной комендатуры.
Утренние газеты Магдебурга ничего о вчерашних событиях не сообщили. И еще неделю газеты делали вид, что в городе нет стрельбы и каждый день не убивают новых и новых французских солдат. Но когда восьмидесятилетний ветеран войны 1871 года, снявший из старой винтовки Дрейзе трех пуалю напавших на его внучку был зверски убит вместе со всей семьей, плюс после поджога доходного дома, где он жил французы стали стрелять в пожарных и жильцов тушивших пожар, все утренние газеты вышли с одним и тем же лозунгом - "Если ты немец, к оружию!", ну а немцев в Магдебурге было много. За оружие взялись все. Хозяева закрытых оружейных магазинов, раздавали припрятанный товар, не забывая брать расписки в получении, что бы потом предъявить счет Магистрату.
Германия Из детских сочинений:
"Потом мы поехали в деревню, там французы убили моих папу и маму".
"Потом французы выкопали несколько ям и закопали убитых и моего папу тоже".
"Пришел вестовой и сказал, что отца повели к расстрелу. Я не мог проговорить ни слова".
"На другой день, когда они опять ворвались к нам, увидели моего дядю в погонах и офицерской форме, хотели сорвать погоны, но он сам спокойно их снял, вынул револьвер и застрелился, не позволив до себя дотронуться".
"Я уже навеки прощалась с папой, я знала, что его ждет неминуемая смерть с мучениями и пытками".
"У нас сделали обыск и хотели убить мою бабушку, но не убили, а только ранили рукояткой револьвера".
Глава 10 Май 1919 года. Хлеб и Кровь.
Мойшу давно как счетовода интересовало, зачем новым хозяевам столько хлеба. Армию кормить? Так тут на четыре польских армии, а легионеры и продотрядовцы сами кормятся. Попробуй-ка отказать! Мигом или петля на шею, или расстрел. Поначалу были раздумья куда податься - в легионеры или в продотрядники, но после того, как в на улицах Тамбова ночью вырезали несколько патрулей, желание стать легионером напрочь пропало. Пускай недалекие лезут под пули за польское гражданство, а умным лучше переждать - считать Мойша умел - слишком мало поляков, и слишком большую территорию они себе забрали, даже с теми легионерами, которых в граждане примут им людишек не хватит. Подождем немного, а там глядишь и так начнут раздавать. А кому раздавать как не продотрядникам? Они там в своей панской Польше без нас с голоду загнуться, если бы не мы, так и ходили бы с голым задом шляхтичи голопузые. Упоминание о шляхте ничего кроме смеха у Шмуля не вызывало. Какие они дворяне? Дворяне были здесь, пока их в семнадцатом под нож не пустили, а там - вчера селедку чистил, или навоз выгребал - а сегодня нате вам - шляхтич! Считать пускай научиться и читать! Князей развелось как грязи! Может права поговорка? А если честно, то все обрыдло! Если б не крестьянские девки, с которыми можно развлекаться в каждой деревни, то со скуки наверное и в легионеры бы подался. Было правда пару раз. Бузить начали мужичье поганое. Так против пулемета разве побузишь? А девки деревенские бывают горячие! Вот и сейчас Яшка ухватил молодую деваху и поволок в сарай. А мамаша-то бойкая стерва оказалась - лицо Яшке то когтями полоснула! Ну ничего, сейчас потешимся - всыпем этой толстухе шомполов на виду у всей деревни. Вон пацаны уже и козлы притащили. Сейчас привяжем и пойдет потеха. А после сами все зерно отдадут. Ну, что пора, что ли команду какую пацанам подать.
Мойша поправил кобуру "маузера", одернул кожаную куртку и крикнул: "Приступайте!". Привязанная к козлам ремешками толстуха истошно заорала. Ее вопль перекрыл крики, вопли и рыдание ее дочки, с которой развлекался Яшка на сеновале. Стоявшие селяне, согнанные продотрядовцами, затравленно смотрели на экзекуцию. Когда толстуха от боли потеряла сознание, ее окатили пару ведер колодезной воды и продолжили. Наконец, когда спина мамаши превратилась в кровавое месиво, Шмуль отдал команду остановиться. Рыпнувшихся было снимать выпоротую бабу, односельчан отогнали прикладами. Мойша вышел к козлам, на которых враскорячку была привязана провинившаяся селянка, достал бумагу и зачитал притихшим жителям деревни сколько и чего с каждого двора они должны сдать на нужды панской власти. Чтение сего документа осложнялось воплями молодухи, которую продолжал драть неугомонный Яшка Шифман. Однако, несмотря на эти акустические трудности, всем стало ясно, что нести требуемое нужно самим и добровольно, иначе процедура порки несчастной и может и других упорствующих может быть продолжена. Испуганные бабы и старики потянулись к своим дворам, под внимательными взглядами бойцов отряда. Черт! Да угомониться этот кобель или нет? Или рот порвать этой дуре, чтобы не орала на всю деревню? Яшка, тоже как какой-то поц, сам что ли не может догадаться заткнуть рот этой девке?
Наконец, понесли изымаемые продукты согласно, списка. Подождем, пока все принесут, а потом посчитаем. Если не будет хватать, пойдем по избам пошарим и возьмем на треть больше. В следующий раз будут сговорчивее. Крики вроде бы стихли, то ли Яшка закончил, то ли догадался этой дуре по харе врезать. А, вот и он, счастливый и довольный как кот, идет головой мне в сторону сеновала машет. Ладно, пойти и мне что ли потешить себя, пока он тут за меня покомандует. Если что, Яков пацан ушлый - возьмет не на треть, а на половину больше того, что нужно, сдадим на рынке, с руками оторвут. Ну и где эта девица краса, между бедер кровава полоса? Стихи что ль начать писать? А, вот она забилась в угол и скулит. Иди сюда, дура! Сейчас и я тебя оженихаю. А красива девка ничего не скажешь, вон уже и покорная стала, и не кричит даже, только всхлипывает… Ладно потешили себя и хватит, все же Шифман кобель - после него девок драть никого удовольствия, как будто сам себя рукой тешишь. В следующем селе я буду первым, а он пускай делом занимается. Командир я, в конце концов или нет! Ну, что там у нас?
Ого, подводы нагружены, похоже, мой заместитель половину еще сверху собрал! Сами виноваты! Когда говорят нести, нужно нести! С властью не шутят! И как всегда, какую-то бабу с собой прихватил, девок портить ему мало, подавай еще кого-нибудь! Ладно, в пути развлечемся. Довезем до Тамбова, а там выпустим обратно, в чем мама родила, вот потеха будет. Ого, а откуда он мед раздобыл? Молодец Яков! Поехали, что ли пацаны!
Продотряд Мойши Шмуля покинул деревню Рудовка, собрав требуемое и проявив истинный гуманизм по отношению к населению. За исключением одной выпоротой шомполами крестьянки и ее изнасилованной дочки, никто более не пострадал. Увезенная продотрядовцами тридцатилетняя вдова Тамара Кожинова в деревню не вернулась, вряд ли она пропала без вести, скорее подалась в город, чтоб не смотреть в глаза односельчанам и не краснеть, за то, что тешила пархатых.
Всю ночь над Рудовкой стоял вой - немолодая, полная, абсолютно нагая женщина, лет сорока, с окровавленной спиной выла в сарае, обхватив тело девушки лет восемнадцати, на неестественно бледной шее которой, виднелся синюшный след от веревки. Похоронили ее Дашу на третий день, на кладбище, ибо батюшка сказал, что нет на ней греха, а грех на нем самом.
Из детских сочинений:
"Там начали есть человеческое мясо и часто бывали случаи, что на улицах устраивали капканы… ловили людей… делали из них кушанья и продавали на базарах
"Родился я на тихом Дону в очень бедной семье. Отец простой казак, образование получил маленькое, кончил приходскую школу, нас было у него шесть человек, чтобы добиться образования я своими маленькими ручонками подбирал скошенную рожь".
