Составитель Андрей Синицын Коллектив Авторов - Человек человеку - кот
— Ничего, — ответил Зенон, в котором уже гуляло пивное легкомыслие. — Авось пронесёт.
И приподнял дыню за оба полюса. Напрягся. Поднял, так уж получилось, рывком: она оказалась на деле куда легче, чем представлялось. Повернулся на полоборота. Примерился и плавным движением водрузил конструкцию на плоскость сундука.
Плавно-то плавно, однако, наверное, всё же задел или зацепил или нажал что-то; так или иначе, дыня пискнула, так что даже в ушах зазвенело. Птич невольно отдёрнул руки. Но уже поздно было.
До этого мгновения в кухне, да и во всём доме, стоял серый утренний свет: день обещал быть пасмурным. А сейчас вдруг ударила в глаза яркая краснота. Всё грянуло жарким светом преисподней: каждый предмет, стены, потолок, даже разинувший от изумления рот Эмигель Какадык, и даже кот Кузя, только что поднявшийся на лапы и сладко потягивавшийся — наверное, в предвкушении завтрака.
— Ох, мать честная, — только и проговорил Зенон.
— Пожар! — прохрипел Миля. Хотел, похоже, что-то ещё добавить, но не успел: снова дыня пискнула — теперь дважды — и мир изменился: из тревожно пламенного стал оранжево весёлым, ярко солнечным, летним, пляжным каким-то, показалось даже, что сразу потеплело, чуть ли не впору стало раздеваться до трусов…
— Вот так бы и оставил, — попросил Эмигель. — Скомандуй ему!
— Может, скажешь — как? — огрызнулся Зенон.
Этого никто не знал. Дыня же, выждав ещё секунд пять, подала голос трижды, вслед за чем мир пожелтел; на этот раз успели заметить, что переход был не рывком, а плавным, хотя и быстрым переходом.
— Солнышко, — сказал Птич, расслабляясь чуть-чуть.
— Боткинский колер какой-то, — не согласился Какадык. — Желтушный.
— Скажешь тоже!
А мир уже зазеленел, как заливной луг по весне, наводя на мысли то ли о вылазке на природу, то ли о свежем салате. Потом прорезалась голубизна — ясная, небесная, лёгкая, почему-то заставлявшая думать о счастье, о любимой женщине, о вечно убегающем горизонте… Эмигель закрыл глаза, пробормотав хмуро:
— Терпеть не могу фиолетового. Под него только эту самую пить.
Он из осторожности не назвал — что именно следует принимать в фиолетовом мире. Но тут же спохватился:
— Слушай, бежать надо. Он сейчас как поддаст ультрафиолетом!
Зенон покосился на кота. Кузя вопросительно смотрел на него, ожидая, видимо, полагающейся порции съестного. Больше ничего, похоже, его не беспокоило. Птич сказал:
— Нет, скорее всего, не поддаст. Вон Кузя не волнуется.
— Он что у тебя — эксперт?
— Они многое чувствуют. Кошки. И коты, понятно. Дыня снова прозвучала — на этот раз протяжно и как бы разочарованно. И погасла, возвращая миру его сегодняшнюю унылую расцветку.
Минуту-другую друзья приходили в себя. Потом Птич поспешно приблизился к шкафчику, распахнул, достал пакет с кормом. Блюдце было где-то в наглухо заставленном углу, рисковать Птич больше не решился, сыпанул прямо на пол, Кузя посмотрел осуждающе, обнюхал с подозрением, успокоился и принялся насыщаться. Всё было нормально; во всяком случае, оба в это поверили.
— Ладно, — сказал Эмигель. — У нас ещё пять ёмкостей осталось, так что не станем медлить. А что ты там собирался изложить — насчёт денег и перспектив? Не забыл от страха?
— Под тобой сухо? — сделал контрвыпад Птич. — Тряпка не нужна? — И, видя, что партнёр собирается всерьёз обидеться, сразу продолжил: — Ну ладно, шутка. А что касается перспектив, то…
Он вздохнул, как бы вентилируя лёгкие перед долгим объяснением.
— Я вот подумал: всякую вещь можно использовать по-разному. В зависимости от собственного разумения. Можно, как говорится, микроскопом гвозди забивать, топором — балки тесать или головы рубить…
— Вот-вот, — не сдержался Миля. — А врать — нехорошо, воровать же — грешно. Знаешь, я это тоже слышал, и не раз. Так что переходи прямо к делу, считай, что увертюру уже исполнил.
— А это и есть дело. Поясняю для тугомыслящих. Что мы имеем? Достаточно внушительное количество непонятных в большинстве своём вещей. Можно назвать их конструкциями, разумеется. Но пока они в этом своём качестве для нас бесполезны. Почему? Да хотя бы потому, что от всякого, представляющего какую угодно конструкцию, требуют прежде всего ответа на два вопроса, даже на три: для чего это, как устроено и как работает. Пока не будут даны ответы, никто не только не станет оформлять патента — предъявленную вещь просто отберут, чтобы над нею поработали люди поумнее. И если ещё только отберут — это полбеды. Но на этом ведь никак не остановятся в наши полные страхов и подозрительности времена. А начнут вызнавать, стараясь копнуть поглубже. «Совершенно ясно, что поскольку вы не можете объяснить, что это, как и зачем, то понятно, что это задумано и сделано не вами. Поэтому будьте добры ответить вот на какие вопросы: где вы это взяли? каким путём получили? от кого, где и когда? какие при этом вам были даны инструкции?». И дальше: «Поскольку этот предмет самим своим существованием заставляет заподозрить его внеземное происхождение, предлагаем вам без малейшей утайки рассказать: где, при каких обстоятельствах и каким образом он был вам передан — и кем именно. С точностью до метра и секунды. Далее: каким образом вам удалось установить связь с этим лицом или лицами? Опишите подробно, во-первых, их облик, во-вторых — дословно: что при этом было сказано? На каком языке происходили переговоры? В-третьих: была ли эта встреча первым случаем контакта с ними? Где и при каких обстоятельствах происходили предыдущие? Далее: согласились ли вы исполнить задание за вознаграждение? Какого характера, если денежное — то в какой сумме и валюте? Если же представленный вами предмет оказался в вашем распоряжении не в результате сговора с какими-либо людьми или другими существами, то каким образом вы его получили? В результате кражи? Укажите, где, когда и при каких обстоятельствах эта кража была вами совершена. А может быть, вы это купили у кого-то? Время, место, приметы продавца. Это ведь не такая вещь, какую можно носить в кармане, она достаточно велика и сразу бросается в глаза, так что не надо выдумывать байки насчёт рынка: появись такое там, мы уже давно имели бы оперативные материалы по этому поводу. Или вы это просто нашли? Вот так — шли и нашли под деревом? А больше ничего такого там не было? Прекрасно, сейчас мы с вами немедленно отправимся туда, чтобы проверить ваши показания и основательно всё осмотреть…». Ну, и так далее. Причём это будет не какая-нибудь местная милиция или полиция. Организации посерьёзнее. Поскольку, как известно, всё, что касается возможных или предполагаемых контактов с представителями иных цивилизаций каждым серьёзным правительством рассматривается, как государственная и военная тайна высшей степени секретности, и уже само открытое предъявление такого предмета могут навесить на любого, как разглашение таковой. Со всеми вытекающими последствиями. А первым из этих последствий неизбежно станет глухая изоляция от общества тех, или того, кто этот предмет предъявил: на всякий случай. Если даже не будет никаких доказательств сговора, кражи и даже не подтвердится мысль о внеземном происхождении этого товара. Хорошо ещё, если это будет только изоляция, а то ведь — для простоты и надёжности — и угробить могут: как говорилось в былые времена, нет человека — нет проблемы… Как тебе такая интерпретация, Миля?
Шмыгнув носом, Эмигель ответил голосом, прозвучавшим как реквием:
— Кранты. И кой чёрт принёс меня сюда прошлым вечером?
— Это тебе на роду было написано, наверное. Но теперь то ты хоть понял, чем могло бы обернуться создание такой фирмы, какую ты предложил?
— М-да. Вернее всего, так оно и получилось бы. До заказов дело бы не дошло.
Но тут же Какадык встрепенулся:
— Постой. Но ты ведь сказал, что какая-то перспектива есть? И даже приличная?
— Я её ясно вижу.
— Чего же ты ждёшь? Давай! Или это тоже государственная и военная тайна?
— Ну, не от тебя же. Ответь, пожалуйста, мне вот на какой вопросик: что может, сохраняя абсолютную непонятность и даже, может быть, бессмысленность, при этом оставаться совершенно законным, как говорится — прозрачным, разрешённым, и мало того: обладающим определённой, порой очень немалой рыночной ценностью и дозволенным к неограниченному распространению среди населения?
— Гм, — ответил Миля, усиленно размышляя. — Гм. Гм. А ты знаешь?
— Конечно.
— Так скажи — вместо того, чтобы загадывать загадки. Что это?
Мгновение поколебавшись (наверное, велико было искушение ещё помучить возможного компаньона), Зенон сказал:
— Всё очень просто, Миля. Искусство. Современное. Изобразительное. Скажем, пост-постмодернистское. Название если потребуется, придумаем — или кто-нибудь его даст и без нашей просьбы, совершенно бесплатно.
