Р. Лафферти - Девятьсот бабушек
— И вы понимаете, что один шаг не ведет к успеху?
— Я понимаю, что моя жизнь является прямым нарушением всех известных законов: сохранения массы, импульса, ускорения и энергии. Она отрицает ограничения, наложенные природой, лимиты производительности человеческих органов, законы внутренней компенсации и правило золотого сечения. Я знаю, что человек не может повысить расход энергии и в шестьдесят раз увеличить работоспособность, не увеличив при этом потребление пищи, но именно это я и делаю. Я знаю, что нельзя жить, тратя на сон лишь по восемь минут в сутки, но я так живу. Я понимаю, что нельзя за одну жизнь усвоить опыт нескольких сотен поколений, но я не вижу, что может помешать мне это сделать. А вы говорите, я себя уничтожу!
— Тот, кто ограничивается первым шагом, губит себя.
— И как сделать второй шаг?
— В свое время мы предложим вам выбор.
— Интуиция мне подсказывает, что я не воспользуюсь предложением.
— Да, судя по всему, вы откажетесь. Слишком уж вы привередливы.
— Я чувствую ваш запах, древний Человек без лица. Теперь я знаю, что это запах Ямы [4].
— Вы только сейчас поняли?
— Так пахнет глина из Ямы. Та самая, из которой лепили таблички в древней стране между реками [5]. Мне приснилась шестипалая рука — она тянулась вверх из этой глины и отбрасывала тень на всех нас!
— Не забывайте, что, согласно иной редакции текста, из этой глины Кое-кто создал людей.
— Я прочел: «Сначала люди считали пятерками и десятками, отталкиваясь от количества пальцев на руках. Но до этого — по какой-то причине — люди считали шестерками и дюжинами». Но время не пощадило таблички с клинописью, среди них многичисленные пробелы.
— Да. Время в одном из своих проявлений ловко и намеренно оставило эти пробелы.
— Я не могу разгадать имя, которое уходит в один из пробелов. Вы можете?
— Я — часть имени, которое уходит в один из пробелов.
— И вы — Человек без лица. Но для чего вы отбрасываете тень на людей и для чего контролируете их? Какова цель?
— Пройдет много времени, прежде чем вы найдете ответы на эти вопросы.
— Когда наступит момент выбора, я тщательно взвешу все за и против. Но скажите, Человек без лица, приходящий из Ямы, разве ямы и люди без лиц — это не чистая готика XIX века?
— Да, существовали такие настроения в Лондоне того времени. Люди были близки к тому, чтобы догадаться о нашем существовании.
С этого момента в душе Чарльза Винсента поселился страх. Теперь он почти не позволял себе шалости в отношении других людей.
Но это если не считать Дженнифер Парки.
Его к ней притягивало, и это было необычно. Он едва знал ее по обычному миру, и она была старше его лет на пятнадцать. Но теперь она нравилась ему как женщина, и все его шалости с ней были преисполнены нежности.
Эта старая дева не приходила в ужас и не бросалась запирать двери, хотя такого с ней раньше не случалось. Он мог идти за ней следом, гладить ее волосы, а она тихо и взволнованно вопрошала:
— Кто ты? Почему не покажешься? Ведь ты же друг, верно? Ты человек или что-то иное? Если ты можешь ласкать меня, почему не поговоришь со мной? Пожалуйста, покажись. Обещаю не причинять тебе вреда.
Она даже не допускала мысли, что это он может причинить ей вред. Или когда он обнимал ее или целовал в макушку, она восклицала:
— Наверное, ты маленький мальчик или очень похож на мальчика, хотя неважно, как ты выглядишь на самом деле. Молодец, что не ломаешь мне вещи, когда увиваешься возле меня. Иди сюда, позволь мне тебя обнять.
Только очень хорошие люди не боятся неизвестного.
Когда Винсент столкнулся с Дженнифер в обычном мире, куда с некоторых пор он стал наведываться намного чаще, она взглянула на него оценивающе, как будто догадываясь, что их что-то связывает.
Однажды она обратилась к нему:
— Я знаю, невежливо с моей стороны говорить вам об этом, но вы выглядите неважно. Вы обращались к врачу?
— Уже несколько раз. Но, по-моему, это мой доктор должен сходить к врачу. Он и раньше был склонен делать своеобразные замечания, но теперь он слегка расстроен.
— Будь я вашим доктором, я бы тоже слегка расстроилась. Но все же вы должны отыскать причину вашего недомогания. У вас очень неважный вид!
«Не так все и страшно», — подумал Винсент. Да, он лысеет, тут не поспоришь. Но многие мужчины теряют волосы после тридцати, хотя, возможно, не с такой скоростью. Быть может, он лысеет из-за сильного сопротивления воздуха. Находясь в ускоренном состоянии, он перемещается со скоростью около четырехсот километров в час. Достаточно, чтобы сдуть волосы с головы. И не по этой ли причине у него испортился цвет лица и глаза смотрят устало? Нет, все это чепуха. В ускоренном состоянии он ощущает давление воздуха не больше, чем в нормальном времени…
И вот от них пришел вызов. Но Винсент решил не отвечать. Ему не хотелось становиться перед выбором, не хотелось примыкать к обитателям Ямы. Но он и не хотел отказываться от преимуществ, которые давала власть над временем.
— Они останутся со мной при любом раскладе, — сказал он себе. — Я уже противоречие и невероятность. «Нельзя влезть на елку и не порвать штаны» — пословица всего лишь ранняя формулировка закона внутренней компенсации: «Нельзя взять из корзины больше, чем в нее положено». Долгое время я нарушал все законы. «Сколько веревку не вить, а концу быть», «Кто заказывает музыку, тот и платит», «Все, что поднимается, когда-нибудь опускается». Но можно ли утверждать, что пословица — универсальный закон Вселенной? Несомненно. Произнесенная пословица имеет силу универсального закона; это всего лишь иная формулировка. Но я нарушал универсальные законы. Осталось посмотреть, нарушал ли я их безнаказанно. «Любое действие рождает противодействие». Если я откажусь иметь дело с этими людьми, я спровоцирую ответную реакцию. Человек без лица сказал, что это гонка на выживание. Победителю — абсолютная власть, проигравшему — смерть. Отлично, я выхожу на старт.
Его начали преследовать. Чарльз Винсент знал, что они настолько же ускорены относительно него, насколько он ускорен относительно обычного мира. Для них он выглядел неподвижной статуей, застывшим мертвецом. В свою очередь он не мог их ни видеть, ни слышать. Они преследовали его и пакостили по мелочам. Но он по-прежнему не отвечал на вызов.
В конце концов они пришли к нему, чтобы провести собрание. Люди без лиц материализовались в его комнате.
— Итак, выбор, — сказали они. — Ты ставишь нас в неловкое положение, вынуждая напоминать об этом.
— Я не стану одним из вас. От вас пахнет Ямой — древней глиной, из которой делали таблички в стране между реками… запах народа, который существовал до появления людей.
— Наша цивилизация существует очень долго, — сказал один из них, — и мы решили, что так будет вечно. А вот Сад[6], который был рядом с нами… ты знаешь, сколько продолжалось его цветение?
— Понятия не имею.
— Меньше одного дня. Все произошло очень быстро, и к наступлению ночи их изгнали. Наверное, ты предпочел бы иметь дело с чем-то более постоянным?
— Я в этом не уверен.
— А что ты теряешь?
— Надежду на вечную жизнь.
— Но ты же не веришь в нее. Ни один человек по-настоящему не верит в вечную жизнь.
— Пусть ни один человек не верит в вечную жизнь, но ни один человек и не отвергает ее существование.
— Так или иначе, вечная жизнь недоказуема, — сказал один из безлицых. — Вечность не может считаться доказанной, пока никто не знает, есть ли у нее конец. Но в случае наступления конца она будет опровергнута. Вы же не хотите все время мучиться вопросом: «А что, если все закончится в следующую минуту?».
— Мне представляется, что если мы переживем плоть, то это будет своего рода гарантией.
— Но ты не уверен ни в том, что сможешь пережить плоть и получить гарантию, ни в том, что сможешь эту гарантию принять. А мы вплотную подошли к вечности. Когда время мультиплицирует само себя и это повторяется раз за разом, что это, как не эмуляция вечности?
— Я так не думаю. Я не приму ваше предложение. Один из вас сказал, что я слишком привередлив. Итак, теперь вы убьете меня?
— Мы лишь позволим тебе погибнуть. Выиграть гонку в одиночку невозможно.
После этого Чарльз Винсент вдруг почувствовал себя повзрослевшим. Он понял, что ему не быть ни полтергейстом, ни шестипалым существом из Ямы, что это не его стезя. Он понял, что придется заплатить за каждую выгаданную минуту. Поэтому он стал использовать свои способности на полную катушку. Какие бы возможности ни открывало абсолютное овладение человеческими знаниями, он попытается их реализовать.
