Кир Булычев - Осечка-67
Шум в дверях возрастает, и мы видим, как несколько защитников Эрмитажа отступают в дверь под напором пролетариата. Они отбиваются прикладами, саблями, вся эта схватка поглощается ревом с площади и боевой песней, которая несется из динамика.
Но этот прорыв, видно, локален, и после минутного противостояния в дверях нападающие откатываются, и Коган, который, полувытащив саблю из-за пояса, хотел было прийти на помощь, вдруг видит, что с другой стороны появляется молодой солдат с перевязанной головой.
Тут Коган окончательно осмелел и кинулся на него с саблей.
Солдат. Да погодите вы, товарищ! Мне Керенский нужен!
Коган. Ты как сюда проник?
Солдат. Через окно.
Коган. Как председатель партии Бунд я категорически настаиваю – зачем вам Керенский?
Солдат. У меня к нему письмо… да скорей же, я сейчас упаду и отключусь.
Коган. Вы тогда садитесь на койку.
Солдат остается стоять.
(Несется к дверям и, размахивая саблей, кричит в темноту). Керенский! Александр Федорович! Товарищ Яманидзе! К вам пришли!
Он отступает обратно, потому что в дверь врывается взмыленный Керенский.
Керенский. Что еще?
Солдат. Вы будете Керенский? Вам в собственные руки. От генерала Краснова.
Керенский разрывает конверт и читает вслух.
Керенский. «Нахожусь в районе Варшавского вокзала. Пробиваюсь с потерями. В нарушение исторической правды улицы блокированы танками и БТРами. Продержитесь еще час. Телефон сообщит вам мой гонец. Не доверяю бумаге». Телефон генерала Краснова. Срочно.
Он подходит к солдату, и тот, бессильно покачиваясь, шепчет на ухо Керенскому и тут же падает на койку. Ему помогает лечь Коган, который берет у солдата пистолет.
Коган. Вперед, без страха и сомнения! (Идет к двери, останавливается и смотрит наружу.)
Керенский(набирает номер). Это квартира шестнадцать? Говорит Керенский. Генерала Краснова, пожалуйста. Генерал? Уж не чаял услышать снова ваш голос. Ваш гонец добрался до нас. Чудом добрался. Как премьер правительства прошу вас отметить его Георгиевским крестом…
Солдат пытается приподняться, но вновь опускается на койку.
Теперь вся надежда на вас. Толпа рвется в Зимний. Там много пьяных, есть огнестрельное оружие с боевыми зарядами. Я не представляю, какой будет ужас, если они ворвутся внутрь… Генерал Краснов, ваша боевая задача, не только задача – ваш долг пробиться к Зимнему и разогнать бунтовщиков. Выполняйте задачу… Какие еще танки – так пройдите другой улицей! У меня тут девочки с дуэльными пистолетами погибают, а вы с конницей какие-то два-три танка обойти не можете… Ну то-то, генерал. Отчизна не забудет… Да, учтите, что с настоящего момента вы исполняете должность военного министра России. Жду вас, генерал.
Он вешает трубку и оглядывается. Нo зрителей не оказалось.
Снова начинает вещать радио, и Керенский вздрагивает от неожиданности.
Голос диктора. Продолжаем прямой репортаж с Дворцовой площади Ленинграда. Вы слышите выстрелы и радостные крики. Нам тут плохо видно, но есть мнение, что наши славные трудящиеся ворвались на первый этаж дворца. Со всех сторон нашей необъятной державы почта и телеграф приносят приветственные письма и телеграммы в адрес мужественных пролетариев, идущих в последний и решительный бой. Вот что пишет в телеграмме из Джамбула герой Социалистического Труда Марксен Турсункулов: «Дорогие дети мои, дорогие солдаты мои. Я душой с вами на той площади, собственными руками готов вырвать глаза у этих шайтанов, которые засели в замечательном Зимнем дворце. Никого не щадите. Я со своей стороны обещаю вам увеличить на четыре процента сбор хлопка-сырца в моей бригаде…»
В конце фразы снова усиливаются выстрелы, затем Колобок и Гунявый вносят Зосю. Кладут ее на раскладушку.
Керенский. Зося? Что с тобой!
Зося. Ничего, Саша, не беспокойся, ничего страшного. Это, наверное, контузия.
Следом спешит Раиса Семеновна.
Раиса Семеновна. Я тебе сколько раз говорила, Ильинская, чтобы ты не высовывалась… Где болит? А вы, господин Керенский, идите руководить боем. Здесь без вас разберутся.
Керенский хочет уйти, но все еще колеблется.
Голос диктора. Как счастливы люди, которым повезло жить в Стране Советов, сказала нашему корреспонденту крестьянка с острова Мадагаскар. «Я всем сердцем с теми, кто сегодня руководит штурмом цитадели империализма. Я вспоминаю славные времена борьбы против французских оккупантов…»
С улицы врывается Коган.
Коган. Я вас всюду ищу, с ног сбился. Значит, так – они все врут. Я связался со Смольным, «Аврора» нечаянно села на мель и бабахнула по Смольному, при том так удачно, что Сталин и Свердлов в больнице. Из всех революционеров там сохранился только товарищ Луначарский, он пишет трагедию в стихах.
Керенский. А Ленин? Что слышно о Ленине?
Коган. Ленин пропал без вести.
Керенский. Этого быть не может! Наверное, кто-то пошутил.
Коган. Позвоните сами.
Керенский. Держите связь со всеми, с кем можете! Я спешу на баррикаду. Надо поддержать молодежь.
С полдороги он возвращается, целует Зосе руку и снова убегает.
От дверей доносится голос Керенского.
Держитесь, друзья! Конница генерала Краснова уже движется по проспекту Майорова! Удачным выстрелом с «Авроры» выведено из строя руководство большевиков. Надо продержаться еще час. Заряжайте орудия! Неважно чем – главное, чтобы громко и пылало!
Слышно, как надвигается волна атакующих, их встречают выстрелы, потом оглушительно бухают пушки.
Зося приподнимается на локте.
Зося. Это наши! Они бегут! Они бегут! А меня нет с ними. Пустите меня, Раиса Семеновна. Я должна быть там с девчатами!
Раиса Семеновна удерживает Зосю.
Коган подходит к телефону. Он набирает и набирает номер, видно, что ему не отвечают. В это же время видно, как по тускло освещенной дальней части коридора, которая выходит в парадные покои, крадется один человек… за ним второй…
Коган. Смольный? Это Смольный. Какое счастье! Я говорю из Зимнего. Почему нас взяли? Нас никто не взял. А вас взяли… Ах, простите, я перезвоню.
Оставив трубку, Коган на цыпочках идет в ту сторону, где заметил фигуры.
Стой! Кто идет!
Фигуры бросаются на него. Пока их двое. Впереди Антипенко, за ним парень, которого уже брали в плен.
На помощь! Тревога! Нас обошли!
Его легко сшибают, хоть он и пытался вытащить сабельку. Поднимается посланец генерала Краснова. Он, пошатываясь, врезается в первого из нападающих и ударом в челюсть сшибает его. Отважно бросается на помощь Когану Раиса Семеновна, а на его крик, услышав, вбегают и Колобок с Керенским.
Обоих нападающих крутят. Первый, с помощью Раисы Семеновны, поднимается и встает, опираясь о стену спиной. Под глазом – синяк.
Раиса Семеновна. Господи, товарищ Антипенко! Товарищ зам. директора по режиму! Вы как здесь оказались?
Антипенко. Знаете… я так хотел посмотреть… из чувства солидарности.
Парень. Какая солидарность?! Сам же меня подбил.
Колобок. Будешь врать – живым не выйдешь. Сам знаешь, какая обстановка. Почему ты опять сюда забрался?
Парень. Меня Семен Остапович подбил – давай, говорит, я покажу один ход – его не охраняют.
Керенский. Зачем?
Парень. Там монеты лежат в золотой кладовой и драгоценности – сейчас никому дела нет, а то потом набегут…
Раиса Семеновна. Все, что угодно, только не это! Я не верю. Семен Остапович имеет недостатки, но он коммунист и заместитель директора по режиму. Его к нам назначили из КГБ. Нет, это исключено!
Антипенко. Это исключено! Я шел, чтобы разведать вход через кухонную дверь. Вы же знаете. Я думал, что там открыто.
Колобок. Зачем?
Антипенко. Именно потому, что я коммунист. У меня была беседа с товарищами Крыленко и Дыбенко. Они там, на площади. Ситуация сложилась критическая. Пора открывать Съезд Советов, а Зимний до сих пор не взят. И никакой связи со Смольным. Или мы берем дворец сейчас, или весь мир будет над нами хохотать… И лично над Леонидом Ильичом.
Парень. А зачем мне про монеты говорил?
Антипенко. А я вообще не знаю, зачем ты за мной увязался.
Керенский. Если не врет товарищ зам. директора по режиму, значит, вы должны были проверить, открыта ли дверь, охраняется ли она?
Коган. Они к лестнице повернули, когда я закричал.
Парень. А мне сказал – скорей, сказал, там золото брать будем. В кладовой.
Керенский. И когда же последний штурм?
