Terry Pratchett - Санта-Хрякус (пер. С.Увбарх под ред. А.Жикаренцева)
Когда же госпожа Гетра робко спросила ее, как следует обращаться к двоюродному брату королевы, Сьюзен, не задумываясь, ответила: «Ну, обычно мы называли его просто Джейми» – и госпожа Гетра тут же отбыла в свою комнату, сославшись на головную боль.
Что же касается господина Гетры, то он, встретив Сьюзен в коридоре, лишь кивал и никогда ни о чем не спрашивал. Он твердо знал, какое место занимает в обувной торговле, был весьма этим удовлетворен и не пытался влезть, так сказать, в чужие башмаки.
К тому времени, как Сьюзен вернулась, Гавейн и Твила (о, такие имена способны дать только очень, очень любящие родители) уже лежали в постельках. Причем отправились туда по собственному желанию. В определенном возрасте люди свято верят в то, что, если пораньше лечь спать, завтра наступит быстрее.
Она решила прибраться в детской, приготовиться к утру и начала уже подбирать разбросанные детьми игрушки, как вдруг кто-то легонько постучал в окно.
Сьюзен посмотрела в темноту, потом открыла раму. За окном шел снег.
Летом из этой комнаты были видны красивые ветви вишневого дерева, которые в зимней темноте превратились в серые тонкие линии, на которые неспешно оседал снег.
– Кто там? – окликнула Сьюзен.
Кто-то бодро скакал по скованным холодом веткам.
– Чирик-чирик, неплохо получается, а?
– О нет, опять ты…
– А ты хотела увидеть миленькую маленькую малиновку? Послушай, твой дед…
– Убирайся!
Сьюзен закрыла окно и задернула шторы. Повернувшись к окну спиной, она попыталась сосредоточиться на комнате. Это помогало думать о… нормальных вещах.
В комнате стояло страшдественское дерево, правда небольшое, намного меньшее, чем в гостиной. Сьюзен помогала Гавейну и Твиле делать для него бумажные игрушки. Да. Точно. Именно об этом и будем думать.
Вот бумажные гирлянды. А вот веточки остролиста, не использованные в гостиной, поскольку на них мало ягод. Но проблема была успешно решена, и теперь, украшенные яркими глиняными ягодками, они торчали со всех полок.
Два чулка висели у камина, над невысокой решеткой. А еще были рисунки Твилы, на которых изображались покрытые кляксами синие небеса, ядовито-зеленая трава и красные дома с четырьмя квадратными окнами. Все правильно. Это самые что ни на есть…
…Нормальные вещи.
Стоя по стойке «смирно», она смотрела и смотрела, а непослушные пальцы выбивали барабанную дробь на пенале с карандашами.
Внезапно дверь распахнулась. Сьюзен оторвалась от созерцания и увидела державшуюся за дверную ручку Твилу. Волосы девочки были взъерошены.
– Сьюзен, чудовище снова залезло под мою кровать…
Сьюзен перестала барабанить пальцами.
– …Я слышу, как оно там шевелится… – Сьюзен тяжело вздохнула.
– Хорошо, Твила. Я сейчас.
Девочка кивнула, вернулась в свою комнату и с расстояния запрыгнула на кровать, чтобы когтистые лапы ее не схватили.
С металлическим звоном Сьюзен сняла кочергу, висевшую на бронзовой стойке, на которой также обитали щипцы и небольшая лопатка.
Еще раз вздохнула. Нормальность – это то, что ты сам творишь.
Зайдя в спальню, Сьюзен склонилась над постелькой, как будто хотела поправить на Твиле одеяло, но ее рука вдруг скользнула вниз, ухватила чью-то спутанную шерсть и сильно дернула.
Страшила вылетел из-под кровати, как пробка, и, даже не успев понять, что произошло, оказался притиснутым к стене с заломленной за спину лапой. Наконец ему удалось повернуть морду – чтобы увидеть всего в нескольких дюймах глаза Сьюзен.
Гавейн радостно запрыгал на своей кроватке.
– Прикрикни на него! Прикрикни! – просил он.
– Пожалуйста, не надо на меня кричать! – взмолился страшила.
– Тресни кочергой по башке!
– Только не кочергой! Только не кочергой!
– Это ведь ты, да? – спросила Сьюзен. – По-моему, мы сегодня уже встречались…
– Кочергой, Сьюзен, кочергой! – настаивал Гавейн.
– Нет, нет, только не кочергой!
– Ты что, недавно в городе? – шепотом уточнила Сьюзен.
– Ага, – ответил страшила и непонимающе нахмурился. – Но почему ты меня видишь?
– Тогда вот тебе мое дружеское предупреждение. Подарок на страшдество, понял?
Страшила попытался пошевелиться.
– И это ты называешь дружеским предупреждением?
– Хочешь попробовать недружеское? – Сьюзен сильнее заломила ему лапу.
– Нет, нет. Дружеское меня очень даже устраивает!
– Этот дом под запретом – усек?
– Ты что, ведьма? – простонал страшила.
– Я просто… кое-кто. Итак, ты здесь больше не появишься, верно? А то в следующий раз накрою одеялом.
– О нет!
– О да. И я это серьезно. Мы накроем твою голову одеялом.
– О нет!
– На нем вышиты пушистые кролики…
– Не-ет!
– Тогда проваливай.
Страшила, чуть не падая, заторопился к двери.
– Нельзя же так… – бормотал он. – Ты не должна нас видеть, ты же не мертва и с волшебством никак не связана, это нечестно…
– Попробуй дом номер девятнадцать, – сказала ему вслед Сьюзен, немного смягчившись. – Тамошняя гувернантка не верит в существование страшил.
– Правда? – с некоторой надеждой спросило чудовище.
– Хотя она верит в алгебру.
– О! Здорово.
И страшила широко улыбнулся. В доме, где никто из взрослых не верит в твое существование, можно устроить такое…
– Тогда я пойду, – махнул лапой страшила. – Э-э… счастливого страшдества.
– Возможно, – кивнула Сьюзен, провожая его взглядом.
– В прошлом месяце было веселее, – пробормотал Гавейн, забираясь обратно под одеяло. – Помнишь того, которому ты пинков надавала, ну, прямо в верхнюю часть штанов…
– Засыпайте оба, – оборвала мальчика Сьюзен.
– А наша прошлая няня говорила, что чем раньше ты заснешь, тем быстрее придет Санта-Хрякус, – заметила Твила.
– Ага, – согласилась Сьюзен. – Уж и не знаю, к счастью или к сожалению.
Они не поняли ее последнего замечания. Она и сама не поняла, почему с ее губ сорвалась подобная фраза, однако Сьюзен привыкла доверять своим чувствам.
Она им доверяла – и ненавидела их. Ох уж эти ее предчувствия… Они способны разрушить всю жизнь. Но этот «дар» был у нее с самого рождения.
Дети снова улеглись спать. Она тихонько притворила дверь и вернулась в детскую.
Что-то изменилось.
Сьюзен посмотрела на чулки. Висят как висели. Зашуршала бумажная гирлянда.
Она перевела взгляд на страшдественское дерево. Оно было обернуто мишурой и украшено криво приклеенными игрушками. А на самой макушка сидела кукла, похожая на…
Сьюзен скрестила руки, воззрилась на потолок и нарочито тяжело вздохнула.
– Опять ты? – спросила она.
– ПИСК!
– Ты, ты, кто ж еще. Звездочка на косе еще не делает тебя миленьким страшдественским ангелочком.
Смерть Крыс виновато повесил голову.
– ПИСК!
– Ты в самом деле думал, я тебя не узнаю?
– ПИСК!
– Слезай немедленно!
– ПИСК!
– Кстати, куда ты девал настоящего ангелочка?
– Запихнул под подушку кресла, – раздался голос с противоположного конца комнаты, где высился буфет. Затем что-то щелкнуло и тот же голос прокаркал: – Ну надо же, какие твердые глазные яблоки!
Сьюзен стремительно пересекла комнату и дернула чашку так резко, что ворон потерял равновесие и упал на спину.
– Это грецкие орехи! – рявкнула она, и орехи раскатились по полу. – А не глазные яблоки! И это детская! А не закусочная для воронов! Мы, видишь ли, как-то не рассчитывали, что к нам сюда залетит подкрепиться ворон! И вообще, в мире полным-полно маленьких круглых предметов, которые не являются глазными яблоками! Все понял?
Ворон закатил глаза.
– Значит, о кусочке теплой печени не стоит даже спрашивать…
– Закрой клюв! Итак, я хочу, чтобы вы оба немедленно убрались отсюда! Не знаю, как вы сюда проникли…
– А закон запрещает спускаться по трубе в канун страшдества?
– …Но я хочу, чтобы вы ушли из моей жизни навсегда! Понятно?
– Крыса сказала, что тебя следует предупредить, – угрюмо произнес ворон. – Хоть ты и чокнутая. Лично я не хотел сюда лететь, у городских ворот издох осел, а теперь мне достанутся только копыта…
– Я вас предупредила?
Снова это чувство. Изменение климата сознания, чувство осязаемости времени…
Смерть Крыс кивнул.
Откуда-то сверху донесся шорох. Из трубы посыпались хлопья сажи.
– ПИСК, – очень-очень тихо сказал Смерть Крыс.
Сьюзен охватило новое чувство – так рыба чувствует новый прилив, поток пресной воды, впадающий в море. В мир рекой лилось время.
Она посмотрела на часы. Половина шестого.
Ворон почесал клюв.
– Крыса говорит… крыса предупреждает: будь осторожна…
Другие тоже не сидели без дела в этот знаменательный канун страшдества. Песочный человек бродил от кровати к кровати со своим мешочком. Дед Мороз рисовал ледяные узоры на окнах[10].
