Дмитрий Гришанин - Мах-недоучка
К несчастью, одной непроходимой чащобой сюрпризы удивительного леса Туманного Града не ограничились. Как это часто бывает с неприятностями, очередная напасть обрушилась на рыцаря совершенно неожиданно. После пятого перемещения откуда-то сверху вдруг прозвучала грозная команда:
— Эй, внизу! А ну стоять! — голос был звонкий, молодой и никак не мог принадлежать деду Пузырю.
— Еще раз мелькнешь — пожалеешь! — тут же за первым пригрозил второй незнакомый голос, тоже сверху.
— И не смей вертеть башкой в нашу сторону! — добавил третий незнакомец, пресекая попытку рыцаря разглядеть стражей дворца, затаившихся в пышных кронах деревьев.
— Пузырь, кто это там ко мне цепляется? — прошептал себе под нос ошарашенный Мах.
— Это ветки, не обращай внимания, — тут же отозвался подлетевший призрак. — Потерпи, Махуня, чуток осталось. Дворец уже совсем рядом.
— Тетеря глухая! — зашипел на призрака Мах. — Никакие это не ветки! Мне только что угрожали!
— Кто?!
— Откуда я знаю. Мне запретили поворачивать голову в их сторону. И перемещаться по лесу, кстати, они мне тоже запретили.
— Они? Их что, несколько?
— Да. Я разобрал три разных голоса.
— Откуда донеслись голоса?
— Сверху. Должно быть, гады заранее на деревья вскарабкались, и до поры до времени таились там — да так умело, что даже ты их присутствия не почувствовал.
— Спокойно, Мах, без паники. Сейчас разведаю, что там за говоруны на деревьях завелись.
— Только, пожалуйста, побыстрее. А то я чувствую себя какой-то мухой в паутине под взглядами голодных пауков.
— Я мигом.
— Эй, чего ты там шепчешь? Ты у нас, часом, не маг? — снова с верхотуры донесся голос номера первого.
— Да ну, Левралас, скажешь тоже, какой же он маг, — возразил товарищу голос номера три. — Ты посмотри, как парня раскукожило. Бедолага явно лесом мается.
— Мается-то он, конечно, мается. Но мелькать может! — вмешался новый, четвертый голос. Очень похоже, что принадлежал он молоденькой девушке.
«А эта-то чего здесь делает? — мысленно изумился рыцарь. — Неужто тоже стражник королевского дворца? Нет, не может быть. Да и у первых троих голоса подозрительно юные для грозной дворцовой стражи. Может, это и не стражники никакие вовсе? Может это детвора дворцовой прислуги балуется? Пробрались озорники в лес (благо, охраны со стороны дворца никакой, заходи кто хочет), вскарабкались на деревья и теперь вот надо мной потешаются?» Думки эти пронеслись в голове Маха за считанные мгновенья. Догадка придала ему уверенности, он осмелел и, наконец, решился заговорить с незнакомцами:
— Эй, вы кто такие? И чего ко мне привязались?
— Не твоего ума дело! — отрезал тот, кого назвали Левраласом.
Опережая крик возмущения, готовый сорваться с уст обиженного подопечного, вернувшийся дед Пузырь торопливо зашептал ему на ухо:
— Мах, я их видел! И узнал!..
— Да что ты говоришь, — так же шепотом перебил рыцарь. — Представь себе, я тоже узнал, хотя и не видел.
— Ты?! Но как?
— По голосам. Пока ты за ними наблюдал, они переговаривались между собой, и я догадался… Пузырь, там наверху дети, не так ли?
— Какие еще дети?
— Ну подростки, лет тринадцати-четырнадцати. Трое мальчиков и девочка.
— Мах, мне не до шуток, у нас серьезные неприятности. Там, наверху, да будет тебе известно, затаились семеро безжалостных убийц.
— А как же их детские голоса?
— Это не люди, Мах.
— Вон оно как. Выходит, все очень хреново?
— Еще хреновее, чем ты можешь себе представить, — «обнадежил» призрак и стал докладывать: — Там эльфы. Как я уже сказал, их семеро. Они стоят на ветках ближайших деревьев, на высоте примерно с сажень над твоей головой, и целятся в тебя из луков.
— То есть как стоят на ветках?
— В полный рост.
— И при этом целятся в меня из луков?
— Точно.
— Как же они равновесие-то удерживают? Спинами на стволы, что ли, опираются?
— Да ни на что они не опираются. Мах, это же эльфы — хозяева леса. Они полжизни проводят на деревьях, а на ветках держатся лучше белок. Дивлюсь я на тебя, Махуня, таких очевидных вещей не знаешь. Чему тебя только в школе Светотеней учили?
— Да не помню я, чему учили. Знаешь ведь, по возвращении мне все воспоминания стерли.
— Так то о школе воспоминания. А все приобретенные там знания остались при тебе. И в том, что ты сейчас ничего не помнишь об эльфах, тебе некого больше упрекать, кроме себя самого!
Параллельно с нотацией призрака сверху в очередной раз раздался звонкий мальчишеский голос эльфа Левраласа:
— Рыцарь, если тебе дорога жизнь, тебе придется развернуться и выйти отсюда тем же способом, как ты сюда проник!
Скороговоркой пересказав деду Пузырю приказ эльфа, Мах закричал в ответ:
— Но, уважаемые, мне обязательно нужно попасть во дворец! У меня срочное дело к королю!
— Ты выбрал неверный путь, — бесстрастно объявил другой эльф, голоса которого до этого момента Мах еще не слышал.
— Как же не верный, — возразил рыцарь. — Ведь дворец окружен лесом. И чтобы до него добраться, нужно пройти сквозь этот лес. Что я и пытаюсь сделать.
— Ты выбрал не верный путь, — так же бесстрастно повторил свои слова невидимый эльф.
— Да что ты заладил — неверный путь, неверный путь. Говорю же, у меня срочное дело к Савоклу. Скажи лучше…
— Все, больше ни слова! — перебил Левралас. — Еще раз осмелишься возражать, примешь смерть от наших стрел. И не смей шевелиться, до нашего позволения.
— Пузырь, они запретили мне говорить, — стараясь не шевелить губами, едва слышно прошептал Мах. — Обещали истыкать стрелами, если не подчинюсь.
— Так чего же ты шепчешь, болван?! Вдруг услышат. Молчи! — накинулся на подопечного призрак.
— Но-но, полегче, — насупился рыцарь. — Не забывай, с кем разговариваешь.
— Ради Создателя, замолчи! — взмолился дед Пузырь.
— Да чего ты их так боишься? Подумаешь, хозяева леса какие-то, — никак не унимался задетый за живое призрачный воин. Но, опасаясь гнева призрака, голоса он благоразумно не повышал и продолжал тихо-тихо нашептывать себе под нос: — С гигантским древесным пауком на Паучьем острове справились, и с этими как-нибудь разберемся. Пузырь, сдается мне, эти умники наверху блефуют. Тут столько веток кругом, что от их стрел не много пользы будет. Наверняка, с твоей помощью я смогу взобраться на деревья…
— Даже не думай! — перебил призрак.
— Что!? Ты отказываешься мне повиноваться!?
— У эльфов стрелы не простые, а зачарованные, — стал торопливо разъяснять призрак. — Ветки для них не помеха. И если они вдруг решат выстрелить — ты обречен. Потому что единственное наше оружие против них — стремительные перемещения — в этой сумрачной чащобе использовать будет крайне затруднительно.
— Значит ты предлагаешь мне сдаться без боя?
— Да, Мах, иногда разумней уступить более сильному противнику. К тому же эльфы не требуют от тебя чего-то из ряда вон. Они стражи дворца, ты им незнаком, и в их требовании покинуть охраняемую территорию нет ничего оскорбительного для твоей чести. Подчинись, выйти из чащобы, и они оставят тебя в покое.
— Но как же тогда я попаду во дворец?
— Мы обязательно что-нибудь придумаем. На худой конец попросту дождемся барона Верда, уж он-то должен знать способ пробиться на прием к королю. Но это лишь в том случае, если ты останешься жив. Сейчас главное — не схлопотать стрелу в глаз. Поэтому, умоляю, слушайся эльфов, выполняй их команды, и никакой самодеятельности.
Одновременно с последними словами призрака с верхотуры вновь раздался голос эльфа Левраласа:
— Рыцарь, у тебя было достаточно времени подумать. Надеюсь, ты принял правильное решение. Теперь слушай наше требование. Сейчас ты развернешься и двинешься в обратном направлении. Мы даем тебе ровно одну минуту, чтобы ты выбрался отсюда. Краволас будет громко вслух отсчитывать секунды. Уложишься в этот срок — останешься жив, опоздаешь хоть на мгновенье — этот чудный лес станет твоей могилой. Теперь все в твоих руках, мелькающий рыцарь. Можешь двигаться, мы начинаем отсчет.
Один мальчишеский голос тут же сменился другим, который, как и было обещано, стал отсчитывать мгновенья:
— Один… Два… Три…
Не теряя времени, Мах стал разворачиваться, параллельно пересказывая призраку требование Левраласа. Этот первый маневр дался рыцарю с огромным трудом и занял добрую треть отпущенного эльфами времени. Многочисленные кусты и ветки, сковавшие его тело, не желая расставаться со своей законной добычей, буквально в клочья порвали одежду, оставив в память о себе на теле Маха десятки болезненных царапин. Но ощущение нависающей над головой смертельной опасности, от которой в чащобе нет спасения, приглушило боль.
