Антон Антонов - Меч Заратустры
– Очкарики!
В смысле, раз уж очкарики виноваты во всем, то и в этом тоже.
На восприятие мира бушующей толпой повлияло и то, что перед тем, как поджечь амбары, мужики выпили весь самогон, который там еще оставался. А было его много, потому что это основной предмет дани, который важнее всех остальных вместе взятых.
Еще со времен революционного разграбления банков бумажные деньги существенной ценности не имели, а монеты из медно-никелевого сплава имели ценность несущественную. Настоящей ценностью было золото, из которого тоже чеканили монеты и лили слитки. Но червонец в десять грамм золота – это уже большие деньги, и роль разменной валюты традиционно выполнял самогон.
В каждом уважающем себя селении были свои хитрые рецепты, из чего и как гнать его в отсутствие сахара. Помнится, еще Остап Бендер говорил, что самогон можно гнать из чего угодно вплоть до табуреток, и дачники показали себя хорошими учениками Великого Комбинатора.
Если бы весь производимый в Экумене самогон перевести в машинный спирт, то, пожалуй, цивилизация, о которой так мечтал Тимур Гарин, вполне обошлась бы и без нефти. Но его пили быстрее, чем гнали, и белая горячка встречалась в последнее время чаще, чем простуда, распространяясь подобно эпидемии.
Вот и на этот раз истринским мужикам в отблесках пожара мерещились не только очкарики, но и черти. А за чертями далеко ходить не надо. Всем известно, что нечистая сила живет в Ведьминой роще.
В материалах гаринской и военной разведки Ведьмина роща значилась, как форпост сектантского проникновения на Истру и связующее звено между Белым Табором и Дачной зоной. А поскольку в Таборной земле секты исчислялись сотнями и все как одна страдали зудом миссионерства, то и в роще тоже наблюдалось большое разнообразие нечистой силы.
Первый удар пылающих праведным гневом дачных алкоголиков пришелся на сугубо мирную секту нанайцев. Они верили, что группа «На-на», которой в день Катастрофы не было в Москве, в полном составе вознеслась на небо живьем и с тех пор исполняет божественные функции.
В этом нанайцы были неоригинальны. Фанаты разных групп и солистов, исчезнувших в ночь Катастрофы вместе со всем остальным миром, вели себя с поразительным однообразием.
Особняком стояли, пожалуй, только киноманы, которые и до Катастрофы единодушно утверждали, что Цой жив. Правда, теперь они с той же безаппеляционностью проповедовали, что именно Цой все это и устроил или по крайней мере, заранее все знал, приводя в доказательство песни «На холодной земле стоит город большой» и «Следи за собой, будь осторожен».
Киноманы придерживались буддистского мировоззрения, в то время как алисоманы были ярко выраженными сатанистами, даже несмотря на то, что сам Костя Кинчев задолго до Катастрофы вернулся в лоно православия.
Дачники, впрочем, не собирались разбираться в тонкостях различных вероучений. Для них все сектанты были на одно лицо – сплошь очкарики, даже если и без очков.
Но Ведьмина роща – не такое место, где можно распускать руки за здорово живешь. Там чудеса, там леший бродит, а русалки на ветвях – одна другой краше.
Амазонки, адамитки, дети Бога, маздаи, ушельцы, истинные брахманы, йоги, ведьмы, наяды, дриады, друиды, дикарки и просто нудистки – все, как по команде, от любой опасности спасаются на деревьях. Или не спасаются, но тогда врагам тем более становится не до драки.
Зато Ведьмина роща – отличное место для сбора новых сведений о том, где прячутся Самые Главные Очкарики.
Тут в одно ухо нашепчут, что Останкинская башня – это сам сатана, воплощенный в камне, а в другое – что «студент», «аспирант», «доцент», «профессор» и «академик» суть масонские степени посвящения, носители коих еженощно собираются на черную мессу в высотке МГУ на Воробьевых горах, которая есть не что иное, как храм сатаны на костях невинно убиенных младенцев.
Нечистая сила тоже бывает разная.
Проповедник с посохом из ясеня, известный в кругу своих приверженцев под именем блаженного Василия, мирно отъедался на злачных пажитях Третьего Рима в лесопарковой зоне МКАД, когда прямо на него из леса высыпала буйная ватага мужиков.
Лесные массивы связывали Ведьмину рощу не только с речным перевозом на Зеленый Табор, но и с окраинами Москвы. Леший мог крутить здесь своих гостей бесконечно долго, однако вынес их как раз туда, куда им было надо. А может, отыскались проводники, которые знали дорогу заранее.
Здесь, под Красногорском, где когда-то была лыжня, располагалась теперь штаб-квартира проповедника.
Красногорск был настоящий, он уцелел в ночь Катастрофы, и здесь ученики проповедника выращивали для него и для себя еду, не затронутую проклятием всесожжения.
В эту резиденцию и забрели самые упертые истринские мужики, чьи мозги особенно сильно переклинило на тему очкариков.
Их было немного, но пламенная речь проповедника, которую он произнес, не отрываясь от ужина, возымела немедленный эффект.
Тонкая струйка паломников, которая постоянно текла по дороге от Ведьминой рощи до Красногорска и дальше, в эту ночь превратилась в бурную реку.
Истринские дачники сами не знали толком, куда и зачем они идут, но кто-то сказал им, что это паломничество должно решить все их проблемы.
На Варяга никто уже не обращал внимания. Черт с ним, пускай забирает хоть весь последний урожай – все равно с него толку не будет. Зато когда побьем очкариков, у нас на полях такое вырастет, что Мичурин перевернется в гробу. И тогда никакие бандиты не страшны.
– Кто из нас сошел с ума? – спросил по этому поводу Варяг, когда тенденция стала очевидна. И юродивый Стихотворец без тени сомнения ответил:
– Все.
16
А в верховьях Истры у озер стояла тишь и божья благодать. Село Солнечное на месте сгинувшего Солнечногорска словно и не знало, что творится на тридцать километров южнее. И охрана на местном караванном дворе была примерно такая же, как на ВДНХ, когда бойцы капитана Морозова, сами того не зная, отбили рынок у Варяга. Только народу на базе в Солнечном было еще меньше – раз-два и обчелся.
Внезапное появление на подворье конных валькирий в боевом облачении повергло охрану в глубокий шок. Нравы тут были патриархальные, и к подобным зрелищам люди не привыкли.
Стражи амбаров были повержены ударами мечей плашмя по голове, и Солнечное без жертв перешло под власть отряда Жанны Девственницы.
Случилось это уже под вечер, и на подворье тотчас сбежался народ. Все знали, что караванные амбары набиты озерской данью, которую должны были отправить в Зеленоград, который чаще называли Зеленым поселком или Городком.
Это тоже было типичное новое поселение на месте сгинувшего старого, но только побольше прочих.
Там была северная база Варяга, ближайшая к рынку на ВДНХ, но озерская дань до нее не дошла, потому что всех погонщиков Варяг вызвал в Дедовский для похода на мятежные низовья. А без погонщиков караван не провести. Какой дурак пойдет в носильщики и кобылятники, если не гнать его пинками.
А если кто и пойдет – так он весь самогон выпьет, а прочий груз загонит налево, до Городка не дойдя.
Часть груза с озер, правда, еще раньше пустили плотами вниз по реке, и все это теперь пропало в Дедовском.
Но и в Солнечном все тоже пропало, потому что Жанна Девственница открыла амбары со словами:
– Берите, люди добрые! Все ваше.
А когда добрые люди засомневались, не выйдет ли беды, добавила:
– Варяга в низовьях побили, так что его скоро не ждите.
И так далее в духе баллады о добром Робин Гуде с той поправкой, что первыми до содержимого амбаров дорвались все-таки низовые самооборонщики, пришедшие с Жанной.
В результате Девственница потеряла три четверти своего отряда пьяными и похмельными. Но вся кавалерия осталась при ней.
А больше ей и не надо было. Ведь все, что ей теперь оставалось – это создать впечатление, что войско робингудов выдвигается в сторону Зеленого, чтобы лишить Варяга всей дани вообще.
Если он еще способен следовать голосу разума, то наверняка должен броситься со всей своею силой на защиту последнего оплота. А это и есть главная цель всей операции. Ведь Жанна подрядилась на спасение Нижней Истры от карательной экспедиции Варяга, а для этого нет способа лучше, чем учинить безобразия в верховьях, где босс мафии увязнет надолго.
Если же голос разума Варягу откажет, то на этот случай у Жанны тоже было противоядие. Прожив год в обстановке непрерывного безумия, она как рыба в воде плавала в этой среде и логику безумия просчитывала лучше, чем логику разума.
Чего стоила одна альбигойская ересь, в которую Жанна обратила уже не одну тысячу человек, не сказав никому толком, что это такое. Новообращенные еретики сочиняли себе учение сами, добавляя к нему новые детали в меру своей испорченности.
