Геннадий Прашкевич - Спор с дьяволом
Я взглянул на доктора Хэссопа:
– Не хочу усложнять, но, кажется, Беллингер впрямь укладывается в вычисленную вами цепочку – Сол Бертье, Памела Фитц, Голо Хан, Мат Курлен, кто там еще?
– Беллингер жив, – возразил Берримен.
– Да. Благодаря нам. Я готов утверждать, его уединение не во всем было добровольным. Он чего-то ждал, он чего-то опасался. Он никого не принимал, он никогда не подходил к телефону…
– Можешь не продолжать, Эл, – сухо прервал меня доктор Хэссоп. – Иногда до тебя что-то доходит, но задним числом, на лестнице. – Он, наверное, даже не подумал о том, что для меня его слова прозвучали чуть ли не буквально. – Вся эта история еще раз подтверждает: где-то рядом с нами существуют люди, проявляющие повышенный интерес ко всему, что выходит за рамки, скажем так, сегодняшнего дня. И эти люди очень многое знают. Очень многое знают, Эл. А я, в свою очередь, хочу знать, что именно они знают! Похоже, эти неизвестные ведут некий сознательный отбор того, на что мы, в силу своей ограниченности, не обращаем должного внимания. Мы могли иметь рукопись Беллингера, но взялись за это недостаточно ловко. Я не виню тебя, Эл, ты все делал правильно, но иногда следует прыгать выше головы. Там что-то есть, в этой рукописи, есть! Он ведь не из оптимистов, наш Беллингер. Не поленись, перелистай на досуге его «Поздний выбор». Старик всегда сомневался, верной ли дорогой идет человечество, или, уточним, наша цивилизация. Может, в новом романе он нашел какой-то особый ответ, какой-то убеждающий, может, далее устрашающий ответ. В «Позднем выборе» он утверждал: мы спустили с тормозов весь ряд конфликтов, мы практически обречены, мы теряем приспособляемость. Отсюда и его вполне простительное желание: оставить рукопись другому человечеству, или хотя бы некоему тайному союзу, о котором он, как и я, мог догадаться. Кто поручится, что такого союза не существует? Кто поручится, что не существует тайного архива, в котором до поры до времени консервируются работы, признанные кем-то, поднявшимся над нами, несвоевременными? Работа самого Беллингера, этот его странный роман, тоже могла показаться кому-то несвоевременной. Я действительно начинаю думать, что этот некий тайный союз играет в нашей жизни гораздо большую роль, чем это может казаться. Черт побери, возможно, не существуй его, наша цивилизация давно рухнула бы, а?
Доктор Хэссоп замолчал, и я вдруг явственно ощутил холодок, пронизывающий до костей, увидел взметнувшуюся над нами снежную пыль. Она скрыла за собой очертания кабинета, гравюры на стенах, книжные шкафы, густо припорошила скалы, бегущих собак, она текла и текла куда-то вверх, в бесконечность – стремительными извилистыми реками, извивающимися ручьями, нежная смутная пелена, пропитанная ядом и проклятиями Торнарсука.
«И все вокруг сразу приобрело бледно-серый линялый оттенок…»
Кажется, так.
Я покачал головой.
Нет, доктор Хэссоп не безумец, он действительно нащупал какую-то тропу. Он видит дальше, чем я или Джек, он видит дальше, чем шеф, иначе тот же шеф давно отказался бы от его услуг.
– Думаю, ты прав, Эл, старик ждал визита. Он ждал неких гостей, которые освободили бы его от его собственных и, видимо, не слишком веселых прозрений. Я сужу по самому отношению Беллингера к миру. Я более или менее наслышан об этом, даже от самого старика. Мораль – изобретение чисто человеческое, она условна. Создавая машину мы только думаем, что создаем машину, на самом деле мы выступаем против самого существа, против природы, создавшей нас. В конце концов, должна существовать некая идея, объясняющая все. Может быть, кое-кто подходил к ней слишком близко, может быть, пока это опасно для человечества. А если это так, то исчезновение Курлена или Сауда Сауда, исчезновение Бертье или Беллингера – только на руку человечеству? Разве нет? Вот тут-то в дело и включается некий тайный союз, который мы условно назвали алхимиками. И я хочу знать, черт побери, кто они, эти люди? А если они не люди, я тем более хочу это знать!
Белая пелена снова скрыла от меня очертания кабинета.
Ледяной посвист ветра, угрюмый снег, промерзшее до дна береговое озеро.
Я хорошо помнил: Беллингер так и писал – береговое озеро промерзло до дна. На отшлифованный ветром лед медлительно падали вычурные снежинки. Сцепляясь кристаллическими лучами, они образовывали странные фигуры – тайнопись Торнарсука. Мог ли ее прочесть некий датчанин, только что накормивший ядовитой медвежьей печенью плененного им немца? Мог ли ее прочесть лейтенант Риттер, считавший, что в Дании все миссис – Хансены?
Я не знал, как увязать узнанное мною с идеей, объясняющей все, я ведь не дочитал рукопись Беллингера.
– Вы становитесь слишком профессионалами, – раздраженно моргнул доктор Хэссоп. – Профессионализм тоже не безопасен, часто он сужает кругозор. Нельзя ограничивать себя поставленной задачей, это, в конце концов, приводит к провалу. Мне будет искренне жаль, Эл, мне будет искренне жаль, Джек, если однажды вас просто пристрелят. Мы столкнулись с чем-то, превосходящим наши силы, но у нас есть воображение. Если алхимики действительно существуют, мы обязаны выйти на них, если они действительно что-то знают такое, что нам неведомо, мы должны понять, узнать это. В конце концов, вся наша жизнь пока – спор с Дьяволом. Да, да, всем нам хочется спокойной беседы с Богом, но пока вся наша жизнь – это спор с Дьяволом. Я убежден: тайный союз существует. Чем бы вы отныне ни занимались, вы должны держать это в сознании.
– Но его цель? – спросил я.
– Она проста, Эл, – неожиданно улыбнулся доктор Хэссоп. – Охранять нас.
– Охранять? Но от кого?
– Да от нас же самих, ни от кого больше. От нашего вечного стремления следовать, прежде всего, дурным идеям.
Он помолчал.
– Я не первый, кто задумывается об этом. Когда-то я цитировал вам Ньютона. Если забыли, напомню: «Существуют другие великие тайны, помимо преобразования металлов, о которых не хвастают великие посвященные. Если правда то, о чем пишет Гермес, их нельзя постичь без того, чтобы мир не оказался в огромной опасности». Разве то, что мы раскопали, не подтверждает тревоги Ньютона? Может, все тайники Вселенной открываются одним единственным ключом, одной единственной великой идеей? Может, кто-то из нас уже приближался к ее разгадке? Не пришло ли время?..
Он покачал сухой головой.
– У меня предчувствие, Эл, – он перевел взгляд на Берримена, – у меня предчувствие, Джек: мы еще столкнемся с алхимиками. Держите это в своих мозгах. Я не знаю, как это случится и случится ли вообще, но помнить об этом надо. И дай Бог, – снова качнул он головой, – чтобы те, кого мы сейчас называем алхимиками, оказались людьми.
– Но я не понимаю… – Я действительно не понимал. – Если некий тайный союз оберегает нас от больших неприятностей, то какого черта мы становимся на его пути? Почему нам не оставить их в покое?
Доктор Хэссоп усмехнулся.
Не торопясь, он дотянулся до ящика с сигарами, размял сигару, обрезал ее. Так же медлительно поднял со стола зажигалку, раскурил сигару, выпустил клуб дыма. Настоящая сигара, не то дерьмо, которое я курил на вилле «Герб города Сол». Глаза доктора Хэссопа смеялись:
– А любопытство? Вечное любопытство, Эл?
Любопытство?
Мы с Джеком переглянулись.
Мы не сговаривались, нам некогда было сговариваться. Просто мы подумали об одном и том же. Быстро и суеверно сплюнув через левое плечо, мы подмигнули друг другу и снова обернулись к доктору Хэссопу.
