Андрей Белянин - Казак в Аду
Поступок глупый до чрезвычайности. Как мы уже знаем, каждый второй начитанный потребитель фэнтезийной жвачки вёл бы себя совершенно иначе. Проблема лишь в том, что иначе наши герои просто не могли, и отнюдь не по законам жанра. Иван Кочуев привычно действовал в ладу со своими иллюзиями и личным пониманием того, как в сложившейся ситуации вели бы себя настоящие казаки. А Рахиль… ой, вот с ней всё было гораздо сложнее — её посетили мысли о мученичестве! Чуть позже мы коснёмся этого поподробнее, а пока…
Они замерли бок о бок, с оружием на изготовку, в предвкушении подлой засады или открытой драки, но сценарий был расписан без их ведома и требовал адекватной игры на импровизации.
— Руки вверх, стрелять буду! — грозно взревел отчаянный подъесаул, толкая Рахиль локтем.
— Ша, всем лечь, зарублю на хрен! — столь же сурово, рявкнула боевая еврейка, ответно пиная любимого коленом.
Пару минут они шумно выясняли, кто что первым не так сказал, и уже слишком поздно посмотрели себе под ноги. Оба стояли прямо посредине здоровенного треугольника, вычерченного на огромной каменной плите. Знак в точности копировал тот, что они видели на заборе.
— Ха…
— Таки в каком смысле?
— Что? А-а, прости, глупая мысль… Этот же дорожный знак «Внимание, дети!», в Интернете был обыгран как «Осторожно, педофилы!». Вспомнилось с чего-то…
— Надо же!
— А самое главное, мне действительно показалось, что тут кто-то гонится за ребёнком. Может, оптическая иллюзия?
— Не смешно.
— И мне…
Да, собственно, там никому уже смешно не было. В то же мгновение (роковое, судьбоносное, знаковое или неподходящее) прямо сверху рухнула плита непроницаемой тьмы, накрыв нашу парочку с головой. Никто и пискнуть не успел. А когда пришли в себя, то, пожалуй, только и пищали. Хотя правильнее — стали говорить друг с другом исключительно тонкими, детскими голосками.
— Дула! Ты сто, ехнулась?
— Сам дулак! А исё дразнится!
Иван и Рахиль мгновенно захлопнули ротики, в тихом ужасе не желая ни понимать, ни тем более принимать свалившуюся действительность. Во-первых, их речь необратимо изменилась, и, хотя уровень жизненного опыта оставался прежним, разговаривали несчастные, как два малыша средней детсадовской группы. Это было плохо, очень плохо, но, видимо, как-то переживаемо… Гораздо хуже, что чьей-то злой волей изменился и мир вокруг них. Теперь они очутились в сумрачном полуподвальном помещении с сырыми стенами и высоченным потолком. Ни окон, ни вентиляции, одна дверь — железная и надёжная, как в бункере, явно запертая снаружи. На полу некое подобие двуспальной кровати из драных тюфяков и брошенной одежды. По углам мусор, окурки, пустые бутылки, какое-то тряпьё. Особую тоску почему-то наводил одинокий игрушечный медведь — самая новая вещь в помещении. У него были абсолютно пустые глаза и порочная улыбка. Неизвестно, какая фабрика мягких игрушек выпустила в свет этого монстра, но пугал он далеко не по-детски…
— Говоила мне мама, не водись с юсскими майсиками, они тебя хоошему не наусят, они его сами не умеют. А если ты наусишь юсских мальсиков, то тебе придётся ловить их самушь!
Иван, может быть, и хотел что-то ответить, вступаясь за однобоко критикуемую русскую молодёжь, но не успел — из-за железной двери раздались тяжёлые, шаркающие шаги…
— Я всё маме сказу, — неизвестно кому поугрожала отчаянная иудейка, автоматически передёргивая затвор верного «галила».
То, что вошло в двери, заставило нашу парочку едва ли не присесть от ужаса. В помещение с трудом протиснулась сутулая мужская фигура в сером плаще: каменное лицо, тупо поблескивающие глазки и толстые слюнявые губы. Сконцентрировав взгляд на девушке, фигура удовлетворённо причмокнула…
— Стреляй, — тихо попросил казак.
— А вдрюк он не антисемит, — с сомнением протянула израильтянка, явно споря чисто по привычке. — Но таки тока ради вас — стреляю!
Тра-та-та-та-та — по-мальчишечьи оттараторил «галил», посылая в мужчину десяток жёлтых пластмассовых шариков.
Выражение лица Рахиль после такого предательства надо было видеть…
— Руэзлсту ништ афиле ин кейвер! — только и успела выдохнуть она, как была мигом схвачена длинными ручищами маньяка, корявые пальцы с обломанными ногтями так сжали её талию, что израильтянка едва не потеряла дыхания.
— Заюблю басуйманина! — не своим (то есть детским фальцетом!) взвыл багровый от стьща Иван Кочуев, выхватывая из ножен жёлтую пластмассовую шашку. Он уже хоть и предполагал нечто подобное, но всё же обиделся не на шутку, отшвырнул бесполезный клинок и пошёл на врага врукопашную.
Схватка кончилась быстро, его просто отшвырнули локтем, а упал молодой человек очень неудачно. Во-первых, затылком об стену, во-вторых, ещё и подвернув левую лодыжку.
Сдавленный крик Рахиль медленно таял в глухом коридоре…
Когда мужчина любит женщину — это хорошо. Факт, устоявшийся веками до состояния такой банальности, что и обсуждению не подлежит. Но вот если взглянуть на ситуацию под иным углом развития событий…
Например, если вашу любимую вдруг резко, без объяснений забрал другой мужчина, так надо ли сразу кидаться на него с кулаками? Всякий интеллигентный человек, разумеется, скажет — нет! Нет, ибо к любому вопросу надлежит подходить разумно и сначала хотя бы спросить… Вдруг он, похититель, очень-очень-очень её любит? Ведь и ей такая страсть тоже может показаться не безразличной? Что, если они созданы друг для друга? Возможно, она сама заслужила и спровоцировала подобное отношение? А вдруг это вообще знак небес, высшая воля, карма и крест, который вы должны нести, все трое? Почему бы и нам не порассуждать на эту тему, господа-читатели…
А вот бывший подъесаул сам себе плюнул бы в морду, если бы хоть один из этих паскудных вопросов всплыл у него в голове. И он прав!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
О том, что лучшее оружие — это всего лишь то, что попалось тебе под руку. Если ничего не попалось, то твоё оружие — это ты!
— Юбовник, книхатей и фоин, поя фставать!..
Кто-то сухо и методично нахлёстывал по щекам господина Кочуева, пока тот всё-таки не пришёл в себя.
— Вариантов не было, — развёл руками седовласый эльф, — челофека приводят в чувство фетром фоты, насатыём в нос или фот так, по сёцкам, по сёцкам…
— Упью!
— А они спрятались вон там, — сразу же указал пальчиком Миллавеллор, делая вид, что отнёс данную угрозу к другому адресату. — Я помогу их упить… Побезали?
— Во-пейвых, съезь с меня, — неторопливо начал заводиться казак — время от времени он позволял себе такую роскошь. — Во-вторих, кде это там они спрятались?
По идее должно было бы иметь место и «в-третих», то есть логичный вопрос на тему: ну, прибежали, а дальше что? Их оружие бессильно, а физически одолеть громадного маньяка вообще нет никакой возможности. Они против него как дети. А Рахиль…
Что Рахиль? Мы обещали вернуться к тому гремучему клубку мыслевыражений, эмоциональному торнадо, можно даже сказать, противоестественному вулкану чувств, кипящему в её девичьем сердце. Тот случай с вампирами в баре, когда она хладнокровно расстреляла их в упор практически в момент мирных переговоров, и тот телефонный звонок от «и.о. Вельзевула» почти перевернули мировоззрение военнослужащей израильтянки.
Не вдаваясь в глубины психоанализа (да и кто мы такие, чтобы лезть туда и обратно с описаниями?!), скажем коротко: она решила стать мученицей. Да-да! Именно она, та самая Рахиль Файнзильберминц, отважная и решительная еврейка, никогда не сдающаяся и умеющая прямо смотреть в глаза всему: страху, предательству, смерти…
— Ваня, Ванечка, простите меня и помяните, когда на сто грамм доберётесь до водки, — тихо, почти беззвучно, одними губами (а потому без сюсюканья) бормотала она себе под нос, когда дурно пахнущий маньяк тащил её под мышкой по длинному тёмному коридору… — А ведь я жила на земле и не ценила восхода солнца. Меня определили в Золотой Иерусалим на небесах — так я оттуда сбежала. Передо мной открывал ворота Рая сам апостол Пётр, и шо? Мы с одним знакомым казаком сыграли в «поцелуй навылет», и вылетели оба! Таки я жуткая грешница, а оно мне ещё надо?!
Громадный мужчина остановился. Повернул бритую голову, к чему-то принюхался, удовлетворённо заурчал и прибавил скорость. Пару минут спустя он толкнул коленом едва различимую дверь и шагнул в совсем уж непроницаемую мглу. Рахиль почувствовала, как её грубо бросили спиной на что-то плоское, вроде стола или жертвенного камня, её руки и ноги были мгновенно затянуты заранее приготовленными верёвками. Щелчок зажигалки, и помещение постепенно осветилось огоньками шести квадратных свечей…
— Моя девочка, — хрипло протянул похититель, впервые произнеся нечто членораздельное.
