Терри Пратчетт - Я надену чёрное
— Но ты стянула ребенка.
— Нет, Папа, я ускользнула с ребенком. Слушай, пойми меня правильно. Я похоронила мертвого малютку. И я спасла жизнь умирающему. Время от времени, Папа, я улаживаю подобные дела. Люди порой этого не понимают и выдумывают разные сказки. Но мне плевать. Нужно делать работу, невзирая на ее содержание.
Раздалось кудахтанье, и во двор вышла Эмбер, за которой цепочкой следовали цыплята.
Кудахтала Эмбер. Тиффани с ее отцом смотрели как цыплята вышагивают взад-вперед, словно на плацу по командам сержанта. Между кудахтаньем девушка смеялась. А после того, как цыплята послушно выстроились и стали ходить по кругу, она взглянула на них так, будто ничего особенного не произошло, и увела их обратно в курятник.
Спустя несколько мгновений отец Тиффани спросил:
— Мне это не показалось?
— Нет, — ответила Тиффани. — И я понятия не имею, что это было.
— Я тут поболтал с ребятами, — сказал ее отец, — а твоя мама поговорила с другими женщинами. Мы присмотрим за Петти. Подобные вещи не должны повториться. Люди не должны полагаться, что ты со всем справишься одна. И если хочешь доброго совета, и ты тоже. Есть вопросы, которые нужно решать всей деревней.
— Спасибо, Папа, — ответила Тиффани. — Но, думаю, сейчас мне лучше отправиться проведать Барона.
Тиффани уже с трудом могла вспомнить, когда Барон был вполне нормальным человеком. И, похоже, никто не знал, что именно с ним не так. Но, как и многие другие убогие за которыми она присматривала, он каким-то образом держался, проживал новый день в ожидании смерти.
Она слышала, как кто-то из деревенских назвал его скрипящей дверью, которая никак не хлопнет. Барону становилось все хуже, и на ее взгляд, осталось не долго ждать момента, когда он хлопнет-таки своей дверью.
Но она могла унять его боль, и даже слегка ее припугнуть, чтобы та подольше не возвращалась назад.
Тиффани поспешила в замок. Сиделка, мисс Безызьянц, поджидала ее появления с бледным лицом.
— Сегодня у него не самый лучший день, — заявила она, и затем добавила с со скромной улыбкой: — Я все утро молилась за него.
— Уверена, это было очень любезно с вашей стороны, — ответила Тиффани. Она постаралась убрать малейший намек на сарказм из своего голоса, но все равно заслужила в ответ хмурый взгляд.
Комната, в которую почти влетела Тиффани, пахла как обычная комната больного: скученность народа, мало свежего воздуха. Сиделка встала в дверях, словно страж на посту. Тиффани спиной чувствовала ее подозрительный взгляд. В последнее время слишком часто приходится сталкиваться с подобным отношением. Иногда приходится стороной обходить проповедников, которые терпеть не могут ведьм, и собравшихся послушать их людей. Тиффани порой казалось, что люди живут в каком-то очень странном мире. Все, каким-то непостижимым образом, знают, что ведьмы похищают детей, вредят урожаям и делают прочую чепуху. И вместе с тем, все бегут к ним за помощью.
Барон покоился на груде простыней. Его лицо имело серый оттенок, все волосы побелели, а там, где они выпали — остались розовые проплешины. И тем не менее, он выглядел опрятным. Он всегда был опрятным человеком. Каждое утро один из стражников являлся к нему, чтобы побрить. Это, насколько могли судить окружающие, придавало ему сил, но сейчас, по ощущению Тиффани, Барон смотрел куда-то сквозь нее. Она к этому уже привыкла. Барон, что называется, был «человеком старой закалки». Он был гордым и имел не лучший в мире характер, но всегда мог за себя постоять.
Для него боль была разбойницей. А как нужно поступать с разбойниками? Их гонят прочь, потому что те, в конечном счете, всегда убегают. Но боль не знала о подобном правиле. Она просто еще сильнее разбойничала. И вот Барон лежит, сжав побелевшие губы. Тиффани почти слышала, как он не вопит от боли.
Тут она подсела к нему рядом на стул, встряхнула руки, сделала глубокий вдох и переняла его боль, позвав ее из уставшего тела прочь — собирая ее в невидимый клубок прямо за своим плечом.
— Знаешь, я не терплю, когда колдуют в моем присутствии, — от дверей раздался голос сиделки.
Тиффани поморщилась, словно канатоходец, почувствовавший, что кто-то только что врезал по противоположному концу каната огромной дубиной. Осторожно, по чуть-чуть, она успокоила течение боли.
— Я говорю, — продолжила сиделка, — что хотя и знаю, что от этого ему лучше, но спрашиваю — откуда берется это исцеление? Вот, что меня интересует!
— Может быть, в ответ на ваши молитвы, мисс Безызьянц? — ласковым голоском предположила Тиффани, и была бы рада увидеть, как лицо второй женщины вспыхнет от ярости.
Но для мисс Безызьянц ее выпад был как слону дробина.
— Нужно удостовериться, что здесь обошлось без темных сил и всяких демонов. Лучше уж потерпеть немного в этом мире, чем вечно страдать в ином!
Высоко в горах было несколько лесопилок, которые приводились в движение горной рекой. Там были циркулярные пилы, которые вращались настолько быстро, что был виден только серебристый вихрь в воздухе… пока один витающий в облаках человек не обратил на нее вовремя внимания, и диск превратился в розовый, а вокруг пошел дождь из пальцев.
Тиффани почувствовала сейчас нечто подобное. Ей необходимо было сконцентрироваться — боль поджидала малейшей возможности, когда она утратит сосредоточенность, а женщина настойчиво желала поговорить. Ну что ж, ничего не остается… и она сбросила часть боли в стоявший рядом с кроватью подсвечник. Тот мгновенно расплавился, а свечи вспыхнули пламенем. Ей пришлось затаптывать пламя, чтобы оно потухло. Потом Тиффани обернулась к онемевшей сиделке.
— Мисс Безызьянц, уверена, то, что вы собираетесь сообщить, очень интересно, но в целом, мисс Безызьянц, мне абсолютно наплевать на ваше мнение. Мне плевать, что вы здесь стоите, мисс Безызьянц, но вот что меня беспокоит, мисс Безызьянц — это очень трудное, и опасное для моей жизни занятие, особенно, если что-то пойдет не так. Убирайтесь или оставайтесь, мисс Безызьянц, только заткнитесь — потому что я только начала, а там скопилось очень много боли.
Мисс Безызьянц наградила ее еще одним взглядом, на сей раз грозным.
Тиффани посмотрела в ответ, а в чем ведьмы очень хорошо поднаторели, так это во взглядах.
За разъяренной сиделкой захлопнулась дверь.
— Говори тише, она подслушивает под дверью.
Это произнес Барон, но это трудно было назвать голосом. Его привыкли слышать громко отдающим приказания, а сейчас он говорил шелестящим, пропадающим голосом, которому каждое следующее слово давалось с большим трудом.
— Прошу прощения, сэр, но мне нужно сконцентрироваться, — сказала Тиффани, — Я себе места не найду, если что-то пойдет не так.
— Конечно. Я помолчу.
Процесс отбирания боли опасен, труден и очень-очень утомителен, но в качестве прекрасной компенсации можно было наблюдать, как посеревшее лицо старика возвращается к жизни. Оно даже слегка порозовело, и, по мере того, боль стихала и перетекала через Тиффани в новый крохотный невидимый клубок за ее правым плечом, все более и более наполнялось жизнью.
Равновесие! Во всем должно сохраняться равновесие. Это было первым выученным ею правилом. Ось циркулярной пилы ни внизу, ни вверху, но и верх и низ меняются в ней местами, хотя она сама сохраняет неподвижность. Нужно стать осью пилы, чтобы боль текла сквозь тебя, а не в тебя. Это трудно, но она это сумеет! Она могла собой гордиться. Даже Матушка Ветровоск хмыкнула, увидев однажды, как Тиффани продемонстрировала ей свой трюк. А заслужить хмыканье от Матушки Ветровоск все равно, что услышать от любого другого аплодисменты.
Барон же улыбнулся.
— Спасибо вам, мисс Тиффани Болит. А сейчас, я бы хотел сесть в кресло.
Это было необычно, и Тиффани пришлось это обдумать.
— Вы уверены, сэр? Вы очень слабы.
— Да-да, мне все об этом только и твердят, — ответил Барон, отмахнувшись. — Понятия не имею, почему они думают, что мне самому это не известно. Помогите-ка мне подняться, мисс Тиффани Болит, потому что мне нужно с вами поговорить.
Это было совсем не трудно. Девушка, способная вытащить тяжелого господина Петти из постели, легко справиться с Бароном. С ним она обращалась словно с дорогим фарфоровым сервизом, на который он теперь стал похож.
— Полагаю, мы с вами, мисс Тиффани Болит, за все время, что с вами встречались, ни разу толком не поговорили? Я прав? — спросил он, когда Тиффани усадила его, вложив в руки трость, на которую он мог опираться. Барон был не из той породы людей, которые привыкли разваливаться в кресле, если можно было сесть на его край.
— Ну, полагаю, да, вы правы, сэр, — осторожно ответила Тиффани.
— Мне кажется прошлой ночью ко мне являлось привидение, — продолжил Барон с небольшой кривой усмешкой. — Что вы об этом думаете, мисс Тиффани Болит?
